— Да, немного нетрадиционный путь встречи двух влюблённых.
— И не говори, способ немножко офигительный.
— Немножко … .
— Я люблю тебя, Азирафель.
По щекам разливается румянец, в глазах вспыхивает показное возмущение,
— Ах ты плут! Специально смущаешь меня? Ведь я не привык, чтобы ты меня называл по имени!
— Но если мы собираемся пожениться, тогда я просто обязан буду называть тебя по имени. Ведь так делают женатые люди?
— Боже мой, да ты издеваешься!
— Ну, а если ты будешь называть меня Энтони, это поможет?
— Самую малость.
— Попытка — не пытка, — и он целует своего ангела в губы.
Азирафель полон энтузиазма. Он раздвигает губы и ищет язык Кроули. Вкус губ любимого, это то, что никогда ему не надоест, в этом он абсолютно уверен. Кроули переворачивает его на спину, заставляя стонать от ожиданий. Азирафель притягивает его за плечи, выгибается ему навстречу, встречая каждое движение гибкого тела.
Кроули раздвигает его ноги, и Азирафель чувствует, как он возбуждён. Азирафель прерывает поцелуй и возмущённо смотрит на своего любимого.
— Что такое? — Кроули беззастенчиво трётся о его бедро. — Это означает, что я счастлив. Ты не можешь игнорировать этот факт, даже если бы захотел.
Азирафель немного колеблется, потом проводит ладонью по спине своего любимого, обхватывает мягкую ягодицу, что вызывает у Кроули настоящий стон.
— Дорогой, — мурлычет он в ухо, дрожа от накатившей волны возбуждения. — Если тебе есть, что ещё показать мне, считаю разумным сделать это сейчас, нежели откладывать на потом.
Если события последнего времени что-либо и доказали, так это то, что Кроули является чрезвычайно умным и отзывчивым человеком.
Он всё-всё понимает. Именно это понимание с силой швыряет его вперёд и заставляет накрыть губы робкого викторианца страстным поцелуем. В его голове только одна мысль, что перед ним, даже вернее сказать под ним, настоящий Ангел, и он весь его. Хочешь — прижимай крепче к себе, хочешь — обожай и возноси хвалу небесам за это, хочешь — взъерошь ему пёрышки так, чтобы чертям в аду жарко стало … . Обхватив за плечи, он помогает своему Ангелу сесть, попутно расстёгивая пуговицы голубой рубашки. Нежный шёлк скользит вниз, обнажая грудь и руки.
Фелл весь отдаётся поцелую, но не забывает поёрзать, чтобы быстрее выпутаться из рукавов. Бастард! Перед глазами Кроули возникают обнажённые участки кожи, которых он ещё не видел, и он пожирает их глазами.
Вид плотного округлого животика, сильных рук, мерный ритм дыхания, поднимающих грудь, на которой видны мягкие светлые завитки волос, всё это заставляет Кроули всхлипнуть. Как же этот чёртов Фелл прекрасен! Один его вид приводит нетерпеливого рыжего в сильное возбуждение. Он неожиданно для себя самого кидается на эти божественные телеса и вцепляется зубами в мягкое плечо.
— Ой! — вскрикивает блондин, цепляясь за своего горячего партнёра. — Больно же!
— Извини, — он торопливо покрывает покрасневший участок кожи влажными поцелуями. — Не смог удержаться. Ты такой сладкий, так бы и съел!
Фелл вздыхает, мысленно соглашается (ещё раз бастард!) и начинает покрывать лёгкими поцелуями шею своего ненасытного друга. Он вцепляется в полы рубашки и Кроули с удивлением чувствует, как этот последний оплот приличия срывается с него Ангелом.
— Как тебя припекло-то! Не терпится? — жарко шепчет он в ухо Феллу.
— Извини, пожалуйста! — блондин резко выпускает полы рубашки и смиренно складывает ручки вдоль тела. — Я очень, очень извиняюсь. Пожалуйста, продолжай, что ты там хотел.
Кроули хватает эту мягкую наманикюренную руку и подносит к губам, покрывая поцелуями. Он смотрит своему Ангелу прямо в глаза, надеясь, что этим его успокаивает.
— Даже не извиняйся, Ангел. Это всё ради твоего наслаждения. Делай то, что ты хочешь, к чему чувствуешь порыв.
