Время перестало существовать для Франчески Она слышала только свое хриплое, захлебывающееся дыхание, а свободной рукой все еще держала пышную юбку своего подвенечного платья.

Кровь стекала из его рта, делая его похожим на какое-то чудовище, он по-прежнему смотрел на нее невидящим взглядом, будучи не в состоянии произнести ни слова.

Франческа закричала. Этот вопль сам собой родился в ее сознании, ужасный звук, который она не смогла подавить.

Франческа кричала не переставая, все вдруг оборвалось, темная волна небытия навалилась и захлестнула ее. Голова запрокинулась и конвульсивно задергалась. Она потеряла сознание.

Солнечный жар обрушивался на людей, стоящих в начале длинной цепочки, тогда как на тех, кто замыкал ее, порой набегала тень от широких листьев пальм, покачивающихся под порывами океанского муссона.

Франческа, напряженная и немного растерянная, чувствовала, что она вот-вот переломится пополам, так как большинство гостей, пришедших на свадьбу и теперь ожидающих своей очереди поздравить ее, не могли дотянуться до ее щеки в традиционном поцелуе. Рядом с ней и Куртом стояли Касси и Анджело, шафер жениха и самая почетная гостья празднества.

Но вот появился Гарри Стиллман, приблизившись к ним, он внимательно посмотрел на Франческу, повернулся к стоящему рядом с ним мужчине и негромко произнес:

— Боже мой, дела хуже, чем я слышал. Она совершенно не в себе.

Франческа только неопределенно улыбнулась. Ее щеки то и дело касалась тонкая ткань фаты, колеблемая ветерком, проносящимся по розарию. Над благоухающими цветами громко жужжали пчелы, порой заглушая своим жужжанием обычные пожелания счастья, на которые не скупились гости. Но Франческа все же услышала слова Гарри Стилл-мана совершенно четко. Ей непонятен был лишь тот неприязненный тон, которым они были произнесены.

Не могла она и понять, почему вообще юрист из Майами присутствовал на ее свадьбе. Она не припомнила, что приглашала его, и успела заметить неприязненно-напряженное выражение лица Курта Бергстрома при появлении юриста. Этот человек в сером деловом костюме не вписывался в остальное общество и отвечал такой же неприязнью Курту Бергстрому.

Франческа повернула лицо к стоящему рядом с ней Курту, ища у него поддержки. Белокурый красавец улыбнулся ей в ответ. Когда она взглянула на него, Курт непроизвольно сжал ее пальцы. Он держал ее руку в своей с того самого момента, когда они вышли из особняка к гостям, ни на секунду не выпуская, даже во время церемонии бракосочетания.

Что-то недоброе было в этом жесте…

«Он не позволяет мне отойти от себя ни на шаг», — поняла она.

Курт держал ее так для того, чтобы постоянно быть рядом с ней. Ей казалось, что она стала почти невесомой, и, если бы Курт не держал ее так крепко, налетевший с океана ветерок легко мог бы унести ее на вершину пальмы, а там, глядишь, и в открытое море. В ее сознании возникали какие-то отрывочные мрачные картины. Суровая женщина, перетягивавшая резиновым жгутом ее руку, капли крови на загорелой коже Курта.

Она поежилась и сказала себе, что это дурной сон.

Франческа не переставала улыбаться. Гости шумно веселились, хотя их и было очень немного. Франческа заметила мистера Овенса, мирового судью из Западного Палм-Бич, потягивавшего шампанское в компании Анджело и Касси. Рядом с ними возвышалась подобно громадной сосне миссис Шенер в своем неизменном форменном платье. Отдельной группой, ближе к дорожке, ведущей к дому, стояли Питер Пиви и Ларри, ее теперешний телохранитель. На несколько минут к ним присоединилась Делия Мари. Но Джона Тартла нигде не было видно.

Дороти Смитсон, ее секретарша, и Джон Тартл, ее телохранитель, покинули ее! Это казалось невероятным, но так ей сказали. Кто-то сказал, что Джон Тартл больше не работает в поместье, но Франческа не могла припомнить, когда она приняла решение уволить его.

