– Пусть! – живо парировала Эмма. – Даже если тогдашние историки были склонны поэтизировать события древности, мне это не мешает. Мои собственный изыскания, если можно их так назвать, связаны именно с романтикой. Душа города – это нечто, что зародилось в священном огне посреди дубовой рощи, переселилось в церкви, когда языческие святилища были разрушены, а затем в музеи, в которые превратились церкви. Она живёт здесь испокон веков и будет жить, пока маленькая речка впадает в большую и небо отражается в их водах…

Её голос снова стал приобретать манящую, обволакивающую глубину, и Ирвину стоило некоторых усилий не поддаться чарам юной колдуньи.

– Ваши изыскания? А что вы, Эмма, собственно, ищете, если не секрет? – стараясь не выдать крайнего напряжения, поинтересовался он.

– Какой же это секрет! – рассмеялась она. – Это тема моей дипломной работы: «Мифические животные в искусстве и геральдике средних веков». Сфинксы, грифоны, фениксы…

– Вы решили продолжить исследования в этом направлении?

– Верно. Стоило однажды соприкоснуться с этим фантастическим миром, и меня затянуло, словно в омут, – доверчиво призналась Эмма. – Сколько тайных знаний сокрыто в преданиях и легендах! Большинство из них – действительно продукт народного творчества. Но некоторые мифы – и я всё больше убеждаюсь в этом! – сотворены отнюдь не безымянными сказителями, которые из поколения в поколение передавали предания старины. Немалая часть легенд были создана вполне конкретными людьми для вполне определённых целей.

– Для каких же?

– Этого я пока не могу сказать, извините! – развела руками Эмма. – У меня есть некоторые подозрения, но их ещё надо проверить.

– Подозрения насчёт конкретных мифических существ?

– О, да!

– Вы можете хотя бы сказать, какие именно существа вас сейчас интересуют? – с напором спросил Ирвин, хотя уже и сам догадался.

– Единороги.

Ирвин на миг закрыл глаза. Вот оно! Именно то, чего он боялся. Ну почему он раньше не поинтересовался темой исследований Эммы? Он должен был оказаться рядом с ней раньше – год, даже два года назад! А теперь… теперь уже поздно что-либо предпринимать…

– Что вас так удивляет? – насторожилась Эмма, заметив, как переменилось лицо собеседника.

– Да как сказать… – Ирвин собрался и продолжил прежним небрежным тоном: – Просто о единорогах уже столько всего понаписано! От откровенной средневековой чуши до слащавых киносказок.

– У меня есть теория, – чуть помолчав, призналась Эмма. – Я уверена, что единороги – отнюдь не мифические существа. Они действительно обитали на Земле, причём не так уж давно. И я собираюсь это доказать!

– Зачем?! – вырвалось у Ирвина. – Я в том смысле, что доказать подобное будет крайне сложно. Стоит ли начинать?

– Стоит, – твёрдо сказала она. – Единороги были такие… такие удивительные! Они никому не желали зла, они просто делали нашу планету ещё красивее… А люди их истребили! – она запнулась, помолчала и сдавлено добавила: – Это невозможно объяснить в двух словах, вы не поймёте.

«Я-то пойму, – про себя ответил ей Ирвин. – Это ты не понимаешь, во что ввязываешься…»

Разговор оборвался сам собой. Девушка погрузилась в свои мысли, мужчина в свои. Задумчивость была таким естественным состоянием для обоих, что ни одному, ни второму тишина не показалась неуютной, никто не делал попыток нарушить тягостную паузу, как это нередко бывает. Очертив круг по Старому городу, они вернулись к оставленной на парковке машине, и Ирвин повёз Эмму домой.

Пока ехали, тоже не разговаривали – она лишь назвала адрес дома. О чём думал Ирвин, было не понять: его лицо было бесстрастным, как лик античной статуи. Сама же Эмма гадала, с чего это она вдруг разоткровенничалась о своих исследованиях. Быть может, просто устала держать всё в себе, вот и захотелось поделиться с кем-то, кто проявил к её работе неподдельный интерес? И не только к её работе – в первую очередь, к ней самой. Любая женщина чувствует, когда она нравится мужчине… С другой стороны, Витасу она тоже была явно небезразлична, и работой её он искренне интересовался – тем не менее, она не пошла с ним в кафе и не гуляла под руку по ночному городу. Какой напрашивается вывод?

