Все свечи и факелы были зажжены и даже полыхали, неразумное количество света означало лишь одно — Валиде-Султан всё ещё, вопреки всем правилам, ждала в этом дворце своего любовника, что не могло не заставить Дервиша выпрямить спину и прибавить шагу.
Тяжёлые двери отворил безликий слуга, облачённый в бежевый шёлк под цвет стен, и перед Дервишем открылась удивительная картина: Сабия стояла на столике, торжественно разведя руки, а Хандан вальяжно развалилась на подушках и внимательно смотрела на девушку. Валиде-султан сразу же повернула голову, увенчанную лёгкой короной, в его сторону. В её зелёных глазах полумесяцами блеснули отражения свеч, но как-то печально и холодно.
Дервиш постарался не слишком задерживать на ней взгляд, хотя и позволил себе немного лишнего.
— Госпожа, — во время ходьбы он немного склонил голову ради соблюдения малейшего приличия. — Вы почтили нас своим приездом.
Немного наклонившись вперёд, словно перед разговором, Хандан замерла, только едва приподняв кончики губ. Она ничего не сказала, хотя момент обязывал.
— Паша Хазрет Лери, Вы наконец проснулись, — Сабия бодро спрыгнула со столика без капли смущения, озаряя комнату светом более ярким, чем тысяча свечей.
— Здравствуй, Сабия, ты очень красивая сегодня, — Хандан демонстративно закатила глаза, но, кажется, не злилась, а надо было, чтобы она сходила с ума от ревности.
Нет. Хандан не должна была думать о возможности его связи с этим чудесным ребёнком, однако все тёплые слова должны были принадлежать лишь ей одной.
Сабия аккуратно держала в руках свёрток и совершенно не хотела продолжать беседу, то и дело смотрела на стену, позади Дервиша.
— Ты написала что-то, не так ли? — от вопроса румяное лицо Сабии стало совсем красным и смущённым. — Конечно, в один момент желание читать чужие произведения меркнет в сравнении с тягой к написанию собственных.
Закрывшись руками, она села на диванчик рядом со своей упорно молчавшей «наставницей». Странно было смотреть на этих двух женщин, когда они сидели так рядом, вместе. Словно на контрасте, Хандан выделялась своей искусственностью, будто бы она была статуей совершенной во всех отношениях, созданной специально для него, а Сабия была свежей, самобытной, живой. Она всегда стремилась к новым свершением, завидев книги, она поселилась в библиотеке, но бросила ремонт, а теперь пыталась сочинять. Хандан уже ничего не искала и Дервиш не знал, были ли в её жизни прежде какие-нибудь порывы, пылал ли в ней огонь, или, может, горел в ней теперь.
— Позволишь прочесть? — Дервиш совершенно напрасно пытался вернуться в реальный мир, но его мысли улетали далеко, быстрее, чем он ими повелевал.
Сабия подняла бездонные глаза на своего мужа, не произнеся ни слова, но вопрошая всем своим видом: «Могу ли я отказаться?»
— Я тебя ни в коем случае не заставляю, поделишься, когда настанет время и если оно вообще придёт.
Ядовитое растение. Хандан Султан иначе Дервиш описать её так и не смог, хотя и отчаянно старался найти более прозаичное описание, подходящее для возлюбленной. Озлобленная, жестокая, горделивая, она не видела людей вокруг себя, не внимала их просьбам, но порывалась управлять огромным государством. Совершенно глупо для человека, который зациклен исключительно на себе и своих собственных переживаниях. Да, Хандан любила сына до безумия, нежно, до боли, но он был частью её, пусть и каждый вздох был исключительно ради него.
И всё же, лишь она одна в мире способна была заставить Дервиша гадать, «а что если бы…» Хандан словно молила дать ей ещё одну жизнь, в других условиях, в кругу других людей, которые смогли бы согреть своим тепло её нежную душу, может, тогда бы она согласилась поделиться любовью. Ей бы расставлять безделушки по домам и не думать больше ни о чём. А пока Хандан оставалась ядовитым цветком, возросшем на неподходящей почве.
— Мне оставить вас одних, Сабия? Позволить вам остаться? — спросил он шёпотом, чтобы не ставить её в неловкую ситуацию.
Девушка намеревалась возразить, но затем, немного поразмыслив, утвердительно кивнула головой. Дервиш не стал спорить.
