После того как их обустроили в пустой избе почти на краю деревни, он почти сразу умер. Как будто бы ждал специально, когда семья будет в безопасности. Младший Анькин брат, после смерти отца решил в леса уйти, когда там образовалось белое подполье, и больше о нем никто не слышал. А Анька с матерью остались вдвоем.

Когда Игнат впервые увидел Аньку, то сразу понял, что она будет его женой. Есть такие люди, которые своей уверенностью в завтрашний день, могут исполнять желания. Вот Игнат и был как раз из таких людей. Он был человек-гора. Всегда невозмутим и непоколебим, окутанный ореолом спокойствия. Рядом с ним всё и все становились тише, спокойнее, миролюбивее.

Когда они первый раз встретились Аньке было шестнадцать лет и Игнат терпеливо ждал, когда она станет взрослой. Но всё равно присматривал за ней, хоть и издалека. Близко Анька к себе никого не подпускала, и Игнат решил признаться в своих чувствах на исходе её семнадцатого года. К тому моменту Игната она уже, конечно, разглядела и почти сразу согласилась, для проформы, помучила парня минуты три, а потом кивнула. Игнат хоть и не сомневался в её ответе, но эти три минуты сильно мучился.

Свадьба у них была скромная, не как в деревне привыкли по три дня гулять. В субботу днём обвенчались в церкви, а вечером собрались семьей в доме у родителей Игната. Со стороны Аньки была только мать и две подруги.

После их свадьбы Анькина мама не долго прожила и года не прошло как умерла от тифа. До этого болела очень, тосковала сильно по мужу и сыновьям, видно дождалась пока дочь в хорошие руки попадет и сдалась. Анька долго горевала, по ночам плакала, а днём в лесу пропадала.

Прасковья Романовна, как могла утешала невестку. Разговаривала с ней вечерами, научила её ткать по-особенному, чтобы хоть какое-то развлечение было. Делилась женскими секретами. Прасковья Романовна всегда хотела дочку, но у неё было три сыночка. Она их любила конечно, но поговорить ей особо не с кем было, вот она и грустила вечерами.

Когда Игнат привел в дом Аньку, знакомиться с семьей, Прасковья Романовна сразу её полюбила и приняла как родную. Это Аньку и спасло. Вытащило её из темной ямы тоски по родным. Со временем Анька приняла всё, видно выплакалась и смирилась. Оно и верно, ведь как ни крути участь у всех одна. Кто-то раньше кто-то позже, но все там будут. Нужно учиться жить сегодняшним днем.

А когда родился Алёшка, то Анька почти прежней стала, только еле уловимая печаль в глазах и две глубокие морщины между бровей говорили о пережитом горе.

Алёшку все очень ждали и, когда Анька беременной ходила, все над ней тряслись как над китайской вазой. Подкармливали Аньку чем-то вкусненьким и строго настрого запретили работать. Она, конечно, не слушалась и всё равно помогала по дому. Без дела то уж точно сидеть нельзя, и для ребенка полезно подвигаться, всегда оправдывалась будущая мать перед родными.

В то время она и поняла, какая у неё необыкновенная новая семья. Первые три года жизни в этом доме прошли как в тумане, и она их почти не помнила. Помнила только жуткую тоску и щемящее чувство безысходности в груди. Нельзя никого вернуть, нельзя никого обнять. Все далеко, а она осталась совсем одна во всем мире, ведь правильно же говорят, что когда плачут по умершим, то жалеют прежде всего себя, а не их.

Анька точно знала, что умершим уже всё равно до её земных дел и волнений, а она ещё тут и ей ещё надо достойно пройти свой путь до конца. От всей этой нестерпимой тоски две первые Анькины беременности закончились преждевременно. Но к третьей Анька уже собралась с силами и как будто стала просыпаться и отходить от кошмара.

Вспоминая всё это, Игнат еле сдерживал слёзы сидя рядом со своей любимой женой, которой так много пришлось пережить, а теперь ещё и это. Посидев еще пару минут с Анькой, он с неохотой встал, поцеловал её и вышел на улицу.

