– Я от них без ума. Я их узнаю из тысячи. Вот поставят передо мной тысячу красивых девчонок с закрытыми лицами, и я легко узнаю, где ты. Просто потому… что у меня от малахитовой зелени твоих глаз сносит крышу, ни о чем не могу думать, когда ты так смотришь… Пожалуйста, смотри на меня всегда.

– А как же сон? – обнимаю его, растворяюсь в его нежности.

– Смотри на меня даже во сне, – шепчет мне Костя, а потом поднимает мое лицо и долго целует.

На глазах у Кирилла, на глазах у Алины, которая тоже решила выйти на улицу. И на глазах у брата, который выносит мясо.

Губы Костика еще теплые, не успели поддаться морозу, и я с удовольствием впитываю их теплоту, жарюсь от взгляда мужчины настолько, что готова снять пуховик и стоять на снегу босиком.

Выныриваю из нежного плена только тогда, когда позади нас проезжает машина. Обернувшись, вижу, как выезжает из ворот черный джип. Костика? Нет, номера совершенно другие, хотя машины один в один. И вдруг, по тому, насколько свободней и проще становится мне дышать, понимаю, что это уехал Влад.

Значит, в чем-то их вкусы действительно совпадают. Но почему камнем преткновения стала именно я? Может, Алина права и Влад действительно голубой? И не только предпочитает мужчин, а ненавидит всех женщин?

Лучше бы, конечно, все оказалось именно так, но увы…

На шашлыки собирается вся компания, кроме Влада. Костя только отмахивается от вопросов друзей – объясняет, что у брата много работы, сеть фитнес-клубов, ночных клубов, так что где-нибудь там и поест.

Алина, впрочем, хочет произвести впечатление и отставляет несколько шампуров для хозяина дома. Кирилл лишь хмыкает, замечая эту уловку. День проходит весело и отвлекает меня от грустных мыслей. К тому же, со слов Кости я понимаю, что Влад будет часто отсутствовать, если не постоянно.

Кстати, Кирилл, как и Костя – просто душа компании. Много рассказывает забавных случаев – про рыбалку, охоту, и тут же собирается группа желающих опробовать все и немедленно, тем более что места позволяют.

Эти шашлыки нас сближают – замечательное чувство, когда тебя не считают недостойной, изгоем. Мы долго пробыли на свежем воздухе, и, едва вечереет, все с удовольствием возвращаются в дом, чтобы посидеть с бокалом вина или стаканчиком коньяка у камина.

Я задерживаюсь на крыльце, поднимаю голову вверх и любуюсь снегом, который все усевает щедрыми хлопьями. Мне не холодно, наверное, потому, что сзади меня обнимает Костя – я чувствую его горячие руки даже через свой пуховик. Он терпеть не может перчатки, я тоже прячу ладони в карманах.

– Машка… – шепчет он, скользя губами по моему уху, вздыхает и повторяет: – Машка…

Я срываюсь с места, сбегаю с крыльца, леплю снежок и запускаю в него. И хохочу, когда, ударившись о дубленку, вниз летит белая россыпь. Естественно, мне тут же решаются мстить, вот только месть не холодная, а горячая, и не из снега, а и из поцелуев, которыми покрывают мое лицо, шею, глаза.

Мы целуемся так увлеченно, как будто долго не виделись и спешили друг к другу, как будто нет в мире ничего, кроме этих поцелуев. Дыхание Кости становится рваным, открыв глаза, я понимаю, что на меня смотрит голодная ночь, и немного пугаюсь.

– Не бойся, – мужчина к чему-то меня прижимает и тянет молнию пуховика вниз, а сам прижимается ближе.

Его дубленка уже расстегнута, блейзер тонкий, руки проворные, и теперь меня обдает жаром практически со всех сторон. Из дома слышится смех, я дергаю головой, но Костя лишь усмехается.

– Никто нас не видит.

И, наверное, правда, никто – сверху нависают пушистые ветки, а освещение у дома в отсутствие хозяина никто не включил.

– Не бойся, – шепчет Костя, наблюдая за тем, как дрожат у меня ресницы, и запускает руки под свитер, а сам прижимается пахом и пытается вжаться в меня.

