Июнь, 1976

Гайд-парк, Лондон

Бодрящий ветер со стороны закипающего в волнах залива разбивал золотистые лучи редкого солнца о серые тучи – погода, которая никогда не перестанет удивлять.

Такая же непостоянная, как и в день нашей первой встречи с Эрнестом.

Июль, 1972

Гайд-парк, Лондон

Гайд-парк бурлил от волнения. Неудивительно, ведь дети только вышли на каникулы; а когда с утра засияло солнце, даже взрослые с охотой ринулись на улицы.

Не то чтобы я не любила детей. Очень даже. Но в ограниченных количествах и только таких, которые не кричат во все горло, требуя свой попкорн.

Так и не дождавшись сдачи у киоска с водой, я разозлилась на конопатого мальчишку, которого обделили шоколадным соусом на сладкой вате. Закатила глаза и быстро зашагала в неизвестном направлении, подальше от суеты и гомона.

Когда толпа поредела и мой гнев начал утихать, я снова понадеялась насладиться прогулкой. Но протяжное «Постойте, мисс!» за спиной бессовестно разрушило мои планы.

Меня всегда учили, что юной особе моего возраста не подобает закатывать глаза, но я не удержалась. «Только бы не мне», – взмолилась я и на всякий случай ускорила шаг. Но мой преследователь вопреки всем мифам о сдержанных англичанах и не думал униматься.

– Мисс, постойте!

Я сдалась и, готовая вылить на незнакомца все недовольство испорченным выходным, резко обернулась. Он оказался куда ближе, чем я думала, и так же внезапно остановился, удивленно распахнув глаза.

Очаровательные светло-карие глаза, обрамленные пушистыми ресницами.

Кажется, тогда я впервые разучилась дышать.

Виновник моего состояния молчал, наблюдая за тем, как я восхищенно разглядывала черты его до безобразия правильного, немного вытянутого лица. Он не казался бледным, но густые, почти черные брови в тон его прямым волосам все равно контрастировали с острыми аристократичными скулами. В уголках его янтарных глаз залегли мелкие морщинки, а тонкие губы вдруг растянулись в довольной улыбке, обнажая ряд ровных зубов.

– Мисс, полагаю, это принадлежит вам, – он протянул мой шелковый пестрый шарфик. Я лишь мельком взглянула на потерянный аксессуар.

– Должно быть, обронила по дороге, – рассеянно промямлила я, забирая шарф из его рук и будучи не в силах унять беспричинное смущение.

– Он соскользнул с ваших плечиков, – мужчина кивнул и со смехом добавил: – Когда вы чуть не воспламенили гневным взглядом бедного школьника.

Поначалу кровь ударила в голову и щеки ощутимо потеплели. Но спустя мгновение я тоже начала смеяться, скорее от нервного напряжения, нежели от безудержной радости.

– Что ж, будьте внимательнее, – он сложил руки за спиной и собрался уходить.

А мое сердце пустилось в безудержные пляски в предвкушении нарастающей паники, потому что расставаться с обаятельным незнакомцем мне резко расхотелось.

Но я не владела даром обвораживать мужчин и лишь обреченно вздохнула, обронив:

– Благодарю.

Со всем сожалением в голосе, на которое была способна.

Он вдруг как будто передумал и, одернув ярко-желтый жилет, осторожно спросил:

– Быть может, я могу угостить вас вишневым мороженным? Оно охладит ваш пыл.

Прочитав на моем лице очередную смесь эмоций, он куда более сдержанно улыбнулся и добавил:

– Здесь неподалеку есть одно местечко. Там безлюдно и тихо. И никаких школьников, даю вам слово.

– Разве что на таких условиях я, пожалуй, не откажусь, – вспоминая все советы обольщения, которые накопила за жизнь к своим двадцати, я невинно захлопала ресницами.

– Эрнест, – благородно вздернув подбородок, он предложил мне свой локоть.

А я подумала, что этот Эрнест разбил вдребезги не одно девичье сердце.

