Наконец, процессия во главе с Селимом медленно двинулась к открытым настежь воротам. Под восторженные возгласы толпы повелитель вскинул на прощание руку в белой замшевой перчатке.

Проводив султана взглядом, Эда вернулась в постель, подавив тоскливый вздох. Девушка чувствовала себя слишком счастливой, чтобы задумываться над тем, как в дальнейшем сложится ее судьба, поэтому решила отложить эти тревожные мысли на потом. Опустив голову на подушку, она ощутила терпкий запах мужского тела, показавшийся ей сейчас лучшим на свете ароматом, и она с наслаждением зарылась в нее лицом. Поджав к груди ноги и уютно свернувшись клубочком, Эда задремала. Резко пахнущая тряпка внезапно закрыла ей лицо, заставив девушку проснуться и судорожно хватая воздух ртом, постараться отбиться от нападавшего. Но силы оказались неравными, от действия вонючей жидкости, которой была пропитана ткань, девушка начала терять сознание, руки безвольно упали на грудь и последнее, что она услышала, было злорадное хихиканье:

— Босфор станет твоими покоями, мерзавка!

***

Эда открыла глаза. Утренние солнечные лучи, проникая в комнату из окна, золотили потолок и образовывали зайчиков, разбегающихся по стенам, покрытым светлой краской. «Аллах-Аллах! Это же комната Серкана в его загородном доме! Кажется, все закончилось!» — с облегчением вздохнула она, хотя где-то, в самой глубине души, притаилось некоторое сожаление. Осмотревшись по сторонам, она увидела возлюбленного, спавшего на другой половине постели. Серкан сонно приоткрыл глаза, привычно тепло улыбнувшись ей. Лениво потянувшись, он приподнялся на локте. Притянув ее к себе, зарылся носом в темных волосах и прошептал в самое ухо:

— Любимая, ты не поверишь… Я видел такой прекрасный сон! Будто я — султан, а ты — моя прекрасная наложница…