Прасковья Романовна была в сенцах, где протирала банки и черепки для меда. Яков с Иваном Кузьмичом уже прикатили бочку с мёдом из сарая и собирались её разливать в подготовленную тару. Меньше чем за час разлили тридцать банок и три маленьких бочонка. А больше и не надо было резонно заметил Яков. Всё равно покупать то его никто не будет, не до мёда сейчас людям.

Управившись с мёдом, Прасковья Романовна приготовила всем на ночь постели, воды нагрела на костре, чтобы помыться можно было. Баню щас не затопишь, дыма много от неё, сразу «черти» набегут на огонёк. Но мужчины, прожив несколько дней в лесу и этому были очень рады. После банных процедур приступили к тщательному Сашкиному осмотру. У Ивана Кузьмича и у Якова был большой опыт работы с животными всех мастей и пород. В молодости Яков несколько лет проработал на конюшне, а там и собак и кошек было в избытке, всякое случалось. Иван Кузьмич же ещё своим дедом был обучен как домашнюю скотину лечить и выхаживать в случае чего. Ведь хозяйство в деревнях всегда большое было и помощи иной раз не дождаться, поэтому нужно было уметь самим справляться с любой напастью.

Сашкин осмотр показал, что кроме открытой рваной раны у него было сломано ребро и травма головы от сильного удара. Хорошо ещё, что внутренние органы не задеты были. На грудную клетку наложили ещё одну тугую повязку, чтобы ребро было обездвижено и не повредило легкие. Когда с медицинским осмотром и первой помощью было покончено, мужчины отправились спать, сделав указания Прасковье Романовне по дальнейшему лечению Сашки на завтрашний день.

Игнат спать отказался, сказал, что будет караулить дом всю ночь. Никто возражать не стал, дозорный в их ситуации не помешает. Когда все разошлись Игнат забрался на чердак и сел возле окошка, сна не было ни в одном глазу. За окном стояла всё такая же тихая и светлая ночь. Облаков почти не было, поэтому на улице было очень светло от яркого месяца.

Игнат ещё несколько раз прокручивал у себя в голове все события прошлой ночи. От злости и гнева его челюсти были так сильно сжаты, что казалось могут в какой-то момент треснуть зубы. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, как стал разговаривать сам с собой.

– Да что это за люди такие? Они вообще могут быть людьми после того, что сделали? Мамка сказала, что они видели только Аньку, значит думали, что она одна или с детьми и всё равно убить её хотели. Теперь, конечно, поздно возвращаться назад чтобы все правильно начать или исправить, но ещё не поздно устремиться вперед, чтобы все правильно закончить. – Немного успокоился от этих мыслей Игнат.

До самого утра он был в раздумьях о предстоящем отъезде. О возможностях, которые перед ними откроются в другой стране, где нет войны и том как найти обидчиков его жены.

Перед рассветом, Игнат спустился вниз. Прасковья Романовна уже накрывала стол, отец с Яковом о чем-то тихо говорили за столом.

– Игнат, я вот твоему бестолковому отцу говорю. Давай легенду придумаем? Нужна же история откуда мы, чтоб без подозрений. А он всё заладил никто у нас ничего не спросит, и что мол актёр он плохой, и всё равно всё забудет по дороге, так что нечего и придумывать даже. – Выпалил Яков на одном дыхании, как только увидел в дверях Игната.

– Так я и не вру! – С обидой в голосе возразил Иван Кузьмич. – Это ты у нас актер от Бога, а мне до тебя далеко. Я вон даже сказку Алёшке по памяти не могу рассказать, чтоб захватило его. У меня не выйдет всё это. Я сорок лет только с пчелами да с тобой говорю. Откуда только в тебе это всё взялось?! – Махнул рукой на друга Иван Кузьмич.

– Это талант, друг мой сердешный! Его как говорится, не пропьешь. – Хитро улыбнулся Яков. – Ладно, тогда по-другому поступим. Ты если актер никудышный, то будешь немым, а если кто незнакомый подойдет, то ты мне братом приходишься, лучше конечно двоюродным, а то мы с тобой особо и не похожи. Может даже троюродным скажу. – Прищурившись стал всматриваться в своего друга Яков, как будто первый раз его видит. – А что ты смеешься Игнат? Не может же быть у такого красивого мужчины как я, такой близкий родственник? – С улыбкой подмигнул Яков.