Осквернённые бабочки кружили вокруг него с немым укором, чистые собратья сторонились их, как люди обычно сторонились самого Бражника, когда он покидал свое убежище. Странный, нелюдимый человек, одетый как всегда не по погоде — в длинное серое пальто, это пальто Бражник не снимал даже в своей башне, не вызывал у окружающих симпатии.
Вытащив из кармана массивную вычурную брошь, он наспех прицепил её к рукаву и, закрыв глаза, попытался почувствовать ментальную ниточку связи с наставником. Свой талисман до этого Бражник использовал всего два раза, предпочитая действовать другими методами, но его функционал он отлично знал. Однако первая же попытка наладить связь позорно провалилась, и следующая… и следующая.
И тогда пришёл страх. Бражник попытался снять щиты со своего сознания и почувствовать… хоть что-нибудь, но обнаружил страшное — никаких щитов больше не существовало. Он снова стал обыкновенным… даже не человеком, жалким подобием человека, не способным взять себя в руки, переступить через свою душевную боль и жить дальше.
Бражник закричал, словно раненый зверь. Осознание того, что он утратил свою силу, вновь потерял смысл жизни, в главное — лишился поддержки Аксона, единственного существа, разделявшего его боль и одиночество, накрыло Бражника с головой. В последней отчаянной попытке вернуть утраченное, он прорычал:
— Трансформация.
И удача наконец улыбнулась ему. Краем глаза Бражник успел заметить, как в его брошь затягивает какое-то крохотное существо, но мысли об этой странности моментально улетучились из его головы, стоило ему лишь почувствовать отголосок своего прежнего могущества. Сила ощущалась слабо, будто бы она и не принадлежала ему, словно в десятки, а то и сотни раз слабее, чем раньше. Но она была. Бражник оскалился в хищной ухмылке.
— Папочка вернулся, девочки, — хриплый смех разнёсся по всему залу. — Идите ко мне, мои акумы. Вы хорошо потрудились, отдохните.
Маленькие тёмные тени отделились от осквернённых бабочек, обнажая их первозданную чистоту и позволяя им вновь воссоединиться с собратьями. Впитав в себя частички силы, что вернулись к нему с его маленькими помощницами, Бражник сразу почувствовал себя увереннее.
— Наставник покинул нас, — задумчиво проговорил он, привычка размышлять вслух давно и прочно закрепилась за ним, — надеюсь, не навсегда. Но игру никто не отменял, если мои силы уменьшились, то… вероятнее всего, та же учесть постигла и наших противников, а значит, забрать их талисманы будет не сложнее, чем отобрать конфетку у ребёнка.
Бражник был не в восторге от того, что отныне ему придётся использовать талисман, но раз уж без этой побрякушки он почему-то больше не чувствовал своей силы, выбора у него не оставалось.
Не то чтобы Бражнику не нравилось ощущение физического превосходства, которое давала ему трансформация, но он совершенно не горел желанием попадать в ситуации, когда эта особенность талисмана станет ему полезной.
И к тому же, трансформация лишала его самой главной психологической защиты — его пальто. В этой пародии на супергеройский костюм — хотя скорее уж на суперзлодейский, как подумал про себя Бражник — он чувствовал себя очень и очень неуютно.
— И что мы имеем?
Ментальные ниточки его надёжной паутины, которую Бражник, словно большой и старательный паук, раскинул практически над всем Парижем, рассыпались в пыль. Все до единой акумы вернулись к нему.
Это означало лишь одно, он больше не мог контролировать так много жертв одновременно. А значит, в первую очередь следовало определить новый предел своих возможностей.
***
— О нет, сегодня же в школу! — смартфон, служивший Маринетт будильником, с глухим стуком слетел с кровати на пол и обиженно затих, а за ним, неловко зацепившись ногой за одеяло, с кровати свалилась и сама Маринетт. — Что? Почему…
Мысль о том, что всё неправильно, в полной мере настигла её в то время, когда она, так и не проснувшись толком, пыталась выпутаться из одеяла. Маринетт застыла в неудобной позе, даже и не думая подниматься на ноги.
