— Ты понимаешь, что… Сноук за нами наблюдает? И рано или поздно захочет новых развлечений?

— В такой случае, мессир... придется вам подыграть. — В ее глазах вдруг запрыгали смешинки, а уголки губ приподнялись.

Бен встал, поспешнее, чем стоило бы. Достал из шкафа вторую тарелку. Медленнее, чем стоило бы. То, как она произносила это «мессир»... Черт! Мысль о том, что она ему «подыграет» одновременно возбуждала и отталкивала. Он не хотел, чтобы она ему подыгрывала ради дела, черт подери! Он хотел, чтобы... ему стало жарко от собственных мыслей. Чтобы она пришла к нему, как той ночью, когда она внезапно ввалилась в его спальню, но... в здравом рассудке. По доброй воле.

Достав наконец тарелку, он начал откладывать для Рей еду со своей.

— Хватит, — сказала она. — Тебе надо набираться сил.

Бен сел, начал есть, не замечая, что именно.

— Почему ты решил забрать Рене себе? — наконец прервала молчание Рей.

— Я понял, что ты не уйдешь, как бы сильно я тебя ни запугивал. Я видел, что этот послушник точно не фанатик, что у него какая-то своя цель, но потом, когда я еще и узнал, что ты девушка, и... Со мной ты была в большей безопасности. Я не хотел, чтобы с тобой случилось то же, что и с… Черт, я так и не узнал его настоящего имени, — он отодвинул тарелку, чувствуя, что кусок не лезет в горло. — Какой-то журналист, который хотел написать материал о секте, как я понимаю. Это было… несколько лет назад, я только-только закончил послушание. Это было моим первым испытанием, если так можно выразиться. Избавиться от тела. Сноук сказал, что Палпатин покарал шпиона или что-то в этом роде. Я не смог выяснить причину его смерти.

— Сноук хотел тебя повязать преступлением, — задумчиво сказала Рей, тщательно подбирая соус кусочком хлеба. — Поэтому не стал использовать печь…

Бен кивнул.

— Ты… решил не обращаться в полицию?

— Угадай, кому в том числе я отвозил ампулы от Сноука. И потом… убитый журналист — это лишь вершина айсберга. Если методы Сноука такие же, как у Палпатина, то вмешательство полиции только навредит. Его можно спугнуть, разворошить это гнездо, но нет уверенности, что оно не вылезет где-то снова — под другой личиной и в другом статусе. Я не мог рисковать.

И… да, он преследовал свои собственные цели. О которых ей знать было совершенно не нужно.

— Значит, попробуем вместе? — спросила она, вдруг посмотрев прямо ему в глаза, и чуть улыбнулась. Протянула руку. — Так что — партнеры?

Бен помедлил. Как будто собирался прыгнуть в пропасть. Глубоко вздохнул.

— Да. — Он пожал ее ладонь. И, может быть, удержал в своей чуть дольше, чем того требовали правила приличия. Но и она, кажется, тоже не спешила отнимать руку.

Партнеры… Несмотря на то, что он все еще хотел, чтобы она ушла. Несмотря на то, что она, очевидно, все еще ему не доверяла. И пока даже не назвала своего настоящего имени. Если не считать… того, что он услышал в полубреду. Но ведь и он не все ей рассказал, не так ли? Но как же это было… правильно? Он попытался оправдать себя тем, что еще сможет ее уговорить уйти. Потом. У него будет время. А сейчас ему и в самом деле нужно получить от нее информацию — если ей и правда удалось проникнуть в печь…

Рей еще раз прошлась куском хлеба по своей тарелке.

— Ты будешь доедать? — неожиданно серьезно спросила она.

— Нет.

Она молча встала, взяла с полки пластиковую коробку и сложила в нее остатки его порции.

— Кофе?

— Я сварю.

Он достал из холодильника сыр. Открыл шкаф — с удовольствием отметив, что Рей все же отдала должное шоколадке, — и поставил на стол банку с мадленками.

— Какие планы, партнер? — спросила Рей.

Он с трудом оторвался от созерцания ее пальцев, разламывающих печенье.

— Показать тебе монастырь. Надо, чтобы нас привыкли видеть вместе. Потом… Ты покажешь мне печь.

