Наконец успокоилась тоже, уснула. Дети по-прежнему бегали и смеялись - то удаляясь, то приближаясь - справа, слева, сзади, спереди; справа и слева, сзади и спереди сразу...

  Сначала вернулась сволочь с бубном и бормотанием. Мерный, однообразный 'бум-бум' доводил до остервенения сам по себе, а тут еще молитвы могильным голосом. Бубен плавал вокруг палатки, голос напевал унылый, мертвый, адский мотив.

  Потом вернулись сукины дети. Бегали вокруг палатки и хихикали, хихикали и бегали вокруг палатки. Иногда хихикать и бегать переставали, и замирали у входа, и шептались, и трогали вход, и касания были видны бугорками на материале...

  Бубен бубнил, голос молился. Дети хихикали, топтались у входа. Бубен бубнил, бубнил, бубнил и бубнил; дети бегали, смеялись, подслушивали. Первой очнулась Лена. Она привстала, выпрямилась, схватила за руку.

  - Паша! - прошептала, глядя в глаза. - Не выходи из палатки!

  - Я никуда не выйду. Ни из какой палатки. Ты что - не веришь?

  - Верю... Только не выходи, ладно? Не бросай нас.

  - Паша! - на плечо легла рука. - Не выходи из палатки!

  Он отпустил Лену и обернулся.

  - Рина! Я здесь, я никуда не пойду. Вот он я, здесь, - он, сам дрожащей рукой, привлек Марину.

  - Не выходи из палатки, Паша! - плакала Лена с другой стороны.

  - Лена, ложись отдыхай, - не отпуская Марину, он обернулся к Лене. - Ложись спать... Завтра вставать рано... Автобус... Я никуда не уйду! - обернулся к Марине. - Ну хватит же, блин! Ты что - тоже не веришь?

  - Верю... - Марина вцепилась в него. - Только не выходи, ладно? Не бросай нас.

  - Не бросай нас, пожалуйста... - Лена вцепилась с другой стороны, потянула к себе. - Мы ведь тебя любим... Правда иногда обзываемся, и кричим, но это ведь так, несерьезно, в шутку...

  - Не выходи из палатки, Паша, - плакала с другой стороны Марина.

  Бубен бубнил, кто-то хрипло молился, дети хихикали, бегали, шептались у входа. Паша понял, что если крыша у него сейчас все-таки съедет, и он действительно выйдет наружу, Лена с Мариной тут же умрут, без шуток.

  Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя любим... Правда иногда обзываемся, и кричим, но это ведь так, несерьезно, в шутку...

  Марина плакала, тихо, почти не слышно, как одинокая девочка. Так горько, что он наконец сорвался и заорал:

  - Я никуда не пойду! Хрен вам! Давайте спать, дуры! Нам рано вставать! И идти целый день! И на автобус ведь опоздаем!

  И так они сидели неизвестно сколько, и он слушал как они плачут - тише, тише, тише и тише... И бубен тоже стихал, и растворялся вдали, и с ним угасала молитва, и дети уже не садились у входа, и не шептались, а только топтались вокруг, хихикали...

  Стук бубна ушел, с ним молитва и бормотание. Звук шагов тоже стихал; они удалялись, наконец растворились. Вдалеке хихикнуло в последний раз; вновь настала тяжелая, вязкая, ужасная тишина.

  Паша разложил девушек по местам. Они лежали теперь так мирно, спокойно, что в голове промелькнула мысль - все это бред, дурной сон, не было ничего... Ни бубна, ни бормотания, ни молитвы, ни смеха... Никто не хихикал, не шептался, не сидел у порога, никто ничего не трогал, никто ничего не подслушивал...

  Он расстегнул 'молнию', выскочил из палатки.

  На востоке небо ярко синело. Был предрассветный, самый студеный час.

  - Нифига себе... - Паша потер руки. - Лето только закончилось... - несколько раз подпрыгнул. Горы, блин...

  Преодолевая идиотскую слабость, прошелся вокруг палатки. Так и есть. Никаких следов.

  - Откуда им взяться, - бормотал он, смотря под ноги. - Сволочи... Зря я не вышел и не начистил им пятаки. Не посмотрел бы, что дети.

  * * *

  Паша слонялся вокруг палатки пока из-за кряжа не показалось солнце, и холодные утренние лучи не растеклись по долине. Тянуть было некуда. Как в омут нырнул в палатку.

  - Народ! Хватит спать! Нам идти целый день! На автобус ведь опоздаем!

  Первой проснулась Лена. Вытащила руки из мешка и стала потягиваться - так сладко будто проспала ночь в уютной постели в уютном доме.

  - Нет, вот дался тебе этот автобус... - открыла глаза, привстала на локте. - Ринка! - перекатилась к Марине, стала расталкивать. - Вставай, а то Пашище мне тут все мозги за-это-самое, со своим автобусом.

  - Какой такой автобус-мавтобус... - та также стала потягиваться, так же сладко. - Давайте еще полежим... - открыла глаза, приподнялась на локте. - Вот запытал ты, Пашенька, со своим автобусом. Опоздаем - и хрен с ним. Будем теперь из-за этого автобуса бежать целый день.

  - В горах нужно бродить и наслаждаться пейзажами, - Лена выбралась из мешка, оттолкнула Пашу, полезла из палатки. - А не бегать за автобусом.

  - Быстро собираемся, и вперед.

  Он вытолкал Марину на холод, высунул вслед ботинки, стал сворачивать спальники.

  - Ты видела, Ленка? - возмущалась Марина, обуваясь. - Как он меня выпихнул? И это после того что я для него!.. Мы для него!.. А он!..

  - Да он хам вообще просто. Нет, все-таки пора ему вставить!

  Паша стал укладывать вещи, и если бы не проклятый автобус, возился бы полчаса, укладывая все каким-нибудь невероятно тщательным образом. Наконец вернулся в утренний холод, убежал на другой конец палатки.

  - Держите там за веревочку...

  - За эту? Тут их клубок...

  - За эту, дура...

  - Хватит ругаться! Еще раз услышу - вставлю! Перестаньте ругаться, вообще!

  Лена с Мариной переглянулись.

  - Паша?

  - Плохо выспался?

  - Да.

  - Почему? - Марина подняла брови. - Я выспалась просто обалденно как.

  - А я как! - воскликнула Лена. - Уже давно так сладко не высыпалась! Надо будет еще как-нибудь здесь остаться.

  - Ой, Пашенька! Наврал ты все про мертвых норвегов, с разрывами сердца.

  - И про москвичей дохлых наврал!

  - Собираем палатку и сматываем. Там внизу ручеек. Набираем воды - и валим.

  - А мне здесь нравится! - воскликнула Марина. - Давайте здесь погуляем!

  - Давайте! - подхватила Лена. - Здесь так здорово, просто супер!