– Что именно?

– Свадьба.

– Просто роспись. Поужинали в ресторане.

И это тоже очень на меня похоже.

– А медовый месяц? – переворачиваюсь на бок, подкладывая руку под голову.

В моей голове рождается очень яркая картинка: огни Амстердама, ночные клубы, улица Красных фонарей. Разве что-то может быть романтичнее для молодоженов? Никогда не думала о свадьбе, но, если б захотела связать с кем-то жизнь – начали брак именно с этого приключения.

– Ты была не в состоянии на тот момент, мы отложили полет, – сверлит взглядом штукатурку над моей головой.

– Не в состоянии? – удивляюсь. Меня даже подозрение на аппендицит не остановил от переправы по Ла-маншу.

– Беременность, – очередное краткое пояснение.

Я издаю громкий стон. Успела забыть об этом факторе “Р”. Но в моей картине мира для ребенка просто нет места, я не могу представить себе, как он выглядит, что говорит, как я держу его на руках. Я вообще ничего о младенцах не знаю. Кроме того, что никогда о них не грезила.

– Марселю девять месяцев, – думает, я высчитываю, сколько ему может быть.

– Марсель? – удивляюсь. Я уже слышала из его уст это имя, но никак не связала с ребенком. – Кто так подставил пацана?

На секунду лицо йети преображается, становится мягче и интереснее. Я не сразу понимаю, что так на него повлияла легкая улыбка, коснувшаяся одного уголка губ, запрятанных под кустарником.

– Ты.

– Серьезно? – перебираю в голове всех мужчин, в честь кого могла бы так извратиться, но ни одного примера так и не нахожу. – Похоже, гормоны сыграли со мной злую шутку, – хмыкаю, упираясь носом в матрас. – Почему не образумил? – обращаюсь к мужу.

– Ты умеешь приводить доводы.

И снова весьма точная характеристика. Он действительно меня знает.

– Я дал свою фамилию и отчество, ты – имя. Все честно.

– Я не взяла твою фамилию? – вспоминаю, что на больничной карточке сияет моя девичья с инициалами.

– Нет.

– И какая у тебя фамилия?

– Потапов.

– Понятно почему, – смеюсь я.

Звучную Королёву променять на вяжущую язык Потапову? Не об этом я в детстве мечтала.

– Потапов, – пробую ее на вкус. Нет, категорически не отдает дворянским происхождением. – Потапов Марсель.

Произношу и заливаюсь хохотом. Слегка болезненным и нервным, но и то отдушина. Нет, я безумна, совершенно безумна. Или ненавидела это чадо в утробе. К моему похрюкиванию в цветастое одеяло добавляется тихий несмелый смешок. Кидаю взгляд на йети и снова подмечаю какие-то интересные метаморфозы. Собравшиеся морщинки возле глаз должны отталкивать, но вместо этого оживляют хмурый собранный из противоречий образ. Так мне нравится больше. Может, это странное тепло, что маленьким огоньком разгорается внутри – отголоски нашего совместного прошлого? Чем-то же он меня покорил? Может, улыбкой?

– И как мы зовем его сокращенно? – продолжаю допрос, заглядывая в потеплевшие глаза.

– Марс.

– Как шоколадку??? – я снова взрываюсь хохотом.

«Муж» присоединяется. Мы громко смеемся, оба, конечно, понимая, что это всего лишь реакция нервной системы на все, что происходит.

– У нас странная семья, – прерывает, наконец, тяжелый смех мужчина напротив.

– Вот в это я могу поверить, – прикрываю нижнюю часть лица одеялом и не отрываясь смотрю на мужа.

В то, что добровольно выскочила замуж и тут же запрыгнула в вагон материнства – нет. А вот в то, что из этого в итоге получилось нечто странное – весьма.

За окном автомобиля мелькает грустный пейзаж российских будней. Нечищеные тротуары, серые фасады домов, тусклые безрадостные витрины. И как завершение депрессивной картины – тяжелое небо над головой, давящее плитой. Вот почему я никогда не провожу зимы в Москве. Не проводила.

Огромный уродливый пикап рассекает дорогу с мягким шуршанием, в салоне остро пахнет древесиной, но я не задаю вопросов. Я все уже для себя поняла: грязные ботинки, мозолистые пальцы, багажник, заваленный какими-то досками – мой муж обычный рабочий, без претензий на перспективы. Еще один пункт в задачи дня: постараться принять этот факт и не закатывать глаза, раздражаясь на собственный выбор. Чертов плотник, с которым нет ни единой точки соприкосновения.