— Ваше желание для меня закон, мессир…

Почувствовав, что ему опять становится жарко, Бен встал и начал убирать со стола. Черт-черт-черт. Мысль о том, что, может быть, ей не будет так уж противно ему подыгрывать, раз возникнув, никак не желала уходить и… Он начал повторять в уме самые нудные и туманные высказывания верховного лидера. Пока наконец не смог сказать совершенно нейтральным тоном.

— Тогда собирайся.

Бен был невероятно рад, что перед выходом из дома надел маску. Это совершенно бессмысленное, для пущей загадочности и эффектности выдуманное Сноуком правило, которое все время так его злило — монахам высшего звена обязательно на людях закрывать лицо — сейчас буквально его спасало. Потому что он чувствовал себя… необычно. Растерянно. Взволнованно. Он давно не ощущал такого, уже не помнил, когда это было в последний раз — рядом с ним, совсем близко, едва не касаясь щекой его плеча, шла девушка.

С которой он жил в одной квартире.

С которой он только что разделил обед.

С которой он говорил — наконец говорил по-настоящему, как Бен Соло, а не как приор, фанатичный прислужник Сноука в адском монастыре.

С которой он — хоть немного — мог быть самим собой.

С которой он вернется вечером домой…

Называть домом это место, бывшее фактически тюрьмой, ему не доводилось даже мысленно, но сейчас он едва ли не краснел от удовольствия, когда произносил это про себя.

Дом. Где они живут вдвоем…

Да, все было еще слишком хрупким, слишком шатким. Всего лишь первые шаги, осторожная попытка сотрудничества. Робкое сближение. Слишком много недоговоренностей, слишком много тайн. Он сам не сказал ей всего и понимал, что и она тоже явно что-то умолчала. Но он отчаянно хотел большего, и эти мысли невозможно было остановить, да и не хотелось останавливать. Он едва понимал, что говорит, когда, идя с ней по территории монастыря, показывал ей то, чего она еще здесь не видела; когда заходил к братьям, выслушивал их отчеты о послушаниях за день и раздавал приказы и указания.

Ощущение ее присутствия, ее тепла… Этот намек на улыбку. И он отчаянно хотел увидеть, как она улыбается по-настоящему. Может быть, за ужином?

О, он придумал, чем ее побаловать! Ей понравится, определенно. Он и сам любил утешиться едой в своем вынужденном одиночестве и часто готовил себе разные интересные блюда, но теперь, когда у него была Рей…

— Д-да, мессир…

Бен очнулся, сообразив, что что-то спросил и только что получил ответ. Так, как они здесь оказались? А, трапезная. Нужно было зайти за ужином, конечно.

Перед ним навытяжку стоял до смерти перепуганный брат Дофельд и неотрывно смотрел ему в глаза, как кролик — удаву.

— К-конечно, есть… — выдохнул несчастный Митака, явно еще больше приходя в ужас оттого, что строгий мессир молчит и только сверлит его взглядом.

Черт, конечно! Он же спросил его, есть ли шоколад для фондана.

— Отдай Рене, — бросил Бен мрачно. — И проверь тщательно, чтобы все ингредиенты были на месте. Иначе…

— Слу…шаюсь, мессир…

Пугать беднягу так сильно было жалко, но роль долбанутого приора приходилось играть хорошо. Особенно сейчас, когда… он снова позволил себе радоваться. Надеяться. О чем-то мечтать. Точнее, о ком-то.

Ты идиот, одернул себя Бен. Хуже озабоченного подростка. Совсем крышу сорвало от одиночества? Она тут под твоей защитой, доверяет тебе, а ты уже вообразил невесть что… Больше всего ей нужны сейчас твои нелепые ухаживания! Только потому что она — тоже, очевидно, устав от одиночества, — сказала тебе пару слов? Улыбнулась? Полечила тебе спину? Погладила тебя по голове? (Что ты наверняка сам себе придумал в полусне-полубреду.) Если у тебя полыхает в штанах от одного того, как она произносит “мессир”, и ты видишь в этом что-то большее, чем невинное подтрунивание, то это у тебя проблемы с башкой! А девушка ничего такого в виду не имела, ей бы и в страшном сне не приснилось, что эдакий красавец с торчащими ушами имеет на нее какие-то виды!

Строго приказав себе собраться и перейти к делу, Бен, собственно, к делу и перешел. Заметив впереди Хакса, он быстрым шагом направился к нему. Сноук же велел извиниться? Ну так он сейчас извинится!