Но так ведь не могло продолжаться вечно.
И вот теперь, больше суток спустя, запах старых тряпок, пыли и мужского одеколона образца тридцатилетней давности будто навсегда впитался в кожу и волосы. Поселился в носу. Даже еда и кофе приобрели его резкие нотки. Будто в доказательство в носу защекотало, Джемма остановилась и громко чихнула. В воздухе на свету лампы заклубились мелкие частички пыли. Неясно, как Иэн спал здесь прошлой ночью и как будет спать этой. В комнате теперь нужна уборка.
Но пусть взрослый мальчик разбирается с этим сам. Ему не понравился клининг? Значит, сам найдёт тряпку и ведро.
Джемма снова перехватила мешок двумя руками и потащила дальше. Сделав несколько шагов, вывалилась в коридор и рывком приставила ношу к стене. В ряд к пяти таким же. На каждом мешке уже был приклеен стикер с надписью «благотворительность», в спальне остались стоять четыре со стикерами «на выброс» и один, последний, без наклейки. Над его судьбой еще нужно подумать. Джемма устало покрутила плечами, развернулась к двери и пошла назад.
Как же всё-таки скоротечно время! И как ужасно сознавать, что шестьдесят лет жизни человека в итоге может поместиться в стеклянную банку и одиннадцать полиэтиленовых мешков. Джемма остановилась на пороге спальни и непроизвольно поёжилась. За окном тоскливо завыл ветер, как бы поддакивая мрачным мыслям.
С Престоном они познакомились пять лет назад. Джемма только закончила бухгалтерские курсы и стояла на бирже, когда в «Дом на холме» потребовался администратор. Она ухватилась за вакансию, как за спасательный круг. Ей нужна была работа. Любая. В тот день она надела лучший брючный костюм, – он остался со школы – зачесала назад уже тогда короткие волосы и пошла на собеседование…
От воспоминания, как сильно потели ладони и всё внутри дрожало, Джемма тихо, невесело хмыкнула. Кажется, будто всё было только вчера. Пять лет пролетели, как пять дней. Хорошие пять лет. Она подошла к очередному мешку – на этот раз с надписью «мусор», – схватила его и потащила к выходу.
Тогда, пять лет назад, её встретили подъездная дорожка, засыпанная черноземом, плохо ухоженный дом в стадии ремонта и хозяин. В заношенных штанах, свитере с торчащими нитками и растоптанных кроссовках. Полуседой, заросший щетиной, с острым взглядом синих глаз.
– Мисс Хант, значит? – рявкнул он, привалившись к администраторской стойке и скрестив руки на груди. – Ты хоть совершеннолетняя?
И окинул её таким колючим изучающим взглядом, что по спине побежала струйка пота. Однако нельзя было показывать страх. Как перед хищником, который бросится, как только поймёт, что его боятся. Джемма расправила плечи и заложила руки за спину.
– Мне двадцать один, – спокойно проговорила она. – Вы мистер Ройс?
Храбрилась, конечно же.
– А ты как думаешь? – он вскинул брови с проседью. – С недавних пор здесь только один мистер Ройс. Проходи, смотри объем работы, – Престон мотнул головой в сторону левого коридора с кабинетом, и сам пошел вперед.
– А есть и другие Ройсы?
Она сама не поняла, зачем спросила. Просто он уже тогда произвёл впечатление человека без семьи. Но Престон обернулся и снова окинул её изучающим взглядом.
– Есть, – он насмешливо крякнул. – Мой сын. Но он неблагодарный говнюк – это всё, что тебе пока стоит о нём знать.
И тогда страх вдруг отступил. Почему-то. Спустя годы пришло понимание, что, вообще-то, ненормально уходить вот так вглубь чужого дома с почти незнакомым мужчиной, но тогда Джемма об этом совсем не думала. Хотя Престон не очень-то располагал к себе, а его гостиница начала давить на плечи, едва Джемма переступила порог холла, но, возможно, именно поэтому она и почувствовала себя лучше. В своём чистеньком выглаженном костюме она ощутила себя в этом доме, как новая мебель. Не класса люкс, но и не с блошиного рынка.