– Джулия, рада знакомству.

Мысли перестали путаться, и я подумала о том, стоит ли так легко доверять встречному незнакомцу, пускай и такому обворожительному. Но сердце билось эхом в ушах, приглушая голос разума.

И я без толики сомнения взяла его под руку.

Апрель, 1973

Йорк, графство Йоркшир

Мы уезжали из шумной столицы Англии в один из самых уютных уголков на Земле – город Йорк в Йоркширском графстве.

Отважившись на переезд вслед за вскружившим голову чувством, я узнала, что Эрнест – а точнее, Адам Эрнест Эндроу – являлся потомственным бароном, единственным наследником именного родословного поместья Арвель.

Сказать, что моя жизнь в один момент превратилась в сказку – не сказать ничего. Я покидала Бостон с целью открывать новые горизонты и покорять карьерные вершины, а вместо этого очутилась на месте Алисы, попала в страну чудес и очень удачно столкнулась с принцем.

Городок, в который мы приехали, оказался не просто волшебным: его буквально пропитывало историей и неземной аутентичностью.

Первое время мы долго гуляли по улицам, терялись среди закоулков до поздней ночи. Запахи, звуки и рассеянные улыбки – чувство влюбленности как в человека, изменившего мою жизнь, так и в место, которое он мне подарил, поглотило меня с головой.

Июнь, 1973

Родовое Поместье Арвель

Сестры и мать Эрнеста жили вместе с ним в пригороде Йорка, вдоль по трассе в сторону Норталлертона1.

Впервые оказавшись за пределами города среди зеленых полей, усыпанных диким разноцветьем, я поняла, что Йорк был скорее искусным дополнением к той красоте, что окружала его за пределами Римских стен2.

Дорога до поместья занимала около полутора часов.

Тропа от въезда до парадных дверей вела через живописный сад. Мраморные фигуры танцевали танго под цветущими кустами акации; декоративные розы оплетали павильоны, а фарфоровые ангелочки кружили над голубыми фонтанами, брызгая друг в друга струями хрустальной воды.

В наш первый поцелуй от чужих глаз нас укрывали гибкие ветви плакучей ивы. Едва слышно журчала вода, а в воздухе пахло кошеной травой и весенним теплым ветром.

Вдовствующая леди Арвель, Луиза Эндроу, предстала передо мной властной женщиной. Сдержанная и благородная, она носила длинные платья, пошитые из темного муара, дорогие серьги, колье и кольца с крупными камнями; обходилась строгим макияжем и приподнимала кверху седые вьющиеся волосы. Она испытывала особое удовольствие, контролируя любое дело до каждой мелочи, и переходила на родной ей французский язык, когда нервничала или выражала свое недовольство.

Меня поражало, как под напором ее надменности и высокомерия Эрнесту удалось сохранить способность любить и смеяться.

И хотя леди Арвель улыбалась каждый раз при встрече, моя женская интуиция подсказывала, что наедине нам лучше не оставаться.

Удивительно, но юные сестры-близняшки, Офелия и Беатрис, и близко не походили на мать. И если Беатрис сохраняла покорность и степенность в присутствии леди Арвель, экспансивной Офелии приходилось прилагать немало усилий.

Она, как и я, не терпела запреты на громкое выражение своих мыслей. А еще часто исправляла старших и задавала неприлично много вопросов; носила яркую одежду, бросая вызов скрупулезно подобранному гардеробу матери. И все же по праву крови Офелия редко когда получала выговоры и безнаказанно игнорировала любые замечания в свою сторону.

Эрнест же души не чаял в обеих сестрах и спускал им с рук почти все девичьи шалости.

Несмотря на дружбу с Офелией и Беатрис, в поместье Арвель я появлялась крайне редко. Я впадала в панику каждый раз, когда не знала, на какую из пяти вилок накрутить макароны, а леди Луиза постоянно прицокивала языком, выказывая свое аристократичное раздражение. Сестер Эндроу это изрядно забавляло, а меня вводило в отчаяние.