— Не понимаю только — почему? Валиде?
— Просто, вы можете это сделать, и тогда — я пропала, Дервиш. Меня спасает ваше личное желание, нет, не обязанность, именно желание служить мне. А если оно пропадёт?
— С чего ему пропасть после стольких лет?
— Я не знаю. Но это возможно, любовь не вечна, а более не в моих силах тебе что-то предложить. И сейчас… Одно ваше слово — я пропала, Дервиш.
— Вы боитесь моей власти над вами, Валиде? Вы — Валиде Султан, стоит вам пожелать — мне отрубят голову, не сомневайтесь.
— Нет. В том и дело — я уверенна, что нет. Меня и слушать не станут, — Хандан тяжко вздохнула, приводя мысли в порядок. Неожиданно в общей массе идей ей встретилась одна совершенно новая, которая прежде не посещала её. — Дервиш, — неуверенно начала Хандан, зная, что ступает по очень тонкому льду, — не боитесь ли вы, что вам будет вынесен смертный приговор в своё время?
— Вы правы, — он недовольно протянул фразу после недолгих раздумий, — порой меня это тревожит.
— И сейчас?
— Особенно сейчас, Валиде. Я расправился с несколькими врагами, открыв путь другим. И так всегда — уничтожь одного — расплодится больше. Я — смиренный раб вашего сына, но не безгрешен.
— Если вы — раб, какая же участь уготовлена мне, Дервиш? — она крепче сжала его руку, впиваясь ногтями в кожу. — Вы единственный, кто в этом ненавистном дворце летает свободно.
— Вы, наверное, ошибались, я всегда буду слугой дворца, мне не дано быть свободным во многих вопросах.
— Что ж, Дервиш, — Хандан печально улыбнулась, — мы с вами — главные слуги этого дворца, сколько лет не пройдёт, всегда будем здесь чужими.
— Всегда, — Дервиш ловко высвободил руку из цепкой хватки Хандан, быстро поднёс её к губам.
Хандан ничего не успела понять, как он уже выходил из комнаты, снова оставляя её одну.
— Дервиш, — она окликнула его у самой двери, — если вас будет что-то беспокоить, что угодно, скажите мне, я выслушаю, буду рада оказаться вам полезной.
— Пообещайте мне, Валиде, больше никогда не сомневаться во мне, — сказал Дервиш заметно строже, чем шёл их диалог ранее, — никогда, слышите.
— Я клянусь тебе, Дервиш. Никогда.
Дервиш ушёл, оставив неприятное послевкусие от последней фразы. Всё-таки он не забыл и не простил её «предательства», и, скорее всего, не стоило питать надежду, что ночь прошла бесследно для них двоих. С другой стороны, Хандан не сомневалась, что другая ночь, о которой паша хотел забыть, поможет ей восстановить гармонию, нужно лишь правильно использовать её. Жалость способна сильно влиять на поведение человека, что же говорить о несгладимом чувстве вины? Как никогда она была рада своей маленькой лжи, но зареклась быть осторожной в словах в дальнейшем, не поддаваться бушующим внутри эмоциям.
Взгляд Хандан случайно скользнул на руку, которую Дервиш так внезапно поцеловал. Крутившиеся до этой самой секунды в голове у Валиде мысли испарились, будто бы их и не было, оставив место лишь одной. Краска смущения подступала к её несколько опухшему лицу, которое она тут же закрыла подушкой. Ей не было стыдно или неловко, только бесконечно приятно и волнительно. Это была непростительная дерзость с его стороны предпринять подобное действие, но Хандан поняла, что не сможет простить Дервиша, если он не повторит своё преступление вновь.
========== Новые лица ==========
Обед проходил в покоях Валиде-султан с единственной целью — в очередной раз приподнять статус и влияние Хандан в гареме. Она разумно рассудила, что одними подарками затуманить голову молодым девочкам не удастся, необходимо и личное участие, и для этого решено было проводить шикарные трапезы от имени Валиде.
Во время обеда Хандан начала замечать странные смешки среди наложниц, они хихикали и старались делать это незаметно от своей госпожи, которая, однако, ещё не лишилась зрения и слуха, вопреки их ожиданием. Всё было терпимо, пока не подали сахарные подушечки — известную слабость Валиде-султан, образовалась некая очевидная закономерность. Когда Хандан отправляла очередную сладость за щёку, девушки чуть не начинали давиться от смеха, одна даже закашляла, и, не переставая сдерживать хохот, быстро удалилась. Сказать, что Хандан была озадачена — ничего не сказать.
