Удалось заметно снизить детскую смертность. Практически ее, этой смертности, не стало вообще. Потому Эмма так удивилась, узнав о гибели малыша Эдика. Роботы допустили ужасную ошибку, и этот вопрос надо поднять на Третьем уровне. Хотя наверняка взрослые уже приняли меры. Возможно, ввели в программы обязательную проверку мебели на прочность. Или прикрепили дополнительных лонов к детскому саду.

С детской смертностью удалось покончить, как и с абортами – варварскому отношению к собственным зачатым детям, убийству зародышей еще в утробе. Теперь все по-другому. Теперь, достигнув репродуктивного возраста, каждый человек сдает свои клетки в Детский центр, где с помощью специальной программы выбирается пол будущих детей и их количество. А также определяется самое оптимальное соединение, то есть подбираются родители. Детей зачинают в пробирках, а право на жизнь получают самые сильные и самые здоровые оплодотворенные клетки.

После сдачи клеток в Детский центр люди проходят стерилизацию. Никаких абортов, никакого риска. И это правильно, потому что дети заслуживают лучшего в этой жизни. Дети – это будущие взрослые, которым достанется управление планетой и станциями. Потому их надо тщательно растить и готовить к будущему.

Эмма еще раз крутанула голограмму глобуса. Над Голубой планетой кружились блестящие, очень четкие орбитальные станции. Даже немногочисленные окошки казались настоящими на объемном изображении. Можно приблизить станцию и заглянуть в эти окошки.

Когда Эмма была поменьше, лет пять назад, она часами просиживала над голограммой Земли. Увеличивала станции, рассматривала обшивку, приближала, насколько это было возможно, окошки. Ей все казалось, что она сможет рассмотреть в окошках Третьего уровня людей.

Шесть станций робототехники класса D15 M9, две из них израильские, две американские, одна русская и одна французская. На этих станциях лучше всего сохранялась национальная идея. Говорили на станциях только на родном, национальном языке, учили тоже на этом языке.

Все фильмы, все книги – все только на родном языке. Всеобщий язык тоже учили и даже два дня в неделю говорили только на всеобщем языке, для практики. Но в остальные дни на Моаге, например, пользовались русским языком.

Станции – это, пожалуй, единственная возможность сохранить культуру наций. На Земле это уже почти невозможно. Малых наций не стало вообще, большинство из них погибло во время первых Последствий потепления. Остались самые крупные. Детей рождалось немного – ровно столько, сколько надо для того, чтобы поддерживать производство и управление Землей. И дети росли и воспитывались на всеобщем языке – для работы на Земле.

Эмма очень хотела в будущем попасть на планету. Вдохнуть настоящий воздух, послушать настоящее пение птиц, а не записанное и воспроизведенное благодаря электронной технике. Хотелось посмотреть на города и фермы, постоять на берегу огромного и страшного океана, ставшего смертельной угрозой человечеству.

Возможно, когда-нибудь это и осуществится. Только не сейчас.

Сегодня ей уже пора собирать вещи. Так как она в этом году осталась единственной выпускницей, ее решили переводить уже сегодня. Небольшой традиционный ритуал – Торжественные нашивки, и все. Выпускного не будет. Смысл устраивать танцы для одного человека?

Эмма еще раз крутанула глобус и дотронулась рукой до маленького красного крестика в углу программы. Выпуклый крестик вмиг сменился смайликом со смешными глазами и спросил:

– Вы действительно хотите закрыть программу?

– Да, – тут же ответила Эмма, перекинула за спину растрепанную косу и пошла на кухню.

Программа свернется сама.

Холодильник, приветливо мигнув плоским экраном, тут же осведомился:

– Чего желаете?

Эмму раздражала болтливая техника, потому она обычно отключала программу «Что угодно». Но зато Соня обожала, когда с ней разговаривали холодильники, плиты и раковины, потому потихоньку включала обратно.

– Ничего не желаю, заткнись, – буркнула Эмма и сама открыла дверцу.

Не стала дожидаться, пока холодильник сообщит, что в нем есть из продуктов и какой они температуры, взяла с полки коробку сока, пару бананов и с силой хлопнула дверкой.

– Осторожнее, техника любит вежливость и аккуратность, – ровным голосом сообщил холодильник.

Оставив на столе шкурку от банана – лон все равно уберет, – Эмма порезала беловатую мякоть на маленькую тарелочку и вернулась в свою комнату. Надо собирать вещи, времени осталось совсем немного.

Большой чемодан на колесах с радиоуправляемым механизмом уже стоял посередине спальни, жадно разевая чрево и изредка вспыхивая маленьким плоским экраном. В нем находилось три отсека – Эмма посчитала, что чемодана с тремя отсеками вполне хватит.

Она открыла шкаф и, обхватив руками вешалки с одеждой, принялась вынимать их и кидать на диван. Работы тут немало. Что следует взять?

Школьные сарафаны, юбки, брюки и бриджи брать однозначно не стоит, классы уже в прошлом. Пожалуй, стоит начать с футболок и толстовок. Они всегда пригодятся.

Футболки следует разложить по цвету – так легче будет искать. Сначала полосатые, после цветные. Растянутые вещи и те, из которых выросла, брать с собой не стоит. Оглядев ворох цветного барахла, Эмма поняла, что надо сейчас же пойти и докупить новых вещей. Не отправляться же на Третий уровень с полупустым чемоданом? А с другой стороны, вдруг одежда для взрослых сильно отличается по фасону от детской, и Эмма в этих своих футболках с воротниками и рисунками будет смотреться нелепо?

Вот же загвоздка…

Эмма намотала на палец выбившуюся из косы прядь, несколько раз дернула ее. Потянула через трубочку сок из коробки. Ладно, сейчас надо быстро сложить и перебрать то, что есть, а после все-таки сгонять в магазинчик, купить самое необходимое.

Футболок ей хватит на первое время, это точно. Сколько их еще? Восемь, девять, десять… Восемнадцать нормальных футболок. Хотя нет, все-таки семнадцать. Вот эту розовую с кружевами тоже можно выкинуть, она слишком детская.

Аккуратно уложив в чемодан стопки футболок, Эмма перевела взгляд на ряды толстовок, сложенных на полках шкафа. Повернула рычажок, верхняя полка опустилась вниз и немного выехала вперед. Так, что тут у нас?

Все то же самое. Часть вещей или немного растянута, или выглядит совсем по-детски. Вот эта толстовка, например, светло-желтая, с удобными карманами и капюшоном, с ярким, блестящим рисунком, – для взрослого уровня она никак не подойдет.

Отобранные толстовки заняли в чемодане отсек рядом с футболками. В следующий отсек Эмма принялась укладывать носки. С этим все в порядке, совсем недавно лон получил новую партию носков с эмблемами Моага – и для Сони, и для Эммы. И сама Эмма купила несколько новых пар – серых, коричневых и белых. С рисунками и надписями.

После джинсы, брюки, бриджи и шорты. Глянув на выехавшие из шкафа полки, Эмма вздохнула. Можно было, конечно, попросить лона заняться этой работой, но лучше всего с одеждой разобраться самой. Чтобы потом не удивляться, зачем это Лонька засунул в стопку футболок старые и растянутые вещи.

Дело продвигалось не так быстро, как хотелось. К тому моменту, когда Эмма добралась до платьев и сарафанов, плоские электронные часы на столе выкинули квадрат голограммы, на котором запрыгали объемные цифры. Половина первого! Осталось всего три часа до нашивок. Это совсем мало, можно сказать – почти ничего.

Все три отсека чемодана оказались забитыми до отказа. А надо было еще куда-то сложить нижнее белье, гигиенические принадлежности, любимые книжки в бумажном переплете – их тоже хотелось сохранить на Третьем уровне, как память о детстве.

Украшения и заколки тоже следовало куда-то поместить. Может, в отдельную маленькую сумочку?

Эмма подошла к комоду, глянула в зеркало. По самому краю зеркала четкими отпечатками тянулись следы маленьких пальчиков. Из открытой шкатулки свисали цепочки и края браслетов. Тут же, рядом, лежали несколько сережек, вытряхнутые из коробочек и перепутанные.