— Дервиш, вы говорили о повышении налогов, кажется, — она перешла на понятную тему, стараясь выказать заинтересованность: Паша не должен сбежать от неё раньше времени.
— Да, Госпожа, налог я поднял, война утягивает слишком много денег из казны, — он повернулся к ней, слегка улыбнувшись. — Вы запомнили?
— Конечно, — Хандан смутилась и поёжилась, всё же в ответ приподняв кончики губ. — Не думаете ли вы, Дервиш, что я совсем вас не слушаю?
— Временами, когда вы отводите взгляд и устремляете его куда-то к горизонту, мне так кажется, Госпожа. Не серчайте, я грешен.
— Твоя догадка имеет место быть, Дервиш, — она лукаво подняла бровь. «Посмотри на меня как прежде, хищно, посмотри же». Но Великий Визирь остался невозмутим.
— Война — чертовски дорогое удовольствие, — буркнул Дервиш, очевидно, подметив, но проигнорировав её знак.
— Неужели ты всё ещё посылаешь деньги армии? Мы же даже не знаем, где Падишах?
— Зато знаем, где стоят его отряды, и им тоже нужны средства на существование, не оставим же мы отряды разбойничать?
— Словно они этим не занимаются, захватывая и разграбляя города?
— Осторожнее, Султанша, это называется священная война, — Дервиш замедлил шаг и напрягся всем телом, обратив внимание на резво бегущего человека.
— Против неверных, я наслышана, — «кого ещё там принесло».
— Да-да, Госпожа.
Запыхавшийся молодой человек оказался уже совсем близко, его смуглое лицо сияло от нетерпения и гордости, что он доставил письмо так быстро.
— Ворон принёс, от Повелителя, — он гордо задрал голову и уверенно протянул свёрток паше.
Хандан вся затрепетала внутри от нетерпения, когда Дервиш, сведя брови вместе, впился глазами в письмо. Прочитав, он несколько секунд помолчал на «радость» Валиде-султан, готовой трясти его, пока тот не скажет.
— Наш повелитель вернётся в столицу через три недели, Госпожа, — Дервиш выглядел так сосредоточенно и спокойно, что Хандан не сразу поняла сказанное им.
— И что? — спросила она.
Дервиш, прищурившись, странно осмотрел её с подола платья до верхнего камушка на короне.
— Ахмед приедет скоро, через три недели, Госпожа.
— Мой Лев возвращается! — наконец, поняла она. — Мой сын едет домой! О, Аллах, ты милостив! Дервиш? Неужели?
— Да, Валиде, — он поклонился, готовясь уходить, — надо отдать распоряжения.
— Конечно, иди, иди!
К Хандан быстро подлетела Дениз.
— Что это ты, Госпожа, так просияла? Дервиш?
— Да какое мне дело до Дервиша? — злобно рявкнула Хандан. — Ахмед! Мой сынок возвращается!
========== Возвращение Повелителя мира ==========
За окном раздался первый пушечный выстрел. Подскочив с дивана, Хандан замерла в надежде услышать следующий. Вскоре последовал и второй, и через мгновение, показавшееся ей вечностью, над Стамбулом разнеслась оглушительная симфония всевозможных пороховых орудий. Падишах вернулся.
Хандан с облегчением выдохнула, расплывшись в самой искренней улыбке. Весь мир следом поплыл от счастья.
В покои Валиде-султан вихрем внеслась Айгуль со своими строптивыми помощницами. Они, словно ураган, закружились вокруг Хандан и в короткий срок облачили её в нужное платье, нацепили все заранее выбранные драгоценности, уложили причёску. Не прошло и часа — Валиде-султан была полностью готова встречать сына.
В парадных покоях шумно толпились девушки, завершая последние приготовления к встрече с Повелителем. Кёсем не могла устоять на одном месте, фурией носясь среди прочих наложниц. Она постоянно подходила к зеркалу проверить свою неземную красоту, заправив все прядки в витиеватую причёску, шла к пищащему Мехмеду.
— Где Махфируз, Джаннет-калфа? — Хандан выхватила из толпы разукрашенную, к общему веселью, калфу.
— Валиде-султан, в своих покоях она с сыном возится, — калфа по обыкновению фальшиво засуетилась.
— Иди приведи её!