— Но как же? Неужели всё это было лишь сном? Но так реально…
— Маринетт,— безмятежный голос матери заставил её возобновить попытки справиться с одеялом, — ты уже проснулась? Вставай! Ты же не хочешь опоздать в свой первый учебный день?
— Да-да, мамочка, — рассеянно пробормотала в ответ Маринетт, не заботясь особо, чтобы быть услышанной. Выпутавшись из одеяла, она всё-таки поднялась на ноги и попыталась создать своё излюбленное йо-йо. Не получилось.
«Но если всё это был один длинный и страшный сон, то сегодня просто не может быть первый учебный день. Если только я не проспала эти две последние недели, которые…» — додумывать ей не хотелось.
С кухни приятно пахло кофе и свежей выпечкой. Двигаясь как сомнамбула, с совершенно пустой головой, Маринетт кое-как оделась и спустилась вниз, к завтраку. Ей удалось избегать тревожных мыслей всё утро, однако в тот момент, как за её спиной захлопнулась дверь пекарни, отрезая её от поддержки родителей, мысли вернулись.
Беспокойство и тревога настолько захватили её, что Маринетт и не заметила как дошла до школы. Даже первая в этом году стычка с Хлоей на волне невесёлых размышлений прошла как-то смазано и бестолково. И, судя по всему, такое пренебрежение к своей персоне Хлою совершенно не устроило.
«Стоит ожидать особо изощрённых пакостей в этом году», — уныло подумала Маринетт, незаметно бросая взгляд на одноклассницу, с Хлоей она никогда не дружила. Да и не было у Хлои друзей, за исключением верной Сабрины, но назвать их взаимоотношения дружбой у Маринетт язык бы не повернулся.
Хотя у самой Маринетт не было и этого. Сколько она себя помнила, с самого детства, у неё не было ни одной настоящей подруги, даже несмотря на то, что с одноклассниками она всегда поддерживала тёплые отношения. Не считая Хлои, разумеется, которая каким-то чудом вот уже четвертый год подряд оказывалась с ней в одном классе.
«Это противозаконно… столько параллелей, а меня вечно запихивают в один класс с этой мисс вселенная», — эта мысль потянула за собой другую. И Маринетт вновь погрузилась в размышления о том, было ли произошедшее с ней реальностью или всё это просто игра её не очень здорового воображения.
«Если этот мир, действительно, лишь полигон свихнувшихся от скуки демиургов, значит, все мои воспоминания — пустые декорации. Я никогда не училась в школе, не была знакома с Хлоей… до злополучной встречи с Деметрией меня, скорее всего, даже не существовало», — от этих мыслей у Маринетт начинала болеть голова.
«Всё, хватит! Ещё немного и ты свихнёшься», — строго одёрнула себя она, возвращаясь к реальности.
Реальность порадовала её весьма эмоциональной стычкой Хлои с новенькой девушкой. Последняя явно была не из робких и совсем не боялась давать отпор белобрысой грубиянке.
Почувствовав на себе взгляд Маринетт, новенькая приветливо улыбнулась ей и, проигнорировав последнюю реплику, брошенную чем-то изрядно разозлённой Хлоей, протянула руку для пожатия.
— Меня зовут Аля, можно я сяду с тобой? Кажется, это единственно не занятое место в классе, — она немного повысила голос, — где мисс «я лучше всех» не будет маячить у меня на горизонте.
— Да, конечно, садись, — Маринетт смущённо улыбнулась и передвинула свою сумку, освобождая место для новой подруги. В том, что они с Алей подружатся, у неё не было ни малейшего сомнения.
«Как бы то ни было, теперь — это мой мир! И я устанавливаю в нём правила», — твёрдо подумала Маринетт, немного удивляясь собственной решимости.
— Если все уже собрались… — заговорила было мадам Бюстье, но её неуважительно перебила Хлоя.
— Адриана ещё нет, — в своей капризно-жеманной манере протянула она, ничуть не смущаясь неодобрительных взглядов. Впрочем, к ним ей было не привыкать.
— Ты не знаешь, кто такой этот Адриан? — шёпотом поинтересовалась Маринетт у Али. Это имя почему-то вызвало у неё странное чувство. Будто бы она забыла о чём-то важном, что непременно необходимо было вспомнить.
