– Я же сказал тебе, выйти в город. – Сердито сказал Аймон. – Но ты даже к столу не спустилась, и вообще не притронулась к еде.

– Мне не хотелось есть. – Ответила Ксенерва.

– Сколько можно сидеть возле нее. – Не понимал Аймон. – Ей все равно. Она почти труп.

– Не говори так! – Яростно закричала Ксенерва, вскочив с пола. – Я не верю, что слышу это от тебя.

Ксенерва была в не себя. Когда-то ей пришлось слышать нечто подобное от Андрея, теперь от того, кто утверждал, что он истинный отец ее дочери.

– Но это так, не вижу причин твоего возмущения. Она слишком слаба, маловероятно, что Хейи ей помогут.

– Пока есть надежда, я буду верить в лучшее. И как бы ни было, не хочу оставлять ее. Меня слишком долго не было рядом.

– Но это не повод губить себя ради полумертвого ребенка. Зачем сидеть рядом? Ей от этого не будет прока.

– У тебя вообще есть сердце?

Аймон задумался на долю секунды, затем ответил:

– Не в том смысле, в котором ты имеешь в виду.

– Тогда тебе меня не понять.

– Нет, не понять. Вы люди слишком не практичны, слишком все усложняете. – Сказал Аймон, подойдя вплотную к Ксенерве. Он намотал на палец прядь ее волос, притянул к себе и прошептал на ухо. – Но в твоем случае, все поправимо. Скоро ты станешь даймоном, и изъянов у тебя станет несколько меньше.

Ксенерва схватила рукой Аймона за шею – он не сопротивлялся – и с его же позволения, не иначе, наклонила ближе к себе и прошептала ему на ухо:

– Скоро я стану даймоном, и что-то мне подсказывает, что, будучи на равных с тобой правах – не раз надеру тебе зад.

– О, массаж попы... Я в предвкушении. – Промурлыкал Аймон.

– Не обольщайся, детка. – Промурлыкала в ответ Ксенерва, подражая манере Аймона. – Такие ласки тебе не придутся по вкусу.

– Время покажет. – Аймон отстранился и повернулся спиной. – А его у нас осталось не так много. Я скоро вернусь.

И Аймон вышел. Ксенерва без сил опустилась на пол. Тело ломило, болели кости, мышцы. Девушка снова свернулась клубком и обняла колени. Проклиная Аймона за те слова, что он сказал про Алииду. Насколько можно быть бесчувственны, чтобы так говорить? Это никак не укладывалось в ее голове. Скоро она погрузилась в полусон. Боль иногда вырывала в реальность и снова отпускала в спасительное забытье.

Аймон понимал, что перегнул палку, сказав так про Алииду. Ему самому было больно от того, что девочка угасает. А теперь ему было еще тяжелее от того, что вместе с ней и Ксенерва идет ко дну. С его стороны было глупо надееяться, что Ксенерва бросит Алииду и займется собственным здоровьем, если ей дадут понять, что состояние девочки безнадежно. Она была не просто родительница, она была той, что люди нежно назыввают «мама». А он со своейственной даймонам толстокожестью, как последний глупец надеялся на что-то другое, хотя видел, как самоотверженно она искала все это время потерянную дочь в своем мире, и как бежала по раскаленным углям, когда была под чарами лесовицы. И если ее дочь умрет, то, скорее всего Кеси пойдет вслед за ней. Оставалось только надеяться, что им удастся спасти девочку.

Со своей стороны он сделал все, что от него зависило, дело оставалось за крылатыми лекарями. Но даже Асмодей был не особо оптимистичен. Как подготовить Ксенерву к тому, что ее дочь умрет – он просто не знал. Вот и сказал в сердцах то, что сказал, чувствуя какие муки испытывает Кеси, но даже не пытается себе помочь, неся свою боль, как крест, как наказание за то, что случилось с ее ребенком. Здесь нет бога, и не кому было оценить ее муки, чтобы смилоствиться и подарить исцеление их дочери.

Глядя на девочку, он и сам был готов пройти через любые истязания, если бы это помогло ее спасти.

