За то лето я услышала множество вариантов историй этого десерта. Больше всего мне нравится версия про светских знатных особ, которым просто необходим был энергетик, чтобы выдержать весь бал на ногах. Тогда придворные шеф-кондитеры придумали тирамису из сыра маскарпоне и доброй порции кофе, которое и пробуждало сонных красавиц. В переводе с итальянского «тира-ми-су» – что-то вроде «встряхни меня вверх», что логично, учитывая действие пирожного.

Все покупки мы собрали в один пакет. Предполагалось, что они ещё пару дней будут греть Димин животик.

На вапоретто, отходящее от ближайшей к нам станции Делль’Орто, мы уже не быстро шли, а бежали по тёмным узким улицам Каннареджио. Я была бы только рада, если бы муж опять опоздал на рейс и задержался ещё на денёк. Но пора было взрослеть и понимать, что такие расставания нам светят регулярно ближайшие два месяца. Когда я вспомнила, что дома, в монастыре, меня ждёт пиво, пармезан, Эля и Лина, стало как-то полегче. Дима запрыгнул в пустой вапоретто, который повёз его в сторону аэропорта. Когда звук мотора стих, я побрела домой.

Немного выпавшая из колеи, я старалась не думать о завтрашней учёбе. Предупредить о своём отсутствии я решила очень поздно в пятницу – в классе уже шёл обед, когда я вспомнила про них. Да и нужно ли было предупреждать, не очень ясно.

Я вставила ключ в замок нашей комнаты. Открыта. Значит, Эля дома, сейчас будет расспрашивать, а мне так не хотелось говорить о чём бы то ни было.

– Привет, я дома!

– Тати, собирайся скорей! Сегодня аргентинская музыкальная группа выступает! Все идут! У тебя пять минут! Я жду!

Потрясающая компанейская черта Эли часто выдёргивала меня из хандры. Помню, лежу, накрывшись одеялом, и хнычу: надоела эта Венеция, зачем я сюда приехала, хочу домой, где меня любят и ждут. А она мне: «Тати, ты посмотри, как вокруг здорово. Сколько всего недосмотрено! Каждый день нам что-то новое рассказывают. Никто здесь не собирается становиться куратором, это просто курсы повышения квалификации, это не гонка и не соревнование. Когда всё закончится, мы вернёмся к своим делам и даже вряд ли встретимся. Хотя я очень, очень жду тебя в Аргентине!».

Эля ходила к психологу с двенадцати лет, она писала этой женщине чуть ли не каждый день и считала своей крёстной мамой. В Аргентине не стыдно, а очень принято навещать психологов как минимум раз в неделю. Психолог помогала всей Элиной семье, когда её младший брат пытался покончить жизнь самоубийством. Пятнадцать раз. Безуспешно. Эту семейную страшную тайну она рассказала мне одним вечером перед сном, хотя я и не просила. Сложно было представить, через что прошли все Элины близкие. Но, к счастью, всё изменилось, брат вернулся к нормальной жизни и больше не помышляет ни о чём похожем. Переняла ли Элиана от психолога подходы к людям в тяжёлое для них время, или по природе была очень дружелюбным человеком (нет, не всегда), но меня из драмы она вытаскивала в два щелчка.

Сменив одежду и умывшись, я была готова идти на музыкальный вечер, хотя и не понимала – куда.

На выход Эля одевалась ярко, губы красила красным, а чёрные волосы распускала в свободном полёте. Придирчиво оглядев меня, она выложила на кровать несколько крупных серёг, вставленных в фирменные картонки, и сказала: ”Выбери что-нибудь для себя”. У меня засверкали глаза. Всё было красивое и блестящее. Я выбрала большие пластиковые звенья, как от цепи, мраморно-зелёного цвета.

– Эти!

– Вставляй – и уходим!

К таким серьгам полагалась правильная обувь, и мой образ хорошо украсили красные туфли, купленные для Кьоджи. Теперь Эля довольно хмыкнула: наверное, с такой Тати ей уже было не стыдно прийти на латинскую вечеринку.