Вечером, когда шум снизу совсем стих, так, что можно было вновь наслаждаться заветной тишиной, Дервиш спустился вниз, на первый этаж, в залу, где только недавно роилась жизнь. Посреди комнаты сидела, счастливая, но очень усталая Сабия. Девушка вчитывалась в тот же свиток, с увлечением пытаясь отыскать нечто важное для себя.
— Валиде Султан уехала? — мягко спросил Дервиш, направляясь в её сторону.
— Нет, паша, — она по привычке встала и поклонилась, — Госпожа решила остаться ещё на одну ночь.
— Сабия, милая, если ты не хочешь видеть её в нашем доме, только скажи мне об этом или намекни, такое внимание весьма обременительно для тебя.
Сабия испуганно тряхнула головкой, словно её облили сверху из кувшина и она стряхивала капли.
— Нет-нет. Валиде — желанный гость, не нужно прогонять её. Она заботится обо мне. Помогает с ремонтом. И мне весело. И…
— Я понял, Сабия, — Дервиш растёкся мягкой улыбкой под действием искренности этого молодого существа. — Я лишь хочу, чтобы этот дворец был для тебя настоящим домом, как и для меня. Почему ты не приглашаешь других гостей?
— Я… — Сабия сцепила руки замком в точности как Хандан. — Я хотела бы, но не могу, — глаза девушки судорожно забегали по стенам. — Я жена Великого Визиря, я никому не интересна, не считайте меня глупой, однако я чувствую, как у меня вымаливают снисхождение для мужей. Мне не нужно притворство, лучше уж совсем одной.
— Сабия, я никогда не посчитаю тебя глупой.
«Бедная душа», — с отвращением к себе подумал Дервиш, глядя на игру света в струящихся волосах своей молодой жены. Она была не Хандан, как бы не сцепляла руки и какие причёски бы не носила.
— Знаешь, милая, нам стоит провести весьма важную беседу о твоём будущем, — он жестом попросил её приготовиться внимательно слушать, на что Сабия лишь испуганно вытаращила глаза. — Может случиться так, что меня не станет. Я хотел бы защитить тебя полностью, но, боюсь, если я погибну, ты останешься одна.
— Паша, не беспокойтесь, Валиде позаботится обо мне, — девушка ласково коснулась его руки, чтобы успокоить.
— Валиде может не оказаться рядом…
— Нет, она поможет.
— Сабия, я не могу оставить тебя только на суд Валиде, послушай, — он в ответ сжал её маленькие, почти детские бархатные руки. — Помнишь дом, куда мы ездили после пятничного намаза в мечети?
Девушка неуверенно кивнула.
— В этом доме, в кирпичной стене, замуровано золото, достаточно, чтобы жить в достатке, — Дервишу было горько произносить каждую фразу, но как он не изворачивался, надо было объяснить девушке, почему она останется без средств существования.
— Если меня казнят, — он запнулся, словно ему вонзили клинок в спину. — Тебе не оставят ни одного акче, всё имущество перейдёт в казну. Я не хочу оставлять тебя в вечном позоре, ты сможешь навсегда уплыть из Стамбула, если захочешь.
Сабия отвернула голову к окну, задрав подбородочек кверху, должно быть, чтобы удержать наворачивавшиеся слёзы. Она всхлипнула, всё также стоически выдерживая неожиданно свалившиеся на неё новости. Дервиш не мог смотреть на неё, слишком уж чистая и добрая была эта невинная душа.
Никогда прежде ступени не были такими высокими и бесконечными, прежде его казнь была далека, а теперь сабля словно занеслась над головой, готовясь упасть. Сможет ли он сохранить достоинство, когда пойдет на встречу палачу? Умирать оказалось очень сложно, зная, что в этом мире он оставит Хандан, сейчас он был счастлив, весь обросший ядовитым цветком, скованный им по рукам и ногам. Всё могло обойтись, Ахмед должен был сменить гнев на милость рано или поздно. Но вдруг прощение будет получено посмертно? Он же весь в мать, столь же импульсивный и недальновидный.
В его покоях, свернувшись клубочком рядом с камином, сидела Хандан, поглощённая игрой света на камнях в кольцах. Она не сразу оторвалась от завораживающей картины, чтобы поприветствовать его. Тонкое шёлковое платье облегало каждый изгиб, загадочно струилось на полу, пока его хозяйка меняла позу.
