По пути в покои Энны, и думая о предстоящих торжествах, его мысли заняты были лишь тем, чтобы всё прошло как можно лучше, а любимая дочь была счастлива.

– Ох! Дорогая, как же ты прелестна! Я и не знал, что красный цвет тебе настолько к лицу! Выглядишь как расцветшая роза!

– Папа! Как ты неожиданно! Как я рада тебя видеть! Я слышала ликование толпы, и могу сказать, что я страшно взволнована!Ты сам как, Па? С матушкой не виделся?

– Ты же знаешь, что она будет только на вечернем торжестве по моему распоряжению.

– Да, понимаю. – с грустью согласилась Она.

– Ты молилась Богам о том, чтобы ваш брак был самым достойным на памяти нашего государства?

– Конечно, отец.

– Ну и славно! Выпей за ужином вина, Леат нашёл превосходное, не помню откуда, но вкус отменный.

– Да, слушаюсь.

– Я отлучусь, уж очень много дел, до свидания, Энхедуанна.

– До свидания.

Этот короткий диалог был проявлением нежности, которая подтверждала отцовские чувства к своей дочери. И Она это понимала, а потому не докучала неуместными вопросами и упрёками. После ухода отца, она обратилась к своей преданной подруге.

– Что ж, Аббаль, настал тот день, который предсказали те упавшие звезды. Я выхожу замуж.

– Да, госпожа, мне даже не верится. – с приятным волнением отозвалась преданная служанка. – Я купила цветочной воды, как вы и просили, госпожа, решила открыть новый пузырёк как раз к такому дню. Торговец сказал, что если добавить сушёный бадьян, и три капли в напиток перед сном, то можно забыться таким дивным сном, что может показаться, что Ваша душа воспарит над телом. Не знаю, правда ли, но запах дивный, да и продавался в одном образце, подумала Вам понравится, госпожа.

– Ах, Аббаль, ты права, запах изумительный. Давай-ка мне, положи в мои спальные принадлежности, как-нибудь попробую на сон грядущий. Как я счастлива, Аббаль! Жаль только, что матушка отлучилась.

– Вы же знаете, что распоряжения правителя не подлежат вопросу и сомнениям.

– Да, знаю. И очень рада, что из любви ко мне он все – таки с ней видеться, хотя только и по особым случаям. – сказала Энхедуанна, желая сохранить в себе доброе расположение духа, ведь сегодня Её жизнь менялась, и Она знала это.

– Что ж, дорогая моя, я так рада, что со мной любящие меня люди в этот день и ещё больше я жду встречи с моим будущим супругом. Дай мне свои ладони, хочу запечатлеть этот момент, потому что грядёт что-то по-настоящему великое, и это что-то совсем скоро изменит наши жизни.

Энхедуанна взяла Аббаль за руку и смотрела на неё с нежной улыбкой, хоть обе и понимали, что через мгновенье уже ничего не будет как раньше, но были уверены в том, что их дружба сохранится.

Так Аббаль проводила свою госпожу до Большого зала, и как только двери для Энхедуанны открылись; началось торжество, самое пышное за всю историю аккадского государства.

Меня зовут Чикачирони. Я видел их лица. Видел, как господа вместе со своими слугами плескались в вине, а молодая невеста с женихом смотрели на всех с гордостью, а друг на друга с нежностью. Я слышал, как царица весь вечер жаловалась своей служанке, что не может подойти к молодожёнам из-за царя, который распорядился, что Ташлултум сможет подойти к ним только после его ухода. Я был там, но никто не видел меня. Пусть я и пил только кокосовое молоко, я видел, что аромат изобилия вин и угощений вскружил голову всем присутствующим гостям из разных уголков света.

Праздник всё не утихал, и вскоре Большой зал был покинут молодожёнами.

Нариман держал руку юной жены так, словно он нёс хрустальную розу, которая расцветёт только в их покоях. Он не боялся и осознавал ответственность их союза, где счастье наследницы и его карьера будут зависеть от его доброго отношения. Двери отворились и слуги покинули спальню, полную свечей и фруктов. Нариман затворил окна от ветра и обратился к своей дрожащей юной супруге.

– Приказать подать вина?

– Не стоит, а то я охмелею. – с дрожью в голосе произнесла Она.

– Если не ошибаюсь, на торжестве вы выпили только три бокала. Разве можно охмелеть с трёх бокалов?