Делает несколько движений, разочарованно выдыхает, потом расстегивает пуговицу своих брюк, звенит молнией и снова ко мне прижимается. Даже через мои джинсы я чувствую его жар.

– Маш, только не бойся, – уговаривает он, берет мою ладонь, греет своим дыханием и опускает ее вниз, заставляя прикоснуться к себе.

Внимательно наблюдает за реакцией – не противно ли. Я пытаюсь понять, что чувствую, и позволяю ему и дальше управлять моей ладонью. Обхватываю его через боксеры, сжимаю – вроде бы так должно нравиться, но вижу, как вздрагивают его плечи.

– Это придатки, – поясняет он, – надо чуть выше и не сжимать, а скользить.

Я понимаю, почему он выбрал этот момент. Мы оба расслаблены, и здесь мне не страшно. Я точно знаю, что первый раз не будет у дерева. Это просто… просто прелюдия, просто чтобы я привыкла к нему и подготовилась к тому, что случится между нами. Возможно, даже сегодня.

Мне кажется, он не дышит, пока я медлю, и возвращается к жизни, только когда я начинаю делать, как он говорил. Через ткань это просто, слишком просто, и я сама поддеваю пальцем резинку боксеров, чтобы прикоснуться к обнаженной коже мужчины.

Он с трудом втягивает в себя воздух и, кажется, с трудом держится, чтобы не свалиться передо мной на колени. Я начинаю втягиваться, получать удовольствие от взгляда, который не отпускает меня, от встречных движений Кости и от того, как опаляет его дыхание мое лицо.

Его дыхание – глубже, чем поцелуи, интимней. А то, с какой нежностью за мной наблюдают, срывает невидимые барьеры. Мне самой хочется большего, самой хочется понять, что я почувствую, когда этот горячий член окажется у меня внутри. И от сожаления, что этого не случится в эту секунду, когда я почти готова, вырывается разочарованный стон.

Рука Кости тут же перестает выводить узоры по моему животу и опускается вниз, между бедер, но через джинсы, потому что мне будет холодно. Такая забота, даже в момент, когда его должна интересовать лишь разрядка, настолько трогает, что я набрасываюсь на его губы, сминаю их, а потом с удовольствием позволяю себе отомстить.

Танцуют, сплетаясь, языки, ликуют, вкусив свободы, руки, движения бедер Кости становятся резче, я чувствую влагу на его члене, и понимаю, что еще немного, еще чуть-чуть, и…

И в этот момент нас обоих освещает яркий свет, слишком яркий, который хочется выключить, но нельзя. Потому что это фары машины, которая въезжает во двор. От понимания того, кто приехал и кто мог увидеть то, чем мы занимаемся, я каменею.

– Маш, – Костя берет в ладони мое лицо и целует в безвольные губы, – то, что происходит между нами, правильно и нормально. Никто не имеет права судить нас. Слышишь меня?

Я киваю.

Костя быстро приводит в порядок свою и мою одежду, и отвлекается на зов брата, который просит помочь что-то занести ему в дом. Пока мой парень подхватывает какой-то ящик, я отталкиваюсь от дерева и пытаюсь проскользнуть в дом вместе с ним. Самое трудное – это пройти мимо Влада, который стоит у машины, но мне это почти удается, когда в спину бросается комок желчи:

– Начала понимать, что выгодный куш ускользает? Умная девочка.

Меня резко разворачивает, словно кто-то невидимый дал пинка, а потом заставил приблизиться к Владу.

– У вас, видимо, нет своей личной жизни, – стараюсь, чтобы голос не дрожал от раздражения, но не получается, он выдает меня с головой. – Поэтому и вы суете свой нос в чужую!

– Дорогая моя, – впервые вижу на губах этого мужчины усмешку, он делает несколько шагов, чтобы нависать надо мной, подавлять меня, заставить поднять голову и зрительно увидеть его превосходство. – Это у тебя нет никакой личной жизни. И у моего брата из-за тебя ее нет.

Я только собираюсь ему возразить, когда слышу еще более едкое:

– Когда взрослый двадцати пятилетний мужчина несколько месяцев дрочит в ванной – это не личная жизнь.

Какое-то время я просто смотрю на него, просто смотрю и прилагаю усилия, чтобы не дать ему пощечину. А потом с удивлением слышу свой голос:

– За что вы меня ненавидите?