Делия Мари приготовила закусок и шампанского на куда большее число гостей, чем пришло на свадебное торжество. Залитая солнцем поляна в розарии казалась пустынной. Но все в один голос утверждали, что свадьба была великолепной. И что Франческа была самой очаровательной невестой, которую им приходилось видеть.

«Жена Анджело, Касси, тоже очень красива», — флегматично подумала Франческа. На Касси было надето длинное одеяние из желтого шелка, явно приобретенное в юго-восточной Азии. Поначалу Франческа очень удивилась, что Анджело и Касси появились у них после столь долгого перерыва, но теперь ей это казалось вполне естественным.

— Дорогая, улыбнись гостям, — услышала она обращенные к ней слова Курта.

Франческа послушно выполнила его просьбу. Из головы у нее не выходило несколько вещей, о которых она никому ни за что не хотела говорить. Один из этих секретов заключается в том, что она и Курт отправлялись на «Фрейе» на Гавайские острова проводить там свой медовый месяц. По этому случаю яхта была снята с рейда и пришвартована к причалу, поджидая их. Им предстояло долгое путешествие от Флориды через Панамский канал и по Тихому океану, и она немного побаивалась пускаться в такой дальний путь только с Куртом. Они намеревались привести в порядок поместье Бладвортов на Мауи и переселиться туда.

Другой секрет был в том, что накануне церемонии произошло что-то совершенно непонятное. В ее памяти снова отчетливо всплыло суровое лицо женщины, прижимавшей ее к кровати, и ощущение перетянувшего ей руку резинового жгута. Франческа вздрогнула. Пусть уж лучше эти воспоминания остаются в глубине ее памяти и никогда не выходят оттуда на поверхность.

Она перевела взгляд на Курта. Ее муж возвышался рядом с ней, неотразимо элегантный в великолепно сшитом темно-синем блейзере с эмблемой яхт-клуба на нагрудном кармане, белой шелковой рубашке и светло-сером галстуке. Он олицетворял собой идеал мужчины. Его улыбка была такой же ласковой и обволакивающей, по мнению Франчески, как и теплое солнце Флориды, ласкающее их своими лучами. Даже тень заботы или тревоги не омрачала теперь лицо ее мужа, и она вздохнула с облегчением. Франческа тоже получила то, к чему стремилась. Она будет любить Курта до конца своей жизни.

Через несколько мгновений после того, как мировой судья объявил их мужем и женой, Курт повернулся к Франческе, его голубые глаза лучились любовью. Обеими руками он поднял спускавшуюся ей на лицо длинную фату, и она посмотрела прямо ему в глаза, совсем как тогда, в первый раз. Курт откинул фату и, очень нежно взяв в ладони ее лицо, притянул к себе, закрывая собой от взглядов гостей. Это мгновение должно было принадлежать только им двоим.

Какая-то тень промелькнула в это мгновение в глубине его глаз, что-то похожее на печаль.

— Я люблю тебя, Франческа, — негромко произнес Курт. — Я еще не говорил таких слов ни одной женщине, но, с божьей помощью, говорю их теперь. Я буду стараться измениться ради тебя, но ты должна любить меня. И, если что-нибудь случится со мной, пожалуйста, прости меня.

Эти слова показались ей очень странными. Франческа не поняла их, машинально ответив на его поцелуй, завершающий церемонию. Единственное, что она поняла, что он любит ее.

— Здесь хватит народу, чтобы осыпать их рисом? — громко спросила Касси.

Жена Анджело подошла к ним, держа в руках серебряный поднос с небольшими пакетиками риса, перевязанными розовыми и голубыми ленточками. Толстяк Анджело, облаченный в уже измятый белый полотняный костюм, оглядел гостей.

— А куда это девались юристы? — неожиданно спросил он. — Ты не знаешь, Курт, кто их надоумил явиться сюда именно сегодня?

Франческа не обратила на эти слова никакого внимания, глядя на зелень лужайки, разбитой вдоль розария, и на большой фонтан, дорожка за которым, раздваиваясь, уходила к большому плавательному бассейну и к домикам для гостей.

На повороте показался черный седан и резко затормозил, подняв облако белой пыли. Из машины вышли трое мужчин в черных официальных костюмах и торопливо направились вдоль окружавшей розарий живой изгороди.