– Это лучше, чем слабый человечишка. – Пожал плечами Аймон.
– Вот как. Откуда тебе знать, что лучше. – Вопросительно и строго посмотрела на него Ксенерва. – Думаю, что из нас двоих это узнать наверняка могу только я. Больше всего меня тревожит то, как на меня будет реагировать моя дочь и что, я ей скажу о том, где мы, и где ее родные. Я сама еще до конца не верю, что это реальность, а не плод моего больного воображения. Может, в действительности я сейчас лежу, привязанная к кровати, в лечебнице для душевнобольных. А моя дочь… может ее и вовсе уже нет.
– Не думал, что тебя посещают такие мысли. Тем более сейчас … Таким переживаниям не место в твоей голове, потому что это так …
– … по человечески. – Закончила за Аймона Ксенерва. – Знаю. Но я и есть человек. Чтобы со мной не произошло, я не позволю внутренним демонам обладать моими чувствами и разумом. Чтобы не случилось – нужно остаться человеком.
– Из-за нее. – Констатировал Аймон.
– Да, из-за нее. – Согласилась Ксенерва.
– Кто она для тебя? – Спросил Аймон.
– Зачем ты это спрашиваешь? По сути, я могу вообще с тобой не говорить. Ты и сам можешь прочесть это в моих мыслях.
– Могу. Но хочу, чтобы ты сама это сказала вслух. Сформулировала словами. Твои мысли наполнены многими оттенками чувств, которые мне чужды и я их не могу понять. К тому же ты стала закрываться от меня. Я не всегда могу проникнуть в твою голову. Когда ты бежала из Гротсберга, я вообще потерял тебя. Думал, что тебя уже нет в живых. Я очень удивлен тому, что ты способна сопротивляться мне.
– Ведь никому не под силу сопротивляться темному повелителю. – На распев произнесла Ксенерва.
– Так все-таки, что значит для тебя эта девочка? – Аймон не обратил внимания на продемонстрированный сарказм.
Ксенерва стала серьезной. Она помолчала некоторое время, собираясь с мыслями. Аймон с интересом ее разглядывал и не торопил.
– Тут все очень просто – она моя дочь, я люблю ее. Больше и говорить нечего.
– Как она росла, какая она была?
– Она всегда была для меня другая. Иная, чем другие дети. Она всегда рассуждала и мыслила несколько иначе, чем сверстники и взрослее смотрела на жизнь. Она всегда была странной. Теперь я понимаю, с чем были связаны эти ее особенности – ее корни. Мне иногда казалось, что она что-то знает, то, что не знаю я. Какую-то тайну, которую она не могла мне открыть из-за того, что я не пойму…
Ксенерва замолчала, о чем-то размышляя, затем продолжила:
– Что касается меня, то… В какой-то момент я потеряла интерес к жизни, во мне словно оборвалась что-то. Я жила, но внутри была мертва. Тогда я была даймоном больше, чем сейчас. Казалось, уже ничего не сможет случиться, что затронуло бы моих чувств. Все уже было и ничего не вызывало трепета. Равнодушие и безразличие стали моими верными спутниками. Так странно было смотреть в зеркало и видеть молодую девушку, а внутри чувствовать себя стариком. Хотелось уже окончить этот путь, ведущий в никуда. Я не видела смысла в этом жалком существовании – подобии жизни, ее неудачной пародии. Мое высохшее сердце снова забилось, когда в мою жизнь вошла Алиида. С ней я снова научилась жить, открывала для себя мир заново, как будто только что увидела. Мое сердце и душа наполнились теплом, любовью и радостью. И это все благодаря маленькой белокурой малышке. Я люблю ее не только за то какая она, но я за то какая я рядом с ней. Возможно, это эгоистично.
Нечто подобное начал чувствовать и сам Аймон, когда встретил Ксенерву, и родилась Алиида. Его сердце снова забилось, а чувства стали более разнообразными. Он ждал каждой вылазки в иной мир, чтобы хотябы увидить их. А если говорить про эгоизм, то это не по части Ксенервы.
– Я думаю, ты не права. Ты готова отдать жизнь за нее … – Возразил Аймон.
– И отдам, если понадобится. – Подтвердила Ксенерва.
– Почему? – Спросил Аймон, хотя знал ответ.
