Мартин послушался. В ту пору он, рано повзрослевший внешне, был сущим ребенком – вырванным из своей среды и отправленным учиться. Науки поначалу давались ему нелегко, но упорство и трудолюбие приносили свои плоды. Некроманты нужны были в большом количестве, и потому шестилетние курсы семинарии при ордене сократили до четырёх лет – остались только магические дисциплины, занятия по грамматике и основы вычисления. Исключительно для того, чтобы молодые подмастерья не писали совсем уж безграмотных отчетов. А ведь когда-то семинаристы изучали и историю, и философию, и иностранные языки, и вычислительные науки, изучали движение звезд, многообразие живых существ. Новой поросли некромантов предстояло бы стать компанией неотесанных деревенщин, но лорд Сейнхальд боролся с этим, как мог. В том числе и таская семинаристов и подмастерьев по светским раутам и отправляя их в свободное от напряженной службы время то в театр, то в библиотеку. Они ворчали, но слушались.

Мартин послонялся тогда по залу, украдкой достал из кармана записную книжку, записал произнесенное магистром новое слово, чтоб не забыть посмотреть в словаре его смысл, о котором он, впрочем, догадывался. Б затем направился к так заинтересовавшей его девушке, всё ещё беседовавшей с айзаканским жрецом.

– А разве это не багрийский царь сказал: «Этот год был сложен и плодотворен, и наступающий будет сложным. И плодотворным».

Жрец рассмеялся.

– Я достаточно близок ко двору, но никогда такого не слышал. Думаю, это выдумка.

– Однако фраза хороша…

– Вполне. И очень в характере покойного царя Исари, – улыбнулся жрец и странным жестом провел по зачёсанным назад гладким ярко-рыжим волосам.

– О, я видела чудесную постановку багрийской оперы, – оживлённо продолжала девушка. – «Амиран и Лейла», прекраснейшая вещь, но ваш всемерно почитаемый царь показан там несколько неоднозначно… Однако ария «А над любовью и цари не властны…» просто безупречна!

– И над своей любовью, и чужой… – с непонятной улыбкой продолжил жрец. – Что ж, из песни слов не выкинешь… Говорят, либретто принадлежит перу, простите за каламбур, Небесного Всадника, а они не склонны лгать.

– Так вы не отрицаете существование Небесных Всадников?

– Как же я могу его отрицать? – удивленно развел руками жрец. – Разве вера в их существование не составляет сути учения, которое я несу своим прихожанам?

– Но ведь наши жрецы не говорят том, что Хозяин и Хозяйка живут среди нас и вообще могут воплощаться в человекообразных телах. И никто не называет ни князей, ни царей ни потомками, ни воплощениями богов.

– Человекообразных, – повторил жрец задумчиво. – Вы не находите, дитя мое Маргарита, что есть в этом слове некая лишняя тяжеловесность и наукообразность?

– И её примерно столько же, сколько и в слове «наукообразность», – не осталась девушка в долгу.

Так Мартин узнал, как зовут прекрасную незнакомку.

– И всё же? При чем здесь человекообразность? Я разве называю их богами? Не в большей степени, чем магов. Ни в одном айзаканском языке такого слова нет.

Девушка несколько смешалась под напором жреца.

– Но ведь они не люди…

– Разве? Что же их отличает от людей? Пара крыльев за спиной? Чимерология не стоит на месте, и те же казгийские жрицы славились тем, что приживляли себе рога, когти, перья, змеиную кожу…

– Б что же до силы? Если они действительно существуют… Вы ведь возносите им молитвы, просите о защите.

– Для жителя Айзакана существуют, безусловно. Что же до силы… Если говорить языком крайне упрощённым, один Всадник – это примерно сотня магов. По двадцать пять из каждого ордена… Они-то не сказка?

Жрец указал рукой на Мартина. Девушка тоже на него оглянулась – и узнала. Мартин поклонился.

– Семинарист Хагал, к вашим услугам, из ордена Тьмы, – и чуть было всё не испортил, спросив, как она себя чувствует после той истории.

Жрец привычным жестом осенил его благословением.

– Маргарита Крайс, журналист. Пишу статьи для «Хрустального копья», – девушка подала ему руку жестом быстрым и решительным. И подразумевающим пожатие, а не поцелуй.

