Автомобиль Александры причалил к школьной ограде. Она поправила чёлку, глядя в зеркало заднего вида, и вышла. Снег тут же запорошил её пальто и короткие чёрные волосы. Александра быстро добежала до школы и приложила к замку магнитный ключ. Сколько говорили про антитеррористические меры, но «Дубрава» прошла мимо этой темы. Небольшая частная школа домашнего типа сделала вид, что система пропусков и турникеты не про неё. Всего-то установили домофон, как в обычных подъездах, и попросили вахтёршу Евдокию Валентиновну быть бдительной, на что она обиделась.

До начала урока оставалась пара минут. Александра переобулась в учительской, зашла в актовый зал, привычным движением развернула экран компьютера к себе и включила системный блок. Тут же прозвенел звонок на урок, как будто он тоже запускался через эту серую коробку. Александра рассмеялась своему мнимому всемогуществу.

В зал ввалилась первая порция детей. Не замечая Александры, третьеклассники начали осваивать пространство: валить стулья, бросать друг в друга кубики для растяжки, виснуть на станках.

– Здравствуйте, урок начался. Я очень рада вас видеть, – сказала Александра и направилась к детям.

«Пазик» ехал по припорошенной снегом просёлочной сибирской дороге, лихо обгоняя клубы сухой травы, катящиеся по полю. Аня плечом вжалась в окно, чтобы не касаться не очень молодого и не очень мытого соседа, открыла книгу и попыталась читать. Но автобус трясло на ухабах, и буквы прыгали. К тому же сидящая впереди девочка лет шести методично стучала спиной о пассажирское кресло. Она явно скучала и пыталась внести разнообразие в поездку. Молодая мать с неаккуратным хвостиком жидких волос равнодушно бросила ей «Успокойся!» и уткнулась в телефон.

Аня глядела в страницы, пытаясь уловить сюжет американского романа, а между тем мысли её уносились совсем в другом направлении. Мысли курсировали между Москвой и Сибирью. С тех пор как она поступила на филологический и переехала в столицу, совсем не хотелось возвращаться в Новоивановку. За три года она приезжала сюда только два раза: когда умерла тетя Наташа и когда маму положили в больницу. И в обоих случаях ей пришлось сделать над собой усилие.

Сейчас впервые она ехала к родителям по доброй воле. Никто не заболел, не умер. Просто однажды проснулась на общежитской кровати и вдруг поняла, что соскучилась по своей семье. По неуютному, душному дому. Во время строительства отец велел не делать форточек, и комнаты не проветривались. По мутному озеру. Вид на него открывался сразу за огородом. Здесь плавали все местные утки, гуси и люди. По сараю, в темноте которого скрывалась большая, тёплая корова и откуда мама выходила то с ласковым словом, то с матом – зависело от надоя. По малиннику. Его колючие заросли, оставляющие кровавые росчерки на лодыжках, были главным приключением Аниного детства.

Если Аня затосковала по дому, значит, она не дикая, не чёрствая, не равнодушная. В тот же день она заняла у подруг денег и купила билеты на самолёт. Москва-Омск-Москва. Оставалась ещё небольшая сумма, и она купила отцу шерстяную жилетку с ромбами, а маме – духи. В этом незамысловатом подарке отразилось тайное Анино желание иметь других родителей.

В двенадцать лет ей постоянно снился сон: их семья живёт в большом светлом доме с распахнутыми окнами, из которых видно искрящееся море. Мама и папа сидят за круглым столом и пьют кофе. На стене висит огромный экран. Родители смотрят балет. Аня с ногами забирается в старинное глубокое кресло. У её ног лежит белый лабрадор. Аня берёт с полочки над креслом духи и брызгает ему на уши. Лабрадор фыркает. Мама смеётся. Они с Аней начинают вдвоём бегать по дому, брызгая духами на всё, что попадается на пути: картины, мебель, игрушки, фортепиано, гардины. Потом они выбегают в сад и поливают духами длинный, белый автомобиль с открытым верхом. Выходит отец, помогает жене и дочке сесть в машину, садится за руль, и они мчатся вдоль моря. Всё.