У меня, какой я себя знаю.

Поток машин уплотняется по мере того, как мы приближаемся к спальным районам. Дома становятся ярче, выше, более “гудящими”. Человеческие муравейники, обреченные на многолетнюю клетку. Ад на земле.

Чтобы отвлечься от неприятного чувства, растекающегося неправильностью происходящего в груди, я снова включаю телефон. Листаю галерею отработанным движением пальца, критично вглядываясь в каждый кадр. Она забита фотками маленького человека. С тех пор как мне добыли зарядку, это мое единственное занятие: рассматривать снимки, сделанные моей рукой – здесь нет никаких сомнений, свой профессиональный почерк я узнаю везде – и читать про таких же неудачников, как я, что очнулись в новой для себя жизни. Теша себя надеждой, что терапия поможет уже сегодня.

И теперь, после нескольких дней обследований и сопротивления фактам, мне предстоит окунуться в эту новую жизнь с головой и по самые ягодицы. Потому как ситуация – полная фигуристая жо…

– Ты как? – откашливается йети за рулем.

– Ничего. Голова болит. Нормально, – перенимаю его манеру к односложным ответам.

Как там говорят: муж и жена одна сатана? Сатана из меня отменная.

– Заеду в аптеку, когда поеду за Марселем, привезу все по списку, – слегка барабанит пальцами по рулю, не отрывая взгляда от дороги.

– Спасибо, – киваю, хотя знаю, что он не видит.

Он ведет себя как примерный супруг: сдержан, нетороплив, заботлив. Наверное, это и есть та самая каменная стена, за которую все так цепляются в жизни. Может, права был сестра, прогнозируя, что когда-нибудь я тоже “набешусь”? Она-то всегда была более прагматична и нацелена на обыденные вещи: карьера, семья, квартира. Два из трех пунктов в ее арсенале были реализованы сполна. Бабушкина квартира – наследство, на которое я претендовала не больше трех месяцев в году – полностью в ее распоряжении, успешная карьера с хорошим доходом также в реализации. С горем пополам ее сожителя вот уже седьмой год тоже можно было назвать ступенькой к воплощению четкого жизненного плана.

Не то что у меня, всё богатство – чемодан и Кенни, приносящий доход на любимую мной свободную жизнь.

Где же ты, систер? Сменила номер? Укатила в отпуск, следуя моему совету, быть подальше от депрессивной зимней Москвы, выжигающей из тебя всю радость? Кто ответит на вопросы, которые я не могу задать это хмурому лесопилу рядом? Уж точно не Катька, игнорирующая мое сообщение уже третий день.

Прислоняюсь лбом к стеклу, ловя в боковых зеркалах отражение огромных колес нашей несуразной тачки. Более уродского изделия автопрома представить невозможно. Не машина – муравей без жопки. Всегда задавалась вопросом, кто такие покупает, когда видела их на дорогах. Вот, оказывается, кто. Мой муж. Возможно, это даже совместная покупка, в семьях же обсуждают такие бездарные вложения средств?

Снова кидаю взгляд на Михаила. Миша. Перекатываю имя на языке – не ложится, чужеродно. Может, я звала его как-то типа “кися”? Изо рта вырывается смешок, который я прячу в вороте пуховика. Ничего кроме “йети” на ум не приходит. Пытаюсь представить, что-то более интимное, что должно отозваться внутри: как он снимает с меня одежду, гладит чувствительную кожу живота, покрывает поцелуями шею, спускаясь ниже. И тут же морщусь, чувствуя только фантомную щекотку и дискомфорт. Не могу представить нас счастливыми, не отрывающимися друг от друга молодоженами. И уже точно никак – ответственными родителями, планирующими беременность.

Все это какая-то глупая нелепость. Я и он. И сын.

Снова включаю экран телефона, залезаю в галерею и в тысячный раз пытаюсь разглядеть в пухлощеком пацане себя. Пожалуй глаза, да – мои. Зеленоватые бусины, радостно смотрящие на мир, уверена, приложи мои детские фотки – будет один в один. Но все остальное – совершенно чуждо и не вызывает ни единого отклика в груди, кроме любопытства. Незнакомая беззубая улыбка, незнакомый маленький нос. Как это вообще работает? Должен же включится какой-то тумблер внутри, который громко оповестит мозг: ты – мать! Но коварный разум играет в прятки, хотя я уже досчитала до десяти и даже крикнула “сдаюсь”.