– Мужчинам и тридцати будет недостаточно для опьянения. – Пыталась ответить с остроумием Энна, дабы казаться смелее.

– Но говорим мы не о мужчинах, а о вас. Впрочем, ваша мысль ясна. Женское существо намного восприимчивее, не только к спиртным напиткам, между прочим, – улыбаясь, проговорил Нариман, а затем продолжил, – да взять даже вас: мои люди утверждали, что вы близко к сердцу восприняли новость о женитьбе, а сейчас дрожите как виноградная лоза в проливной дождь.

Слава об уме Наримана шла намного дальше его самого, приезжавшие послы поражались его спокойствию, и умение вести переговоры так, словно любая фраза собеседника была прописана самим Нариманом ещё за неделю до их встречи. Как ему это удавалось, никто не знал, но в мастерстве речи ему никто не знал равных. Он умел не только говорить, но и считывал своего собеседника словно паук, который ловил каждый шорох на своей паутине дабы несчастную жертву в свои сети. И делал это превосходно. Так он читал и свою уже жену, чтобы она понимала, что лучшим решением в отношениях с ним будет полная честность и беспрекословное уважение.

– Хотя что это я, – словно переводя дух разговора, продолжил он. – Не против, если наша беседа станет более неформальной? Ведь ты моя жена, а я твой муж.

– Да, конечно, Нариман. – с теплотой отозвалась Она.

– Какой премиленький у тебя голосок, особенно, когда ты произносишь моё имя. Я очень рад. Не бойся, подойди ко мне, дай мне обнять мою очаровательную жену.

Энхедуанна подчинилась его воле и была этому безгранично рада.

– Я чувствую твоё дыхание, и как бьётся твоё сердце, вот-вот вырвется наружу, – прижимая к себе, говорил муж своей жене так, что его дыхание согревало шею молодой девушки. Он распустил её волосы и касался Неё так медленно и нежно, словно ночь могла продлить их знакомство друг с другом.

– Ох, Нариман. – с придыханием произнесла Она, и поддалась своему порыву сказать все то, что Она сдерживала в себе с момента их знакомства.

– Нариман, я люблю вас! Люблю, люблю! Боги не могли придумать лучшего искушения и наказания, чем предоставить юной девушке такую возможность быть с вами. С тобой. Любимый, я вверяюсь тебе и хочу, чтобы ты знал, что жену, которую выбрали для тебя Боги, ты всегда найдёшь в самом лучшем расположении духа к тебе. Хочу, чтобы свидетелями стали все – от Абы до Эришкигаля, что я люблю тебя, милый, милый мой!

Подобные слова поразили его. Он ожидал Её волнения, страха, может даже ненависти, ибо браки по любви в высшем свете явление такое же редкое, как снег, который Нариман лично видел только в семилетнем возрасте. В любом случае, он ожидал чего угодно, но никак ни беспрекословной любви со стороны столь юной особы. И тем более дочери своего правителя и друга.

– Ох, Энна, ты очень юна, чтобы знать, что есть любовь. Я так тепло к тебе отношусь, но подобные заявления ни что иное, как переизбыток чувств и временное помутнение от выпитого вина. Я ведь говорил про восприимчивость? – улыбаясь, с намерением успокоить, говорил Нариман, а затем продолжил, – Я рад стать твоим мужем, хоть я и старше, но сердце моё полно мягкости по отношению к тебе. Одни твои глаза стоят всех постов во всех советах всевозможных государств, и твои слова вызывают во мне искреннее удивление!

– Ах! Я не понимаю тебя! Разве ты не любишь меня? – с детским лепетом произнесла Энхедуанна.

– Я этого не говорил…

– Но и не сказал обратного. – повысив голос, говорила Она.

– Не перебивай меня! – с твердостью осадил он, – Я – мужчина, твой муж, и близкий друг семьи, а потому, не потерплю разговора в подобном тоне. Боги свидетели, я не позволю никому так говорить со мной, даже твоему отцу. Впредь учти это.

Энна послушалась и от жёсткости сказанного присела на угол кровати.

– Я не хочу омрачать нашу ночь бракосочетания, ведь ты моя жена, и заслуживаешь наилучшего обращения. Завтра я отведу тебя преподнести тебе твой подарок. Так пить захотелось. Минуту.