-Черт знает что, — муж вертел в руках телефон. — Что за проклятое место, связи нет.

-Берт, завтра с утра позвонишь, объяснишь ситуацию, не нервничай. Ты только представь, мы попали в логово Бабы-Яги, — таинственно прошептала я, направив на мужа раскрытые ладони и шевеля пальцами.

-Ничего так старушенция, небось царя ещё видела, — усмехнулся муж.

-Видела, милок, как не видеть, — баба Марфа выглянула из-за занавески. — А ну-ка милая, помоги мне.

Я встала и пошла к ней. На кухне была большая печка, над ней висели пучки трав, стояли какие-то баночки, горшочки.

-Бери чашки, мед, — скомандовала старуха, — вот что я тебе скажу, милая. Ты убиваться-то перестань. В том, что дитя ваше Господь забрал твоей вины нет, — я уставилась на нее, не понимая, откуда она может знать, а баба Марфа невозмутимо продолжала. — А то, что больше не беременеешь, так всему свое время.

-Но откуда вы знаете, мы же здесь никогда не были?

-Не могу я тебе ответить, знаю и все.

-Так будут у меня еще дети? — я схватила ей за руку.

-На всё воля Господа, — она перекрестилась. — Неси чай, да сушки возьми.

Баба Марфа положила нас на кровать, сказав, что сама всё равно спит на печке. И приснился мне ночью сон, я увидела себя в этом доме, с ребенком на руках. И я точно знала, что это мой малыш. И такое счастье я чувствовала, такую радость, что на утро я решила, что хочу купить этот дом. А когда мы увидели природу вокруг, я прошептала.

-Мы попали в другой мир? Не может быть в Подмосковье такой красоты.

Хутор стоял среди леса, огромные ели окружали его, шевеля мохнатыми лапами, впереди был обрыв и река внизу. Тонкая тропинка вела к мосткам, о которые плескалась чистая вода, и клочки тумана плыли вместе с рекой…

-Берт, — повернулась я к мужу, — давай у бабы Марфы дом купим. Мне так тут нравится.

-Ну, ты даешь! Да она может и не захочет продавать. Или наследников у нее куча.

-Нет у меня наследников, и дом я продам, — старуха бесшумно возникла у меня за спиной. — Тебе, милая, продам. Только договор такой, — баба Марфа поправила платок, — похороните меня по-людски, скоро уже мой срок земной закончится. Деньги я за дом возьму немалые и Фильке отдам. У него внук, и его учить надо. А уж как помру, так делай здесь Анжелика, что твоей душе угодно.

Филька оказался мужичком пятидесяти лет, шустрым, похожим на артиста Новикова в роли "купи-продай". Берт посмеялся над моей прихотью, но деньги обещал дать и слово своё сдержал. Баба Марфа отошла весной, на Пасху. Похороны я организовала "по-людски", с отпеванием в деревенской церкви, с поминками. Вот так я стала домовладелицей.

-Стойте! — несчастный таксист затормозил, вытер пот со лба, и устало спросил.

-Что ещё, дамочка?

-Там кот! — показывая вперед, сказала я. Мы уже свернули на проселочную дорогу, ведущую к лесу.

-И что? — мы останавливались уже пятый раз. Но каждый раз я извинялась. Продукты надо было купить, потом вспомнила, что зубную пасту забыла, а потом ещё туалетную бумагу, а потом решила бутылку вина купить.

-Так может он живой, надо посмотреть…

-Вот идите и посмотрите! — рявкнул таксист, что-то нервный мне водитель попался.

Я вышла из машины, и подошла к коту, который лежал посреди дороги. Животное повернула голову, и в глазах его было столько страдания, безысходности и печали, что сердце мое дрогнуло.

-Эй, котяра, из любого положения есть выход, — сказала я ему и подняла невесомое тельце, — сейчас поедем с тобой домой, Кузя.

Имя само собой легло на язык, а кот вздохнул и закрыл глаза.

И вот теперь, спустя три месяца, эта наглая, отожравшаяся морда тырит мою любимую колбасу.

-Здравствуйте, у вас дверь открыта, но я стучал. Ух, ты! А где змеиные головы, связки сушеных мышей, филин где? О, хоть кот черный есть…

-Кто ты, отрок? — прервала я список атрибутов злой волшебницы Гингемы.