О, нет! Эмма смущённо улыбнулась собственным мыслям. Как любил повторять её научный руководитель, выводы делать пока решительно не из чего.

Доехали быстро: город был небольшой. Ирвин помог девушке выйти из машины.

– Был счастлив познакомиться с вами, Эмма, – сказал он на прощание. – Смею ли я надеяться, что мы продолжим общение?

– Хорошо, – бесхитростно согласилась она. С этим человеком ей было так легко и комфортно – зачем же придумывать отговорки?

Они обменялись номерами телефонов, дружески попрощались и разошлись. Только снимая пальто в прихожей съёмной квартиры, Эмма вспомнила, что несуразный белый плащ, который, собственно, и был виновником их знакомства, остался в машине Ирвина.

«Интересно, он действительно забыл мне его отдать или оставил себе как залог будущей встречи?». Конечно, нельзя думать о людях плохо, но ничего плохого у Эммы и в мыслях не было: второй вариант ей даже больше нравился.

Тучи, всю неделю висевшие над Европой, помаленьку уползли на восток, и Магистр наконец-то мог подняться в обсерваторию, которая в последнее время стала его излюбленным пристанищем.

За долгие годы он пришёл к выводу, что звёздное небо – это самый ценный подарок Творца человеку, не считая дара жизни. В череде бесконечных дел и забот достаточно просто поднять голову – и ты оказываешься лицом к лицу со Вселенной. Вот она, Вечность! Бескрайний космос, где каждое мгновение рождаются и умирают не то что люди – звёзды… Ничто так не отрезвляет, как мысль о величии Мироздания, ничто так не указывает на бессмысленность людской суеты, как напоминание о Вечности!

Созерцание бесконечно великой спирали, лежащей в основе Вселенной, наполняло Магистра животворной энергией – которую он затем отдавал исследованию другой спирали, бесконечно малой, лежащей в основе всего живого в этой же Вселенной. Что может нагляднее показать взаимосвязь микро- и макрокосма, чем строение ДНК?

Отстранившись от окуляра телескопа, Магистр машинально нащупал брошь под атласным лацканом домашнего пиджака: две спирали, переходящие друг в друга, символ бесконечности бытия… Этим значком, доставшимся ему от далёкого предка, он дорожил даже больше, чем ключом от архива Магистериума, хранителем которого являлся. А ведь ключ доверил ему сам Наставник!

Как же давно это было! Если бы в то время у него уже были дети, теперь они тоже были бы седыми…

Магистр провёл рукой по своей серебристо-белой шевелюре, протёр усталые глаза. Пожалуй, на сегодня хватит, притомился, да и поздно уже: на часах десять минут первого.

Медленно и осторожно Магистр стал спускаться по винтовой лестнице. Пару раз пришлось остановиться, переждать приступы головокружения. Кларк не раз намекал, что хорошо бы установить в башне лифт, хотя прекрасно знал о нелюбви хозяина к лишней электротехнике в доме. Магистр не ругал дворецкого за настырность: тот служил Кауницам так же верно, как когда-то его отец, а до этого – дед, состоявший на службе ещё у отца Магистра, и если где-то переходил границы дозволенного, то только в искренней заботе о своём старом хозяине.

Восемьдесят лет – это не шутки! Правда, был он ещё крепок, вполне здоров и выглядел намного моложе своих лет, но всё чаще, всё настойчивее накатывал на него страх не успеть… Он всю жизнь посвятил поиску средства, которое могло бы продлить короткий людской век. Понимал, конечно, что сам уже не увидит результатов своего труда, но надеялся уйти в мир иной хотя бы с ощущением выполненного долга…

Верный Кларк, как обычно, ждал в библиотеке, которую с башней соединял тайный проход; вторая ветка прохода вела в хозяйский кабинет. Едва Магистр появился из бездонного книжного шкафа в жарко натопленной комнате, дворецкий налил ему чая с молоком, на английский манер. Двигался Кларк, в отличие от своего господина, быстро и плавно, что неудивительно, так как был килограммов на тридцать легче и на столько же лет моложе. Грузно опустившись в кресло, стоящее ближе остальных к пылающему камину, старик отпил несколько глотков горячего чая и лишь тогда спросил резким, скрежещущим голосом: