С царем Лесарта связывала странная дружба, похожая скорее на взаимное отрицание. Непонятно, кто из них чем был кому должен, однако держались они друг друга уже больше тридцати лет. И, разумеется, Лесарт, как маг, сопровождал царя во всех походах. Кому, как не ему, было знать историю появления на свет Гесты.

А родилась она от чужеземной пленницы Ивы. Кто их помнил, кто их считал после боя? Таких, как Ива, были сотни. Но пленница, доставшаяся царю среди прочей добычи, оказалась девственницей, к тому же выглядела необычно на фоне привычных ему белотелых женщин.

Смуглая, с золотистой кожей, с густой копной отливающих темным золотом каштановых волос. Слишком тонкая телом, глаза какие-то странные, зеленовато-голубые, яркие, пронзительные. Те, кто видел Иву, говорили, издали казалось, что глаза у нее вообще без белка. Возможно, необычная внешность и решила ее судьбу. Вместо того чтобы насытившись, выбросить и забыть, царь забрал пленницу собой.

Да только лучше б выбросил. Царица сразу заприметила новую рабыню, которую Мелиар притащил с собой в обозе, и взяла ее в оборот, ясно дав понять мужу-консорту, что выбирать ему придется между рабыней и престолом. Мелиар сделал правильный выбор.

 Зачем рисковать положением ради рабыни, пусть и желанной, и необычной? Никакая рабыня не стоит царства. В конце концов, это всего лишь женщина, а женщин на свете много.

Для царя нашлись дела поважнее. Обогащение, набеги, мелкие войны с соседями. Постоянные дипломатические экивоки на цыпочках с грозным соседом Гелсартом, которому они платили ежегодную дань людьми. Мелиар был тогда молод, а в молодости честолюбивые амбиции перекрывают все.

Так новая рабыня попала на конюшню. Кем бы она ни была до того, как попасть в рабство, Ива быстро привыкла. Жизнь на конюшне была нелегкой, но вполне сносной. Там можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Все знали, кому она негласно принадлежит, и несчастной никто не домогался.

И все бы ничего, если бы не выяснилось, что Ива беременна.

Ей долго удавалось прятаться от глаз царицы, однако в один прекрасный день правда выплыла наружу. Фелиса заметила ее, а та была уже на сносях. Сложить два и два не составило труда. И так уж вышло, что рабыню Иву затоптали случайно вырвавшиеся из стойла кони. Несчастная умерла, но успела-таки родить дочь.

Мелиар в тот момент как раз отсутствовал, небольшой набег на северных соседей. Когда царь вернулся с добычей, новость до него довела царица сама. Рассказала ему печальную историю, глядя прямо в глаза и ожидая реакции.

Он и в этот раз сделал правильный выбор. И новорожденную Гесту с безмолвного согласия царя взяла себе жена старшего конюха. Фелиса хотела расправиться и с ребенком, однако, узнав, что рабыня родила девочку, оставила ее в покое.

Но только на время.

Девочка подросла, стала похожа на мать, те же необычные глаза, тонкое стройное тело. И так уж вышло, что царю Мелиару, имевшему за свою жизнь очень многих женщин, Бог не дал других детей, кроме нее.

Одного этого было уже достаточно, чтобы царица снова взглянула на Гесту внимательным оком.

***

Молодой господин действительно вернулся с охоты. Можно подумать, Лесарт заранее знал, что так будет. Но изумляться и додумывать Гесте не пришлось, потому что именно она и оказалась в тот момент у ворот конюшни, а только что подскакавший царевич спешился и бросил ей поводья.

Да сразу не ушел, как делал обычно. Несколько секунд смотрел ей вслед, пока она уводила его белогривого красавца. А потом крикнул:

– Эй, его надо хорошенько обтереть!

Поняв, что он обращается к ней, Геста застыла, не смея шелохнуться. Потом все же обернулась, понимая, что стоять спиной, когда с тобой разговаривает будущий царь, нельзя. Поклонилась и, не поднимая глаз, выдавила:

– Да, господин, все будет исполнено.

Она хотела поскорее увести коня и скрыться в спасительной полутьме конюшни, тем более что ко входу уже спешил старший конюх, но молодой господин решил иначе. Немного потоптавшись на месте, он вдруг заявил:

– Подожди, я сам должен видеть, как ты это сделаешь! – и вошел в проход за Гестой следом.

 Конюх застыл, провожая царевича недоуменным взглядом, а Гесте ничего другого не оставалось.

– Как будет угодно господину. – сказала она и взмолилась про себя, чтобы это не дошло до ушей царицы.

Молодой царевич нагнал ее и пошел рядом. Близко, если руку протянуть, можно его коснуться. Геста старалась не смотреть в его сторону, она и сама не понимала, почему холодное томление разливается где-то в груди, когда он вот так, совсем близко.

Стараясь не показывать волнения, расседлала и завела белогривого красавца в стойло. И только хотела начать его обтирать и чистить, как Солгар внезапно шагнул внутрь.

– Подожди, Геста.

– Что?.. – девушка чуть не выронила пучок травы и скребницу.

Он подошел ближе и спросил негромко:

– Тебя ведь зовут Геста?

Это было совсем уж неожиданно. Геста глядела на молодого мужчину осознавая, что он не должен был подходить. Не должен стоять так близко и так на нее смотреть. Потому что это неправильно!

Неправильно! Заколотилось сердце, странное холодное томление опять начало разливаться под кожей, а воздух почему-то сгустился и стал плотным, застревая в легких. Девушка кивнула и отступила к перегородке.

– Геста, – тихо повторил он, подходя еще ближе, и протянул руку.

В этот момент из прохода резко прозвучал голос стольника царицы Винго:

– Господин Солгар, ваше высочество, вас ждет к себе государыня!

– Иду, – ответил Солгар и сразу вышел.

А Геста от волнения как стояла, так и сползла по стенке на пол. Сегодняшнего царица ей точно не простит. Навернулись слезы.

За что ей такое, Господи… Чем она хуже остальных людей, почему ее нельзя оставить в покое, дать просто жить? Тихо и незаметно. Никому не мешать.

Геста тоненько всхлипнула, закрывая рот тыльной стороной ладони. По шеке сползла слезинка. Белогривый конь царевича ткнулся ей в руку бархатными губами и фыркнул, напоминая о себе.

– Геста, девочка, что случилось? – в стойло заглянул обеспокоенный старший конюх. – Почему ты плачешь?

– Ничего, папа Ким, все нормально, – Геста подскочила, понимая, что надо прекращать жалеть себя. – Вот, палец занозила. Больно.

– Давай тогда я займусь белогривым, а ты сходи к целителю.

– Ничего, так пройдет, – пробормотала и взялась протирать пучком травы шелковистую конскую шкуру.

– Геста?

По взгляду старого конюха, ее приемного отца при живом, было понятно, что он ей не поверил.

– Ладно, – проговорил конюх. – Пришлю к тебе Тигарда.

И ушел.

Она уткнулась в бок коню и затихла. Постояла так, дождалась, пока немного схлынут горечь и страх, и принялась за работу. Когда через несколько минут подоспел Ти, она уже была более или менее в порядке.

– Эй!

Тигард быстро влетел в стойло. Белогривый дернулся, переступая копытами, заржал и покосился на него.

– Тихо ты, – шикнул на него парень, отобрал у Гесты сребок и молча на нее уставился.

– Плохи мои дела, Ти, – она уселась на солому в углу и вертела палочку в руках. – Надо уходить отсюда. Не дадут они мне жизни.

Парень с минуту энергично тер лоснящийся конский бок, потом выдал:

– Мы уйдем вместе. Сбежим.

Геста вскинула голову.

– Но Ти… – Кольнуло сердце, ей стало страшно, не за себя, за него.

– Вот что, – продолжал он, понизив голос. – Откладывать нечего. Сбежим сегодня же ночью. Я соберу кой-чего в дорогу, незаметно снесу и спрячу поближе к городским воротам. А ты, как закончишь, иди к наставнику. Он поможет.

Сбежать, вырваться на свободу… Несбыточно, слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– А рабочие руки везде нужны, не пропадем! – хмыкнул Тигард, хлопая коня по золотистому крупу.

Словно в ответ на его слова темно-игреневый* конь царевича фыркнул, тряхнув лобастой головой,