– Я не фотогеничен, – усмехается доктор, снимая с моей руки манжету тонометра.

– У вас очень выразительные руки, так и просятся в кадр, – кладу ладонь поверх широкого мужского запястья. Легко прохожусь подушечками пальцев по теплой коже и тут же убираю.

Словно и не было. Крючок работает безотказно. Взгляд доктора прожигает во мне дыру, я уверенно отвечаю.

– Кхм, Жень, можно тебя? – раздается от двери.

Мы с очаровательным доктором вскидываем глаза на проем, я, к своему неудовольствию, обнаруживаю там чьего-то благородного мужа, которого я недавно одарила эпитетом “хрен”. Надо бы извиниться, поблагодарить, что рванул к несчастной едва знакомой женщине, и отпустить с миром. Чего он все еще здесь трется?

Почти пойманный в мои сети врач кивает, поднимается с места и направляется в сторону слишком рьяно взявшегося за меня незнакомца.

Потасканный жизнью мужик недобро сверлит меня взглядом, все больше напоминая лесоруба из американских триллеров. Словно сейчас вытащит из-за спины топор и…

Надеюсь, мой милый доктор будет жить?

Михаил

– Ну что, Жень? – складываю руки на груди, привычно пряча ладони.

– Не Женя, а Евгений Александрович, попрошу, – стучит ручкой по бейджу на груди. Приколист хренов.

– Да хорош. Что с ней? – киваю на дверь палаты, от которой мы отошли на несколько шагов.

– Как и говорил, черепно-мозговая, но сознание не спутанное, речь в норме, думаю обошлось, в порядке будет твоя благоверная, – щелкает ручкой и убирает ее в нагрудный карман.

Пропускаю мимо ушей это его “благоверная”, сосредотачиваясь на главном.

– Скоро выпишешь?

– Ты куда торопишься? Еще анализы не все пришли, обследование нужно сделать, нескольких врачей пройти.

– Мать долго с сыном сидеть не будет, ты же знаешь. А у меня крупный заказ сейчас, совсем без вариантов.

– Придется что-то придумать. Такие травмы несут сопутствующие риски, возможно проявление невидимой при первичном анализе симптоматики: внутричерепная гипертензия, гидроцефалия, ишемия, отек мозга…

– А нормальным языком ты сказать можешь, не для заучек с медицинского? – устало потираю лицо ладонью. Как это все не вовремя, боже.

– Нормальным языком: дай работать врачам, если не хочешь в итоге получить овощ.

– Она, вроде, ничего, – пожимаю плечами, снова бросая взгляд на дверь. Странная только. Но после такой травмы это нормально. Наверное.

– Ничего, – расплывается в своей классической улыбочке бывший одноклассник. Всю жизнь ему эта улыбка всё на блюдечке подносила. – Мне даже показалось, флиртовала со мной, – хмыкает.

Мне тоже так показалось. И это то, что я предпочел бы не видеть.

– Не обольщайся. Она занята, – кидаю на него прямой твердый взгляд, обозначая свою территорию. – Мне показалось, она не узнала меня, когда проснулась, – задаю интересующий меня вопрос.

Красноречивое “хрен” еще висит в воздухе.

– Ты б брился почаще, может, узнала бы, – Женька разворачивается в сторону своего кабинета и кивком приглашает двигаться за ним. – А вообще, легкая дезориентация после пробуждения – это норма. Сегодня придет невролог, протестирует ее по тесту комы Глазго, увидим, есть ли глубинные повреждения. К концу дня будет более подробная картина.

Открывает дверь кабинета, проходит к столу, заваленному папками.

– Ты мне напишешь? – опираюсь на косяк.

– Конечно. Повезло, что сюда привезли, иначе сидел бы ты за дверкой какой-нибудь приемной и скулил от неведения, – перекладывает бумажки на столе, отпуская остроты. – А ребенка в соцслужбу бы определили до установления родства. Это же надо навернуться на детской площадке, – снова хмыкает.

Самому интересно как это вышло.

– Да, спасибо за Марса, – говорю без уверток. – И ребятам своим дежурным передай благодарность, не уверен, что все бы так к ребенку отнеслись.

– Ты знаешь, какая нынче валюта благодарностей, – говорит старый друг, присаживаясь в кресло.

