Он был абсолютно уверен, что дома его ожидает что-то веселое — за время, пока хозяина не было дома, Данька смог бы сотворить многое. Но он совсем не думал, что веселье начнется еще до его отъезда. Хорошее настроение не могло ничто испортить — встал он сам, отец не успел еще позвонить, повар превзошел сам себя и приготовил замечательный завтрак. В конце концов, погода была замечательная! Что может произойти плохого?

Когда Рома почти расправился с трапезой, в столовую зашел Виталий и сказал:

— Там ваш парень отказывается от еды.

Ненадолго задумался парень, прежде чем что-то сказать. Поковырял содержимое тарелки, почувствовал, как хорошее настроение постепенно исчезает, и раздраженно пробормотал:

— Ну так насильно его накормите! Зачем меня беспокоить?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Он запер дверь с той стороны и никому не открывает.

Рома решительно встал с места, положил столовые приборы на стол, вытер салфеткой рот. Чертов Корнилов продолжал его поражать.

— Я пришлю ему палец его матери, чтоб неповадно было, — мрачно пообещал парень.

Виталий тактично промолчал. Он предпочитал не вмешиваться во взаимоотношения двух парней, только исполняя приказы. Именно это наплевательское отношение ко всему, что он вытворяет, и нравилось в нём Роме. А то были случаи, когда после издевательства над очередным парнем, всякие охранники, уборщицы и прочая челядь выговаривала ему все, что думает. Собственно, они надолго не задержались в этом доме. А Виталий уже лет семь с Ромой и увольнять его никто даже не думает.

Быстрым шагом Рома преодолел расстояние до двери в комнату. Застучал по ней и заорал:

— Какого черта, Корнилов? Выходи давай!

— Да пошёл ты! — раздался из-за неё голос.

Не хотел подчиняться Данька. Не думает о последствиях, которые несомненно скажутся на нём. Рома обернулся на верного Виталия и процедил:

— Выламывай дверь!

После чего отошел заранее подальше от двери. Виталий сразу же принялся исполнять приказ. А Рома скрестил руки на груди и принялся ждать. Он уже свыкся с мыслью, что на пикник попасть не успеет, на это просто времени не хватит. Нужно же сначала проучить нахала, показать, где его место.

Дверь еще держалась, несмотря на усилия телохранителя. Или Виталий не сильно старался? А Данька вдруг заорал:

— Мне осталась одна забава…!!

Рома не понял прикола, попытался прислушаться к тому, что там выкрикивал Даня. Но шум, с которым выбивалась дверь, чертовски мешал.

— Подожди! — прикрикнул Рома и вновь прислушался.

— Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист!!

Когда парень понял, что происходит, он не смог сдержать хохота

— Ты серьезно, Корнилов? — закричал он, — Не думал, что ты хоть одно стихотворение наизусть знаешь.

По ту сторону двери повисло молчание. Но ненадолго. С новой силой зазвучали строчки Есенина, причем громкости парень не убавил. Поймав вопросительный взгляд Виталия, Рома молча покачал головой. Хотел дослушать до конца художественное чтение в исполнении Даньки.

Но вдруг возникла пауза. Рома усмехнулся и крикнул:

— Что, закончились твои познания? — и снова захохотал.

Ситуация отдавала таким абсурдом, что придумать такое вряд ли можно было бы. Такое могло произойти только в реальной жизни, и никак иначе. Даня читает стихи Есенина, ну надо же!

— И похабничал я, и скандалил… — вдруг раздался голос.

Совсем негромкий, как раньше он выкрикивал, а наоборот: проникновенный, с явно слышимой болью в нем.

—… для того, чтобы ярче гореть! — закончил он и замолчал.

Вроде бы нужно было снова пошутить, но Рома не находил в себе силы. Точно, абсурд — какое сравнение — Есенин и Данька Корнилов. Вроде и смешно, а вроде и грустно. Рома подошел к двери. Виталий тут же отошел подальше, не собираясь мешать начальнику.

— Там еще строчки есть, Корнилов, — сказал парень негромко, — Хочешь, зачитаю?

За дверью что-то зашумело и глухой голос пробормотал:

— Валяй.