— Девушки, — сгорая от любопытства, Хандан отложила подушечку на поднос, — всё понять не могу, что вас так забавит? Расскажите мне!
Но в ответ послышался лишь глухой гогот разодетых красавиц, переглядывавшихся и избегающих взгляда Валиде-султан.
— Говорите же! Иначе скопом отправитесь в Старый дворец, — шутливо произнесла она, конечно же, без подобного намерения, — а, знаете, лучше выдам вас всех замуж … за старых пашей, ох и многих в отставку Великий Визирь по возрасту отправил, надо же их как-то утешить. Вот вы этим и займётесь. А? Как я придумала?
— Валиде, — визгливо потянули девушки, все разом. — Да за что? Что мы сделали?
— Не хотите, я смотрю! Тогда говорите, если Валиде-султан спрашивает!
Одна наложница осмелилась подняться, освободившись от рук подруг, старающихся удержать её от неверных решений. Она шустро расправила платье, переступила с ногу на ногу и, бросив лукавый взгляд на Валиде, начала.
— Госпожа, — она преодолела желание рассмеяться, — мы слышали, что вам привезли платье из Европы, и вы, — снова постаралась сдержаться, — и вы… вы… не смогли его застегнуть.
Девушка зажала рот, затем сквозь пальцы как-то проговорила «Извините» и с шумом упала на подушки, где уже спокойно могла дать волю чувствам.
— Ах, вот оно что, — теперь и Хандан не смогла сдержать улыбку, — да, это правда — корсет не сошёлся на мне, но на любой из вас он тоже не сойдётся. Уверяю вас.
Венецианское платье было непомерно узким в талии, таким, что Хандан и не стала пробовать зашнуровать его. Саму материю она отдала на перекрой к портнихе, уж больно роскошно оно было украшено, чтобы легко расстаться. Тёмный бархат контрастировал с серебряной вышивкой и ровнёхоньким крупным жемчугом, кружева были чёрные, и хотя Хандан не до конца понимала и любила их, ей приглянулись.
— А если кто-то влезет в платье? — высунулась ещё одна девушка, видя добрый настрой госпожи.
— Думаю, я даже уверена, что никто не сможет, ну, а если всё же кто-то справится, я отдам счастливице все украшения, что сейчас на мне.
— И корону?
— Все. И корону тоже. Айгуль, принеси корсет.
На самом деле, чем больше Хандан любили и уважали в гареме, тем меньше она хотела видеть наложниц сына. Последнее время, пока было тепло, на территории гарема её уловить было совершенно невозможно, даже маленький Осман не мог заставить Валиде оставаться в ненавистном месте. Любые занятия она предпочитала нахождению среди глупых девиц, так и теперь Хандан напросилась пойти с Дервишем-пашой на рынок рабов, прикупить заморских танцовщиц для своего небольшого ансамбля, устроенного чтобы, опять же, избежать общения с наложницами. Да и перспектива провести полдня с Дервишем не могла не доставлять удовольствие, пусть они идут туда из разных побуждений, дорога всегда долгая.
Дервиш очень легко согласился взять с собой на невольничий рынок Хандан, попросив её одеться поскромнее, чтобы не привлекать лишнего внимания. Стоило уже начать приготовления и найти Хаджи-агу, которого надо было отговорить сопровождать свою госпожу, иначе — не поговорить ей с Дервишем и не объясниться с ним о поцелуе. Нужно было сказать, что подобная дерзость не допустима, и, как бы в душе Валиде не жаждала томных взглядов визиря, пресечь любые попытки ухаживаний с его стороны. Однако Хандан медлила со сборами и отнюдь не торопилась переодеваться в нищенскую одежду, висящую на ширме и раздражающую глаза. Какие-то коричневые тряпки, бордовый плащ, чтобы покрыть голову и походить на странного зверька больше, чем на обитательницу дворца. Он застёгивался до самой талии, а лиф нижнего платья напоминал сарафан с открытыми плечами и руками, неприличный, но адская жара не спадала несколько недель, и Хандан было не до условностей. К тому же ей долго ехать в повозке, где будет ещё невыносимее.