Я киваю, понимая все без лишних слов. Будут им благодарственные пакеты.

– Я зайду к ней перед уходом?

– Ненадолго. Скоро на МРТ повезут.

– Спасибо, – в это простое слово вкладываю искренние эмоции. Я на них скуп, Женька знает, но признательность всегда в чести.

По коридору проезжает тележка с тарелками, наполненными кашей, которую толкает дородная женщина в халате. Кидаю взгляд на часы, если уже время завтрака, значит, я опаздываю. Навстречу идет еще одна работница, раскрасневшаяся, с тарелкой в руке.

– Королеву подложили, – кривит лицо, обращаясь к коллеге. – Не будет она, видите ли, кашу на молоке.

– Ну пусть голодная сидит, – фыркает вторая, открывая двери соседней с Марусей палаты.

Знаю я эту королеву.

– Ты почему не ешь? – спрашиваю, входя в палату.

Маруся хмурится, смотря в одну точку на криво окрашенной стене напротив кровати. На мой голос оборачивается и одаривает меня скользящим взглядом.

– Я не употребляю коровье молоко, – кривит свой маленький носик. – Разобрались с врачом?

И все же да. Странная. Не пойму, что с ней не так, но нутро кричит, что где-то подвох.

– Придется полежать, – прохожу в палату. – С каких пор такая ненависть к молоку? – присаживаюсь на стул рядом. Надо обсудить, что будем делать с Марселем, он долго без нее не сможет, мама еле уложила его этой ночью. Но скидывать на нее эти проблемы с порога не хочется.

– Всю жизнь, – коротко отрезает.

Ну да. Семь пятниц на неделе. Сегодня пьет молоко – завтра нет, сегодня клянется в любви, а завтра…

Она опирается на кровать и приподнимается, откидываясь спиной на изголовье. В разрезе больничной рубашки мелькают острые ключицы, которые невольно притягивают взгляд. Я выпускаю задержавшийся в легких воздух.

Как давно это было.

– Что с волосами? – переключаюсь выше.

Не сразу понял, что в ее внешности так терзает глаз: привычные светлые локоны теперь отсвечивают сакурой. Думал, меня уже не удивить. Но она всегда умела.

– А что с ними? – дотрагивается кончиками пальцев до собранных на затылке волос.

– Они розовые.

– Да? Прикольно, – ее губ касается легкая улыбка.

И это тоже было давно. Я забыл, когда она улыбалась так мне.

– На работе не против?

– А почему они должны быть против? – отвечает вопросом на вопрос.

Значит, не хочет идти на контакт. Ладно. Я рассматриваю ее долгим взглядом. Нет, все же что-то не так. Вроде она, и всё её – прямой нос, яркие губы, плавная линия шеи и острые манящие ключицы, всё, что покорило меня при первой встрече – а чувство, словно вижу ее впервые.

Или это последствия наших необдуманных решений? Может, мы поспешили ставить нашу жизнь на паузу?

– Послушайте, – начинает она после непродолжительного молчания. Взгляд отводит к той самой невидимой точке на стене. – Спасибо за внимание, и за то, что приехали. Но не стоило, правда. Если вы знаете контакты кого-то из моих близких знакомых, свяжитесь с ними, пожалуйста. Этого будет более, чем достаточно.

Маруся возвращает взгляд мне и заглядывает своими светло-зелеными глазами прямо в душу. И только сейчас я понимаю, что на самом деле с ней не так. В ее взгляде нет узнавания. Он пустой и безразличный.

Там нет меня.

Марина

– Расскажите о последних события, которые вы помните до травмы, – милый доктор вернулся и снова весь мой. Жаль, не он один.

Угрюмый благодетель тоже тут. Сидит на стульчике, подпирает лоб ладонью. Угрюмо. Это же какое чувство ответственности надо иметь, чтобы не отходить от малознакомой, а может и вовсе незнакомой женщины? Я все склоняюсь к версии “мужа на час”, который решил поиграть в благородного рыцаря, когда ему позвонили. Или срубить бабла за функцию “посидеть у постели тяжело больной женщины”.

В любом случае, мне это не нравится. Я бы предпочла остаться со своим будущим арт-объектом наедине.