— Пусть не сладились, пусть не сбылись эти помысли розовых дней, — отчетливо продекламировал Ромка, сделал паузу и закончил проникновенно, — Но коль черти в душе гнездились — значит, ангелы жили в ней.

И шумно выдохнул. Осторожно прислонил ладонь к двери, затем постучал.

— Там еще есть, вообще-то, — пробормотал Даня, — Чтобы… “положили меня в русской рубашке под иконами умирать…” Как-то так.

Снова послышалось шуршание за дверью и вдруг она распахнулась. Злой, взлохмаченный Данька стоял за ней. Позади громоздилась кровать, которой, видимо, он подпирал дверь, чтоб уж точно никто не открыл. Рома искренне не понимал, зачем Даня открыл дверь. Неужели он слишком сентиментальный, если из-за стихотворения Есенина решился вдруг уступить.

Вспомнилась некстати глупая легенда, гуляющая по сети, что людей разделяет двадцать шагов. И каждый человек должен сделать свои десять шагов. Больше — нельзя, иначе так и будет идти к отношениям один. Меньше — тоже нельзя. Только десять. И первый шаг, наверное, Даня только что сделал.

Теперь очередь за Ромкой.

— Прости меня, — он нервно сглотнул, — Я причинил тебе боль… много боли… это…

Он огляделся и не заметил рядом Виталия. Видно, решил не мешать им разбираться в отношениях. Удивительно чуткий человек этот Виталий. Умеет появляться, когда это необходимо, и при ненужности своей исчезать, будто его и не было.

Данька вздрогнул и пробормотал после недолгих раздумий:

— Я не смогу тебя простить. Тяжело, понимаешь?

И взглянул с опаской в ожидании наказания за такие дерзкие слова. В общих чертах Рома его понимал, потому не стал ничего делать. Тяжело вздохнул, развернулся и уж было хотел уйти, но вдруг понял: что-то его тревожит. Он обернулся и спросил:

— Есенин — твой любимый поэт?

— Один из любимых, — откликнулся Даня, — Маяковский мне больше нравится, хоть он кое-где и непонятный. Но Есенин — он же хулиган, да?

— Похабник и скандалист, — кивнул Рома.

— Мне он интересен скорее, как личность. У меня дома книжка была… про Есенина… я её несколько раз перечитывал.

— Мммм… классно…

Вроде бы он и спросил, но от этого никуда волнение в душе не ушло. До сих пор было как-то неспокойно, тревожно. Вспомнил он свое волнение, когда узнал о попытке самоубийства Дани. Что-то похожее. Наверное, это все-таки любовь.

Он продолжил стоять на месте, все никак не решаясь уйти. Словно чего-то ждал. И Даня ждал, небрежно облокотился на дверной косяк и смотрел на него, ожидая, что он будет делать дальше.

В голову пришла дурацкая идея, которую парень сразу же отбросил. Сейчас это будет выглядеть глупо и предсказуемо. Он помотал головой, прогоняя прочь такие глупые мысли, и наконец ушел обратно, доедать свой завтрак.

Ни на какой пикник он не поехал. Было не до этого. Рома приказал Виталию и еще нескольким сильным мужчинам разгрести свалку, которая успела образоваться в комнате Даньки, а его самого велел привести к нему в спальню. Пока Даня не пришел, Рома успел навернуть пару кругов по спальне, почему-то волнение никак не спешило отступать. Он собирался наконец-то серьезно, на равных, поговорить с парнем.

Даня показался в дверях. На этот раз в глазах никакой злости Рома не заметил, парень был абсолютно спокоен.

— Что-то случилось? — осведомился он сразу же, едва столкнулся взглядом с Ромой.

Тот ненадолго задумался. Наверное, действительно что-то случилось. Лёд тронулся? Парень почувствовал в груди сосущую пустоту, возникающую обыкновенно во время сильного волнения, и пробормотал:

— Ничего такого. Просто надо поговорить.

Неподдельное удивление в лице Даньки подняло настроение парню. Как же он смешно хмурил лоб! Впрочем, следовало вернуть себе серьезный настрой, ведь и разговор планируется серьезный. Он подождал, пока Даня сядет куда-нибудь. Он потер разом вспотевшие ладони (волнение до сих пор сидит где-то в глубине души).

— Я не собираюсь держать тебя взаперти.