Хандан решила в первые дни не вызывать напрасно гнев Ахмеда неприятной новостью, чтобы его недовольство не отразилась на ней самой в первую очередь. Она, конечно, собиралась рассказать, но позже, через неделю или две. Может и никогда. Но Кёсем знала о преступлении Махфируз, и считать, что гречанка не захочет удалить мать старшего шехзаде, было бы опрометчиво.
Халиме-султан со своей свитой напоминала грозовую тучу среди ясного неба. Они уверенно вошли, одарив окружающих взглядом презрения.
— У нас великий праздник, а ты в чёрном, Халиме, — Валиде высокомерно подняла бровь, стараясь придать своему взгляду безразличие.
— Главное — в душе моей радость и счастье, — самодовольно пропела Халиме. — Наконец, справедливость восторжествовала, и все дети снова вместе с матерями, даже Махфируз вернулась во дворец.
— Теперь мой сын вернулся, в подобных мерах нет необходимости, мне вовсе не приятно было разлучать вас.
— Да-да, что же до Дервиша-паши, с которым вы так мило беседовали в последнее время, говорят, он столицу вычесал, как блохастую собаку, к прибытию нашего Повелителя.
Хандан устремила взгляд на Кёсем, давая понять Халиме, что слушать её не хочет и не будет. Ей и самой не нравилась нездоровая суета Дервиша, с которым за последние три недели она виделась лишь один раз, да и то мельком. Халиме знать об этом не обязательно.
Махфируз вошла вместе с Османом. Мальчик сиял от радости и не переставал смеяться. Он подпрыгивал вверх, цепляясь за юбку матери маленькими пальчиками, и постоянно ждал от неё реакции. Хандан не было жаль ни девушку, ни ребёнка, но без них Кёсем оставалась единственной фавориткой в гареме.
«Ахмед-хан Хазрет Лери!». Тяжёлые двери отворялись слишком медленно, прямо-таки бесконечно. Хандан едва помнила от счастья и тревоги, как дышать. «Как он теперь выглядит? Здоров ли? Аллах!»
Ахмед вошёл быстрыми шагами. Он стал выше и крупнее, коренастей, шире в плечах, с лица пропало прежнее детское выражение, появилось несколько мелких шрамов над бровью, но он был цел. Точно цел. Руки, ноги, голова — всё было на своем месте. Хандан выдохнула. Кёсем тоже.
— Валиде, — голос стал немного грубоватым, похожим на голос покойного хана. — Рад видеть вас в добром здравии.
— Лев мой, у меня душа чуть не разорвалась ждать тебя. Я так молилась за тебя, и Аллах услышал меня. Как ты?
— Хорошо, Валиде, — он неоднократно поцеловал её руки. — Как мои шехзаде себя чувствуют?
— Благополучно, — Хандан кивнула на рядом стоящую Махфируз с Османом.
Ахмед пристально посмотрел на стесняющегося мальчика, придумывая, как к нему обратиться.
— Здравствуй, Осман, помнишь меня?
Шехзаде, видимо, не помнил и вопросительно посмотрел на Махфируз, которая многозначительно ему кивнула. Осман ещё немного подумал, его тёмные глазки забегали и неожиданно прояснились.
— Папа! — расплылся в улыбке мальчик, который и не помнил отца, но был тщательно науськан, что некий «папа» приедет и это будет очень хорошо.
Ахмед, не зная тонкостей процесса общения с детьми, просиял следом за сыном и крепко обнял ребенка.
— Кёсем, моя путеводная звезда, — он осчастливил гречанку нежным поцелуем в лоб. — Я думал о тебе, и дни проходили быстрее.
— Ахмед, я не спала ночами, а теперь ты со мной, душа моя. Аллах услышал мои молитвы.
Хандан, вынужденная выслушивать подобные нежности по отношению к какой-то наложнице, злилась.
К вечеру Хандан решилась навестить сына, поскольку он быстро ушёл справляться о «делах государственной важности». Через дверь слышалась невнятная ругань, она подождала, пока шум затихнет, и приказала слугам постучать.
— Валиде-Султан, Повелитель, — к удивлению, сразу её не пустили.
— Просите.
Хандан, счастливая, влетела в покои, но запал сразу исчез как не бывало: Дервиш стоял, немного склонив голову, — держал ответ перед красным, очевидно разъярённым, Ахмедом.
— Вот и вы, Валиде, пожаловали, — Ахмед говорил более чем недобро. — Вам тоже есть что мне сказать, не так ли?
