– Я пытался!
– И что?
– Мне сказали – не лезь.
– Ну и не лез бы.
– Я так не могу!
– Нормальная работа была. Что ты всё… – Андрей в сердцах отбросил салфетку, резко встал из-за стола и отошёл к окну. – Сколько можно прыгать с места на место? Три компании за десять месяцев! Уму непостижимо!
– Лена, ты знала о том, что Олег уволился? – обратилась Александра к дочери.
– Да. Ну и что! Я бы тоже ушла. Вы просто не знаете всех подробностей. Что вы на него накинулись?
– Хорошо, что вы заодно. Хоть одна приятная новость, – Александра задумчиво смотрела на сына и дочь.
– Тебе не кажется, мам, что дети не должны быть всегда приятными? – спросил Олег.
– А тебе не кажется, что в определённом возрасте мужчины перестают обращаться к родителям за деньгами? Я так скажу: мужчина с бородой уже не должен приходить к другому мужчине за деньгами.
– Я же учиться хочу, а не прошу денег, – нахмурился Олег.
– Ты в курсе, что второе высшее не бывает бесплатным?
– Вообще я с отцом разговариваю.
– Окей. Разговаривайте, – Александра аккуратно вышла из-за стола, взяла свой бокал вина и направилась в библиотеку.
Там Александра погрузилась в кресло и попыталась успокоиться. Сын потерял работу. Что с того? Это не в первый раз. И, наверняка, его начальник в самом деле идиот. Более того – понятно, почему Олег нигде не может работать. Его просто накрывает от бессмысленности. Её саму накрывает каждый день. Олегу нужно содержание, которое будет больше, чем он сам. Чтобы без отвращения просыпаться по утрам. Где взять это содержание? Где его взять? В детстве можно было обещать детям «прекрасное далёко». А сейчас хочется перерубить одним махом «пуповину», чтобы не чувствовать его боль. Своей хватает.
Неужели жалко для Олега денег? Да, жалко. И денег, и времени, и сил. Сколько можно тянуть этот груз? Но ведь она любит, любит, любит своего сына. Разве нет? С ним всегда было веселее, чем с правильной Леной, которая без напоминаний посещает стоматолога раз в полгода, но не может отличить Шопена от Шумана.
Бедный, бедный Олег… Он надеется спастись от тоски в новом вузе. Это очередной самообман. Может быть, лучше не вылезать ему из ночных клубов? Может, там ему место – в самом угаре? О, господи! Что же она за мать-то такая?
Александра залпом допила вино, поставила пустой бокал на пол и рассеянно прошлась взглядом по веренице чучел. Зачем Андрей собирает их? Какой смысл? По сути это трупы, засушенные трупы. Какая же она дура, что продала шубу! Никогда не уехать отсюда.
Через полчаса с работы должна была прийти мама, поэтому Илья спешно наводил порядок. Собрал видавшую виды софу, застелил её леопардовым пледом, выбросил коробку из-под пиццы и, пока Аня была в ванной, на пару минут распахнул окно, чтобы проветрить комнату. Ледяной декабрьский воздух тут же разогнал все телесные запахи и вернул комнате девственную нетронутость.
Илье не очень нравилось, что свидания с Аней проходят на маминой софе. Было в этом что-то жалкое и неприличное. Но куда деться? Его собственная кровать стояла на кухне и была слишком узкой для любви. Ему и спать на ней было неудобно. Несмотря на то, что в начальной школе он был самым низким в классе, при вручении аттестата ему пришлось согнуться в три погибели, чтобы подставить щёку для поцелуя завучу. Только год назад Илья окончательно завязал с волейболом, потому что учёба в институте забирала всё время. Ну и с девушкой начал встречаться. Тоже время… Кажется, он, наконец, нашёл настоящую любовь, и хотелось выстроить хорошие, надёжные отношения.
Аня вышла из ванной, достала массажную расчёску и начала делать хвостик. После соприкосновения с леопардовым синтетическим пледом волосы электризовались и топорщились.
– У твоей мамы случайно нет лака для волос? – спросила Аня.
– Давай это… – замялся Илья. – Не будем брать. От него запах долго не выветривается. Она догадается.
– Ругаться будет на маленького Илюшу? – ехидно спросила Аня, закрепляя резинку на хвосте.
– Можно без иронии? – напрягся Илья.
– Без лака и без иронии? Так и зачахнуть недолго.
– Ань, что-то не так?
– Всё так. Только волосы очень сухие. Противно.
Илья протянул руку, чтобы погладить Аню по голове и успокоить волосы, но тут же дёрнулся, получив разряд тока.