– Потому, что ее жизнь не должна оборваться так рано. Она не должна страдать. Мне больно от того, что мы не знаем где она сейчас, что чувствует и видит. Может она чувствует боль и страдает все эти дни. Если она на грани, то мы обязаны вытащить ее на этот свет. В отличие от меня, она сможет построить счастливую и достойную жизнь. Такие люди не должны умирать.
Аймон неспроста задавал все эти вопросы Ксенерве. Он лишь хотел убедиться, что, даже превращаясь в даймона, она не перестала быть собой, не перестала чувствовать. Она нравилась ему именно такой – способной любить, сострадать, жертвовать собой ради других, защать и бороться.
Когда-то Аймон относился к дочери, как к прихоти, только ее прихоти. Он не хотел, чтобы Кеси родила ребенка от другого мужчины. К тому же это сильно мешало его планам. Когда пришло бы время переносить ее в Аскатон, то возникли сложности относительно ребенка. Бросить ребенка женщина вряд ли согласилась, а взять его с собой – подписать ему приговор. Человеческие дети в столь юном возрасте не могли пережить переход через портал. А смерть ребенка расстроило бы Ксенерву. Аймону не хотелось бы, потом выводить ее из дипрессии. Поэтому идея собственного ребенка родилась у Аймона в чисто эгоистичных соображениях.
Но потом все изминилось. Девочка его просто очаровала, как и ее мать, она стала для него необходима, как воздух. И сейчас он готов был отдать все, чтобы вернуть ее из тьмы.
Глава 16. Пробуждение
И наконец, этот день настал. Ксенерва уже совсем отчаялась. Они сидели с Аймоном на кухне. Ксенерва накачивала себя кофе, чтобы не уснуть после нескольких бессонных ночей. На уговоры Дюсинды пойти отдохнуть, Ксенерва упрямо мотала головой.
Девушка апатично помешивала свой остывший кофе и безучастно слушала болтовню Дюсинды, когда на пороге появился возбужденный Лейкас, на лице которого светилась загадочная счастливая улыбка.
– Что сон хороший приснился, что ты так светишься или уши на миллиметр подросли? – Холодно осведомился Аймон.
– Нет! – Довольно щерился эльф.
От этой счастливой улыбки, Ксенерва оживилась, сердце ее бешено заколотилось в надежде услышать то, что …
– Алиида скоро поправится!
Ксенерва с облегчением откинулась на спинку стула, чувствуя безграничную радость. Она приложила ладони к лицу и беззвучно заплакала. По мере того как на глаза наворачивались слезы, Ксенерва чувствовала освобождение, печаль лежавшая на сердце огромным камнем в секунду растворилась от накатившего счастья. Душа ликовала и пела. Вытерев слезы и радостно улыбаясь, она схватила Дюсинду за руку и потащила на второй этаж.
– Она еще слишком слаба, но скоро придет в себя. – Тихо сказал Асмодей, когда Ксенерва ввалилась в комнату дочери. – Ей нужен покой и здоровый сон.
Ксенерва не ожидала увидеть, что Алиида так и лежит на кровати. Никаких изменений она не заметила. Все та же бледная кожа и болезненный вид.
«А что ты хотела? – Мысленно спрашивала она себя. – Что она тут же начнет прыгать и скакать после нескольких месяцев комы? Идиотка!» А вслух неуверенно спросила:
– Она точно очнется?
– Да. Она просто спит. Не смотря ни на что, она справилась. Алиида очень сильная девочка. – Тепло произнес Асмодей. – Она боролась за свою жизнь на столько, насколько это было возможно.
– Скоро она проснется, не волнуйтесь. – Подбодрила ее Алтэйя.
Хейи покинули комнату Алииды. Им тоже требовался отдых.
Ксенерва опустилась на кровать рядом с дочерью. И время начало течь – слишком медленно, слишком мучительно. Казалось настолько, егоможно потрогать. Они остались втроем – мать, дочь и тишина. Смысл жизни Ксенервы, ее счастье и радость были заключены в слабом тельце, распростертом на кровати. Все что можно было сделать – сделано. Оставалось только ждать. Ее ангел скоро вернется к ней, и жизнь станет в миллионы раз ярче, вновь наполнится смыслом. Почти потерять, а потом снова вернуть ее – огромное счастье. Столько мучений было пройдено, что сейчас и не верилось, что скоро ее малышка снова будет держать ее за руку своими маленькими ладошками, которые теперь не были такими холодными, как раньше.