Фамилия её показалась Хагалу знакомой. Он энергично, хоть и несколько смущённо пожал протянутую ему руку. Девушка улыбнулась, спросила:

– Вы хотите сломать мне пальцы?

– Что вы! Нет! – возмутился он в ответ и выпустил, наконец, её руку.

Маргарита демонстративно потрясла ладошкой, продолжая лукаво улыбаться.

– Я оставлю вас, дети мои, – сказал им жрец, и, легко коснувшись плеча Хагала, шепнул: – Берегитесь, юноша, – она устроит вам форменный допрос. Но ради столь прекрасной девушки можно вытерпеть и не такие пытки, правда?

И, подмигнув, растворился в толпе. Маргарита проводила его взглядом и покаянно вздохнула:

– Ничего не поделаешь, профессия обязывает. Мне нужны интересные истории – скоро заканчивается мой испытательный срок в «Копье»… Ах, расскажите же мне о том, что некроманты думают об Бйзаканской теории купола!

Мартин пожал плечами. Жаль, что в мантии не было карманов – он бы сейчас сунул в них руки, а то болтаются, и деть их некуда.

– П теории купола я знаю только то, что она существует… Мы сейчас ничего не изучаем, кроме классификации нежити и правил поведения при прорывах Бездны. Нет времени изучать всякие… теории.

Хагал немного привирал. Пусть у них и не было времени получить серьёзное образование, они ходили на факультативы. Факультатив по теории магии вела мастер Игла – очень строгая дама неопределенного возраста, с выбитым глазом и шрамом на пол-лица. Шрамы свои она свести не пыталась и носила с гордостью. Когда-то она была обычной девушкой из разоренной войной деревни, и чтобы выжить, ей приходилось продавать своё тело. Она поздно, ближе к двадцати годам, обрела дар и прибилась к армии тогда ещё не магистра, а лорда Рейнхальда. С тех пор она всегда ходила в глухом платье и перчатках и не терпела ничьих прикосновений. Говорят, она счастлива была, когда мавка выбила ей глаз на болотах близ Синекамья. Радовалась, что теперь на неё никто не взглянет с вожделением. Лорд Рейнхальд относился к ней со странной теплотой и пониманием и часто посещал читаемые ею лекции. Сидел, как всегда прямой и спокойный, незаметно и недвижно, и семинаристы легко забывали о нём. У мастера Иглы не забалуешь – чуть что, и с её пальцев срывались ветвящиеся молнии, наказывавшие и правых, и виноватых, и просто под руку подвернувшихся.

– Теория купола имеет право на жизнь, – наконец, авторитетно произнес Мартин. – Ибо достаточно близка к теории луковицы…

Маргарита приподняла брови.

– Теории луковицы?

– Так иногда называют теорию Граней…

– П, расскажите поподробнее, – восхитилась Маргарита и достала блокнот.

Хагал только теперь заметил, что она в брючном костюме – широкие штанины издалека вполне могли сойти за традиционную юбку. И карманы в них вместительные. Маргарита заметила его взгляд:

– Да, да, я чудовищно нарушаю правила приличия, но мне так надоели эти напыщенные аристо! Рассказывайте же скорее, я так ужасно мало знаю о магических науках. Впрочем… – она задумалась. – О физических науках я знаю и того меньше. Все же магия так романтична!

– А физика? – улыбнулся Чагал. Пна лишь махнула рукой, предлагая продолжать. И жестом подозвала официанта, взяла с подноса два бокала шампанского.

Мартин принялся излагать ей теорию Граней.

– Граней на самом деле очень много, – произнес он и попробовал шампанское на вкус. Пузыри ему не понравились. – Но не всем они доступны. Теория луковицы, она гласит, что центром мира является наш, материальный, а всё остальное – слои, как у…

– Луковицы. Я поняла, – кивнула Маргарита.

– Да, – кивнул Мартин и, не давая сбить себя с толку, продолжил: – Мир похож на луковицу. Сердцевина – материальный мир, вокруг него слои. Нам, некромантам, доступны три из них. Условные названия: Первая грань, Вторая Грань и Ничто. На Первой Грани живет разнообразная нечисть, мелкая и не очень. Одни питаются плотью и кровью, другие – людскими страхами. Здесь же можно встретить Хранителей, хотя они предпочитают обитать на Второй Грани, среди душ умерших. Также на Первой Грани можно встретить нежить – деформированных магией людей, хотя нежить предпочитает материальный мир.