У моста нас ждала Хулия – образец свободной молодёжи. Уверена, в детстве она не слушала маму, в школе с ней не рекомендовали общаться, а повзрослев, она пошла своей дорогой. Я знала, что Хулия тоже из Аргентины, её бабушка живет в Барселоне, а последние два года она провела в Лондоне, работая официанткой и практикуя английский язык. У Хулии были проблемы со спиной, и периодически можно было где-нибудь на неё натолкнуться, пока она занималась тай-чи. На среднем пальце у неё было тату в виде сердечка, на предплечье – маленькое солнце. Эля говорила, что Хулия не знает, куда её заведёт жизнь. Зато уже в середине августа её пригласили работать в две барселонские галереи.

– О, вы вдвоём! Круто! Ещё Элеонора подъедет.

Собравшись такой южной компанией, мы куда-то побежали.

– А где концерт? – спросила я.

Хулия обернулась.

– Концерт? Это, скорее, вечер музыки. Отличное место, Франческа посоветовала. Главное, что бокал вина – два евро.

Через пятнадцать минут мы дошли до церкви Санта-Мария-Ассунта в районе остановки Фондамента-Нова.

– В церковь? – пискнула я, но никто не услышал.

Мы вошли во внутренний двор-колодец. По периметру стояли колонны, образуя галерею, где можно было укрыться от солнца или дождя. Как московский и питерский Гостиный Двор. Очень типичная архитектурная особенность в Венеции и Болонье. Там, где раньше ходили сёстры и богатые венецианцы, теперь на ярких подушках сидели молодые люди и распивали вино из больших бокалов. В центре двора на небольшом возвышении готовилась к выступлению музыкальная группа. Элеонора, занявшая столик напротив сцены, помахала нам: «Сюда!».

Элеонора сидела с бокалом красного и болтала с молодым человеком. Я слышала, что он иногда её навещает. Англичанин с густой бородкой рассказывал что-то смешное. Для киприотов это нормально – заключать браки с англичанами, уезжать за лучшей жизнью в Лондон. Взрослые киприоты считают своим долгом отправить ребёнка учиться в Англию. По всему острову развешаны билборды с рекламами английских бизнес-школ. Население Кипра редеет и стареет, как в какой-нибудь российской глубинке, зато обладателей кипрских паспортов становится неимоверно много благодаря их программе поддержки экономики.

Мы поздоровались и спросили, где здесь наливают вино. Элеонора указала в сторону одной из галерей. Войдя туда, мы чуть не споткнулись о чемоданы и тюки: прямо на полу сидела большая компания молодых людей и шумно о чём-то болтала. Мы увидели барную стойку с раскрашенными яркими мелками чёрными досками. Но меню было невелико: красное вино, белое вино и два вида бутербродов. Всё по два. Мы взяли по бокалу и по бутеру. Как-то странно вышло: я съела свой, ещё не вернувшись за стол. Видимо, мне ещё далеко до итальянских привычек.

– Послушайте, да это же хостел! – воскликнула Хулия, осмотревшись.

Шикарная лестница, идущая на второй этаж, вела к номерам постояльцев. Мы поднялись и сделали пару фотографий так, чтобы захватить расписанный потолок с овальными фресками, на которых были изображены младенцы, играющие в цветах. “Да для таких декораций с лепниной можно и принарядиться как-нибудь”, – подумала я.

Девчонки разбежались, пока я внимательно разглядывала рисунки, стараясь всей кожей впитать новую атмосферу. Новое на старом. Естественный процесс замещения, и в этом нет ничего постыдного или противозаконного. Просто людям где-то надо проводить время, а Венеция очень маленькая.

– Эй, Татьяна! – раздались за спиной два голоса.

Около бара стояли Кристина и её новая подружка Лючия. Обе улыбались и радостно махали мне.

Так вышло, что это я их познакомила на прошлой неделе, когда мы с Крис возвращались после учёбы. Всем студенткам задали подготовить доклад об одном из непопулярных павильонов Биеннале, спрятанных внутри города. Лине достался Пакистан, мне – Гватемала, Эле – сборная солянка: Павильон молодых художников Европейских стран. Точные адреса павильонов не были гарантией их лёгкого поиска. Но в сторону гватемальского на исхоженной Страта-Нове был указатель. Ирония судьбы в том, что Крис как раз была из Гватемалы, хотя сознательную жизнь прожила в Париже. Меня потрясал её патриотизм и неуёмное желание навещать всех дальних друзей и родственников, преобладающее над возможностями девушки. Кристина меня поддержала и согласилась отправиться на поиски павильона.