– Больно? – засмеялась Аня. – Так что насчёт лака? Он мне очень нужен. Давай возьмём, а потом скажешь маме, что ты гей и теперь иногда будешь пользоваться её косметикой. Это не так страшно, как признаться, что у тебя есть девушка, с которой ты по четвергам совокупляешься.
– Тебя что-то не устраивает? – Илья с тоской посмотрел на Анино лицо – невозмутимое и враждебное – как у дикого зверька. – Ну давай я брошу институт, пойду работать и сниму квартиру.
– Давай лучше кофе выпьем по-быстрому.
Они прошли на кухню и одновременно взглянули на часы. Илья напрягся.
– Ладно. Без кофе, – проявила милосердие Аня.
– Может, две мандаринки возьмёшь с собой? – спросил Илья, провожая её в коридор.
– Ну давай.
– Я помою.
– Помой.
– В пакет положить?
– Положи.
– Ну а в школе что? Получается?
– Получается.
Аня поймала себя на мысли, что наслаждается этим словесным пинг-понгом, но тут Илья угодил мячом в сетку, нарушил ритм и забормотал:
– Может, тебе помириться с родителями всё-таки? Не в деньгах даже дело. На сердце будет спокойнее что ли, – мячик вяло запрыгал по столу.
– Не волнуйся. Мне спокойно, – лениво, без азарта отбила Аня.
– Ань, я так не могу, – взорвался Илья и отшвырнул в сторону воображаемую Аней ракетку. – Я чувствую себя дерьмом, слабаком каким-то! Я ведь люблю тебя и всё готов делать ради нас. Но, блин, меня мать убьёт, если я на работу устроюсь. Она жизнь положила, чтобы меня в этот институт запихнуть. И вообще неправильно и учиться, и работать. В сутках только двадцать четыре часа. Через полтора года я получу диплом и сразу устроюсь в частную клинику. Мы не будем снимать. Купим свою двушку. Почему ты молчишь? Ты думаешь о будущем или только книжки свои читаешь?
Аня завязала шнурки на ботинках и сняла с вешалки пуховик.
– Ты обещал мне мандарины, – напомнила она.
– При чём тут они? А… Сейчас принесу.
Илья ушёл на кухню, включил воду, чтобы помыть фрукты, и сквозь шум крана услышал, как хлопнула дверь. Он бросил мандарины и выбежал на лестничную клетку, но лифт уже двинулся вниз.
Вернувшись в квартиру, Илья ещё раз осмотрел коридор, ванну и комнату. В кресле он увидел массажную расчёску, и его прошиб холодный пот. Он поспешно спрятал расчёску в свой рюкзак, и только потом выключил на кухне воду. Мокрая парочка мандаринов осталась лежать в раковине. Когда спустя полчаса мама спросила, что они там делают, Илья вздрогнул.
Как и любая другая частная школа, «Дубрава» имела мутное прошлое, подозрительное настоящее и блестящее будущее. В глубине перестроечных времён угадывалось что-то вроде рейдерского захвата, когда некий чёрный король оттеснил горстку белых пешек, и школа из полугосударственной, получастной аморфной организации стала чьим-то собственным сундучком. Впрочем, подробности не сохранились. И преступление ловко обратилось в миф о том, как господин N лихо спас коллектив от катастрофы, оформив всё на себя. В чём была суть катастрофы, никто так и не понял, но все были благодарны спасителю. После продажи этого бизнеса другим владельцам притихли даже самые недовольные. А дальше учредители начали меняться с такой скоростью, что истина утратила всякое значение. И о прошлом вспоминала только чудом уцелевшая вахтёрша Евдокия Валентиновна. Однако её душу волновали не бесстыдные перипетии 90-х, а те времена, когда школа «Дубрава» была советским детским садом. Золотые времена – по мнению Евдокии Валентиновны. Тогда дети спали на верандах, пили рыбий жир и не баловались с мобильными телефонами.
О детсадовском прошлом этого здания свидетельствовали снятые с опор и вросшие в землю круглые тяжёлые качели. Отжив своё, они притулились в дальнем углу школьного двора. Почему советский артефакт не потрудились убрать во время модернизации пространства – загадка. Возможно, руководство школы воспринимало качели некритично – как часть ландшафта. А, может быть, качели вросли железными корнями в землю и не поддавались корчеванию. Ученики младших классов использовали их, когда нужно было подняться на высоту в игре «Выше ножки от земли». Старшеклассники забивали здесь стрелки и назначали свидания. Аня и Александра Геннадьевна смотрели на качели из окна репетиционного зала.