Когда Аймон вернулся, то застал девушку на полу, бившуюся в конвульсиях и что-то бессвязно кричавшую. Аймон проник в ее сознание. Картинки менялись со страшной скоростью. Ксенерва не понимала, что с ней, где она, ей казалось, что она в аду. Она видела какие-то сцены насилия, людей с выколотыми глазами, обезумевших, кричащих от боли и ужаса, изуродованные детские тела, сражения между даймонами и страшными человекоподобными существами, кровь, выжженные земли и сгоревшие до тла деревни, даймонов в истинном обличие и мужчину… Того самого которого видела во сне уже не раз, того что ругал маленькую девочку. Его страшное лицо было слишком близко, его омерзительная улыбка была тошнотворной, его злые глаза, казалось, смотрели прямо в ее душу и противный скрипучий голос леденил сердце: «Скоро ты умрешь, ты должна была умереть уже давно. Я помогу тебе».

– Я помогу тебе. – Услышала она еще отчетливее и в ужасе закричала. Она не понимала, что это Аймон взял ее на руки, и изо всех сил пыталась его оттолкнуть.

– Ксенерва, все хорошо, это я, Аймон. – Пытался он успокоить ее, но тщетно.

Тогда он сжал ее крепче и вышел из комнаты. Сидевшие в гостиной Лейкас и Таидор, вскочили, услышав крики Ксенервы, и поспешили к ним.

– Все хорошо. – Остановил их Аймон. – Она справится, я помогу ей. Проход к озеру все там же?

Таидор утвердительно кивнул.

Добравшись до озера, Аймон не мешкая зашел в него и опустил, разгоряченное тело Ксенервы в ледяную воду. Она начала успокаиваться, больше не кричала, лишь тихонько всхлипывала и теснее прижималась к Аймону.

«Спи, спи, засыпай...» – слышала она ласковый женский голос. Или мужской? Но понять этого у Ксенервы не было сил.

– Как она? – Спросил Лейкас, когда Аймон пришел от Ксенервы.

– Немного успокоилась. Меня тревожит, то, что я видел в ее мыслях.

– Что же?

– То, что это не ее мысли. Не ее воспоминания, она видит то, что знать и видеть не могла.

– А если точнее? – Спросил Лейкас.

– Она видела, как меконы расправлялись с детьми, она видела, как Рагул издевался над людьми, она видела первые сражения с голурами.

– Что это значит?

– Она видит глазами Рагула. Это его воспоминания. У них эмоциональная связь и теперь я уверен, что Рагул знает, что она здесь. Он в ее голове. Скорее всего, он может проникнуть в ее мысли, только во время приступов, когда ее эмоции на пределе, а сил на защиту нет.

– Это значит... – Прошептал Лейкас.

– Да, мы не ошиблись. Ксенерва та, кто нам нужен. – Уверенно сказал Аймон.

На его бледно сером лице проступали черные жилки. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Ты лечил ее, Аймон?

– Да, лечил. – Признался Аймон. – Уже второй раз.

– Не стоит так рисковать... Все проходят превращение, и никто еще не умирал. Твоя помощь излишняя трата собственной жизни.

– Никто не умирал, потому, что не было того, кто бы этого страстно желал. Сейчас она уязвима. Рагул, не упустит этот шанс, он будет сводить ее с ума своими видениями. Именно из-за этого превращение проходит так тяжело.

– Мне кажется, это еще и из-за того, что она не готова принять свою истинную сущность. – Размышлял Лейкас.

– Я заставлю ее это сделать. – Твердо сказал Аймон.

– Что-нибудь слышно про Асмодея и Алтэйю? – Спросил эльф.

– Они задержатся. – Устало проговорил Аймон. – На северной границе стало слишком жарко. Их помощь нужна там. Я попросил Маргдана прислать мне небольшой отряд.

– Зачем? – Удивился Лейкас. – Неужели боишься, что голуры пройдут через границу.

– Нет. Маргдан справится. Но у меня плохое предчувствие. – Пояснил Аймон. – В степи слишком пусто. Я облетел довольно большой участок и не видел ни одной твари, даже в заброшенных деревнях.

– Это же хорошо.

– Не думаю. Они всегда хотят есть, они должны куда-то двинуть в поисках пищи. И они не могли просто испариться. Если они прячутся, то это значит, что ими кто-то руководит, а если так, то у этого кого-то есть план. Нужно быть осторожнее. На границе с мертвыми землями голуры, как никогда пытаются прорваться, таких яростных сражений не было десятки лет. Возможно это отвлекающий маневр.