На пороге стоял молодой парень, мял шапку в руках и весело улыбался во все тридцать два зуба.

-Я внук.

-Хорошо хоть, что не Иван-царевич, — вздохнула, сдвинула брови и как рявкнула. — Чей внук, несчастный, а ну говори?

Конечно, я сразу поняла, кто это. Фотографии этого красавца украшали весь дом деда Фили и бабы Ани. Я знала и то, что он учится в Москве на четвертом курсе технического университета связи и информатики. Родился мальчик от молодого специалиста, отрабатывавшего в колхозе положенный после института срок и скрывшегося в голубой дали после счастливого известия об отцовстве. Мать его потом вышла замуж и уехала из деревни, а сын в новую семью не вписался, и остался с дедушкой и бабушкой. Они в нем души не чаяли, так что я много чего знала о парне, но говорить об этом не хотела, забавно было смотреть, как он краснеет.

-Филиппа Игнатьевича, — смутился, глаза опустил, только бы не засмеяться самой.

-И что же тебя привело в мой дом, внук?

-Дед прислал, на ужин велел позвать, в честь моего приезда. Бабуля пирожков напекла.

-Против пирожков аргументов нет, даже несмотря на твой приезд, внук.

-Меня, между прочим, Артем зовут.

-Да что ты говоришь? — скосила я глаза. — А я тетя Лика.

-И никакая вы не тётя, вы Анжелика, — он усмехнулся, — маркиза…

-Хутора Нижние Шатуны, — закончила я. — Ещё раз Анжеликой назовешь, прокляну. Иди, внук, а я сейчас переоденусь и тоже приду.

Жизнь моя на хуторе с первых дней стала очень насыщенной. Баба Марфа была знахаркой, лечила деревенских жителей и, как только новость о моем приезде на постоянное место жительство распространилась по окрестностям, ко мне потянулись страждущие. Все мои заверения, уверения, объяснения, что не умею я зубную боль заговаривать, не могу ломоту в суставах унять, и от пьянства мужа средства не знаю, воздействия на сельчан не возымели.

-Так Филька же сказал, баба Марфа тебе дар передала.

Дед Филя не только внешне походил на "купи-продай" из старого фильма "Тени исчезают в полдень", но и характер имел такой же егозливый. Если нужно было о чём-то оповестить деревню, так стоило только сказать ему "по секрету".

Врать не люблю, ненавижу даже, но что делать?

-Она-то передала, — я сдвинула брови, — да только мне он не передался.

Увидела недоверие в глазах.

-По лечебной, доброй части не передался, а вот насчет злой части я ещё не проверяла.

Если бы я знала, к чему приведет моя ложь. Через неделю от меня шарахались, как от прокаженной. Когда я приезжала в деревню, народ закрывал окна, запирал калитки и забирал детей, играющих перед домами. Продавец в магазине на меня не смотрела, на ощупь брала деньги и крестилась, как только я выходила. Я в окно видела.

За три месяца я обжилась на хуторе. Забрала свою машину из ремонта, продала одно из колец, и жизнь моя стала значительно проще. Пыталась ли я искать мужа? Пыталась. Но никто ничего не знал. Я говорила с друзьями Берта, но они разводили руками. Я говорила с партнерами, но кроме угроз и проклятий ничего не услышала. Что делать дальше не решила. Кольцо продала дорогое, эксклюзивное, из розового золота с бриллиантами за четыреста тысяч. Покупала, правда, в Париже за пятьсот семьдесят пять, да что делать. Так что жила пока, как жилось.

Наши отношения с мужем давно стали соседскими. Это случилось после того как погиб наш сын. Ему было пять лет. Уже пять лет. Всего пять лет. Мы жили тогда еще в однушке на окраине Москвы и строили дом, мечтали как переедем, как собаку заведем, непременно лабрадора, а потом девочку еще родим…Они пошли с Бертом гулять в парк, и я махала им рукой из окна. Я видела, как они переходят дорогу, и как на них на красный свет несется машина. Берт выжил, а Данька нет. Хоронила сына я одна, муж лежал в реанимации между мирами.