Открытие, что стыдливый румянец Фелла простирается вниз, идёт по шее и переливается на грудь — завораживает. Кроули накрывает волна нежности и сочувствия, охватывает чувство всепоглощающей любви и звериного желания обладать. Странно, но всё это находится в гармонии, когда дело касается этого непостижимого викторианца. Ни к одному человеку за всю свою жизнь Кроули не испытывал подобного. Это захлёстывает, но и пугает.
Фелл робко взглядывает из-под полуопущенных ресниц,
— Так ты не против, если я буду немного … ну-у-у, нетерпелив?
— Против? — Кроули неверяще хмыкает, не забывая покусывать ключицы и спускаясь чуть вниз по груди. — Это так сексуально! И потом, мне приятно сознавать, что ты меня хочешь так же сильно, как я тебя.
Фелл судорожно вздыхает, потому что чувствует, что Кроули добрался до брючной пуговицы, расстегнул её и медленно тянет молнию вниз. Там внизу всего очень много, а этот садист ещё мимолётно касается его пальцами, поглаживает … . Азирафель боится взорваться и разлететься на мелкие кусочки, но по выражению лица своего партнёра он догадывается, что тому тоже не лучше. У Кроули кружится голова от одной мысли, что Ангел так его хочет, или как бы тот сам выразился «так его вожделеет!»
— Ну-ка, снимай штанишки, — говорит рыжий, одновременно отбрасывая рубашку куда-то на пол. Фелл послушно стягивает брюки. На несколько мгновений они оба замирают, созерцая открывшуюся им новую степень раздетости. На них только бельё.
Кроули с удивлением наблюдает, что в боксерах у Фелла всё продолжает увеличиваться. Он думал, что уже всё, предел. Куда уж больше-то? Оказалось — нет … . Эта мысль срывает его с тормозов. Он просовывает руку за эластичный пояс боксеров и накрывает рукой горячую мягкость и твёрдость Фелла, поглаживает, мнёт пальцами.
Этого Азирафель уже не может вынести. Он со стоном откидывается на подушки, закрывая горящее лицо обеими руками.
— Кроули! — он натурально всхлипывает. Его бёдра сами приподнимаются над кроватью, и он вдавливается в горячую ладонь. — Боже милосердный!
Это так заводит, что его Ангел находится в таком разобранном состоянии и так быстро. Кроули весь лучится от гордости, вытаскивая внушительное достояние викторианца на свет божий и сдвигая боксеры куда-то вниз, на бёдра. Он устраивается поудобнее между ногами Азирафеля и видит, что хитрец раздвинул пальцы и исподтишка наблюдает за ним, не зная, чего ожидать.
— Что т-т-ы делаешь?
— Расслабься. И обязательно скажи, если тебе что-нибудь не понравится.
Фелл судорожно кивает, что служит разрешающим сигналом, и Кроули медленно проводит языком от основания до самого верха, оставляя влажную дорожку.
Азирафель с трудом подавляет готовый вырваться стон. Он хочет дёрнуться вверх, но его бёдра удерживают сильные руки.
— Боже мой, — он едва дышит. — Это так … непристойно!
Кроули это только забавляет. У него сейчас только одно желание … .
Продолжая крепко удерживать Фелла за бёдра, он делает то круговое движение языком, которое заставляет того закричать. Не как-нибудь всхлипнуть, а заорать в полный голос, не заботясь о рамках приличия. Фелл сдавливает бёдрами голову своего партнёра, ноги судорожно движутся по простыне. У него только одно желание — он хочет ещё, он хочет больше.
Его вид завораживает Кроули, он в жизни не видел ничего более восхитительного. Раз узрев, что там скрывает робкий викторианец, он уже не может не думать о том, чтобы не накрыть это губами и пировать, пировать, пока есть силы. Он не может отказать себе в удовольствии …. Нет, не так — в насущной потребности и зарывается лицом в мягкую промежность. Это сродни чревоугодию. Смертный грех! Ну и пусть! Он сладко стонет, познав вкус Фелла, втягивает щёки, стараясь не задеть зубами, и смыкается на нём.
Он награждён такими стонами и всхлипываниями. Фелл, не отдавая себе отчёта, колотит со всей силы кулаками по матрасу. Кроули понимает, что видеть своего ангела с этого ракурса — невыразимое чудо. Он может наблюдать, как собрался морщинками лоб, как безвольно раскрылись пухлые губы, как нежная краска заливает напряжённую шею. Он наклоняет голову, стараясь вобрать в себя как можно больше восхитительной плоти и чувствует, как Фелл упирается ему в горло.