Проснувшись под звук будильника, который требовал собирать школьный рюкзак, Аня долго не могла заставить себя встать с кровати. Постепенно картина мира в её голове восстанавливалась. Цветной телевизор, на который копили целый год в ущерб питанию и зимней обуви, отец унёс и проиграл в карты за один вечер. Аня успела только посмотреть пару выпусков сериала «Принцесса цирка». Одеколон и туалетную воду мама не покупала, так как они были искушением для закодированного отца. Держать собаку в доме категорически запрещалось. В деревне это не принято. Про автомобиль и вовсе речь никогда не шла. Аня с чёрной завистью смотрела сквозь почерневшие от дождя штакетины, как деловитый сосед усаживал своих дочек в гнилую, зато красную BMW. Она искренне обрадовалась, когда цыгане угнали эту машину и, накатавшись, сбросили в пруд.

«Пазик» сильно тряхнуло на кочках. Аня снова сосредоточилась на книге. Но не успела она добраться до конца страницы, как автобус заскрежетал и остановился возле жёлтой облупившейся остановки. Ухватившись за поручень, внутрь вскарабкалась грузная женщина в грязно-розовом пуховике. За собой она волокла хозяйственную сумку на колёсиках. Колеса цеплялись за всё, что можно, и представляли сомнительную ценность в условиях ноябрьской просёлочной Сибири. Свободных мест не было. Женщина с упрёком оглядела салон и нависла над мамой и дочкой, которые сидели перед Аней. Пахнуло плесенью и тестом. На какое-то время девочка перестала долбиться о сиденье и с интересом поглядела на новую пассажирку. Осознав, что та не сулит спасения от скуки, девочка начала капризничать.

– Мама, меня тошнит!

– Всех тошнит. Хватит ныть. Терпи, – машинально процедила мама, не отрываясь от мобильника.

– Мам, дай попить.

– Нету у меня попить. Помолчи.

– Меня сейчас вырвет.

– Не выдумывай. Только этого не хватало. Ты вообще…?

Не успела женщина закончить фразу, ребёнка вывернуло прямо на неё.

– Господи, что за наказание! – закричала мать в припадке отвращения.

Кто-то протянул салфетки. Молодая женщина судорожно начала вытирать сначала мобильник, потом себя и ребёнка.

– Не ругайся! – испуганно попросила девочка.

– Я не ругаюсь!

– Ну, пожалуйста, мамочка, не ругайся!

– Да заткнись ты! Я не ругаюсь!

– Мама, ты меня не любишь?

– Есть у кого вода? – обратилась женщина к пассажирам.

– Я больше так не буду! – взвыл ребёнок.

Аня молча протянула бутылку минеральной воды. Мама с девочкой затихли. В автобусе повис неприятный запах. Люди начали ворчать. Нависавшая над мамой и дочкой женщина громко утверждала, что дети сейчас совсем больные и что во всём виноваты геномодифицированные продукты и мобильные телефоны. Позади Ани две женщины заспорили. Одна говорила, что девочку кто-то сглазил. Другая предполагала, что она отравилась свалочным газом. Анин сосед потребовал от водителя остановки для перекура. Получив отказ, сплюнул в проход и смачно выругался.

С задних сидений в начало автобуса пришёл мальчик. Он взялся за поручень рядом с водителем и смотрел в лобовое стекло. Аня вспомнила, что тоже любила в детстве так делать. С этой позиции дорога казалась очень узкой, а салон, наоборот, широким. И было здорово наблюдать, как дорожная лента убегает под живот автобуса. «Эй, малой, чеши давай отсюда. Нечего здесь стоять. Мешаешь», – сурово сказал водитель. «А чё?» – слабо огрызнулся мальчик и учесал, украдкой бросив взгляд на девочку, которую вырвало.

Аня отвернулась к окну. До Новоивановки оставался час езды.

В мире велась разработка искусственного интеллекта, электромобиль был запущен в космос, рушились и возрождались котировки акций, менялись правительства, границы, лидеры кинопроката, но ничто не могло изменить традиционный уклад деревни Новоивановка. Зайдя во двор, Аня тут же всё просканировала. Картинка была точно такая же, какую она видела десять лет назад. Стеклянные банки и полосатые половики сушатся на заборе. Куры вальяжно гуляют по двору. Собака натянула цепь во всю длину и ошалело бегает по своим тюремным метрам туда-сюда. Увидев Аню, разразилась громким, утробным лаем. И тут же грохнула дверь. На пороге появился отец.