Престон принял её на работу без вопросов. Ему действительно нужен был администратор, причём еще лет сто назад, не меньше, а потом обязанности стали расти, и помогать пришлось во всём подряд. Однако сколько бы всего Джемма ни делала в гостинице, насколько тщательно ни познакомилась с каждым углом, даже после замужества она понятия не имела, что в хозяйской спальне есть небольшая дверь, ведущая в чулан.
И что за ней прячется склад одежды.
Всегда казалось, что у Престона на всё про всё есть одна куртка, двое штанов, четыре футболки и два свитера. Кто бы мог подумать, что у одинокого мужчины, не особо заботившегося о своём внешнем виде, может скопиться столько вещей!
Седьмой мешок встал рядом с шестью предыдущими. Спустя несколько минут там же оказались восьмой, девятый и десятый. Джемма вернулась в комнату, остановилась в центре цветастого ковра и, забросив руки за голову, сильно размяла шею. Мышцы болезненно потянулись. Из груди вырвался глубокий вздох.
Никто не предупреждал, что всё это будет настолько выматывающе.
Джемма обессиленно уронила руки, подняла голову и осмотрелась. Кажется, впервые за два дня.
И замерла.
Грудь снова стянуло обручами. К горлу подступила горечь. Без гор рубашек, кофт, джинсов и старых, изъеденных молью курток комната вдруг стала казаться пустой. Вот и всё. Престон выехал из своей спальни почти окончательно: остался всего один мешок, и его нужно показать Иэну. Язвительному, колючему, насмешливому… Боже, как же сильно он похож на отца! Хотя на просьбу о разборе вещей отреагировал на удивление нормально. Джемма в тот момент уже приготовилась отбиваться, а он всего-то всадил несколько тоненьких иголочек – ничего серьёзного.
И он так и не освоился в этой комнате, хотя прошла уже неделя.
Ветер снова пронёсся за окном, завыл в камине. Джемма стрельнула взглядом в сторону звука. Как ни странно, она до сих пор не воспринимала это место комнатой Иэна. Просидела здесь два дня, но совершенно не думала о нём. Возможно, потому что его одежда после великой просушки улеглась назад в сумки, а ноутбук (чем же он всё-таки занимается?) перекочевал в кабинет, и в этой спальне не осталось почти ничего, указывающего на личность обитателя.
Возможно, только взбитая постель и доказывает, что в ней кто-то спит. И от этой мысли по телу прокатилась неясная волна. Джемма прошла мимо двух спортивных сумок, медленно приблизилась к кровати, опустила руку и почти бездумно повела пальцем по изножью. И вдруг взгляд споткнулся о какой-то предмет одежды. Что-то чёрное, небрежно брошенное на смятую простыню. Мужское, естественно.
Джемма запнулась на полушаге.
И как она не заметила чёрное пятно раньше? Наверное, его не было видно из-за горы скомканного одеяла. Чуть не пропустила! Она быстро обогнула кровать, схватила тряпку и начала разворачивать. В какой мешок: «благотворительность», «на выброс», или на рассмотрение? Ткань развернулась, упала волной, и в руках оказалась обычная чёрная футболка. Длинная, свободная. Джемма просканировала её изучающим взглядом: не полежавшая в шкафах, не только что выстиранная, явно недавно ношенная на широких плечах. До носа дотянулся тонкий запах геля для душа, смешанный с чем-то еще. Чем-то личным, мужским… будоражащим…
Осознание пустило ток по венам и отдалось дрожью в руки.
Это футболка не того мужчины.
Пальцы ослабли, ткань начала выскальзывать. Чёрт! Джемма резко подхватила футболку, мягкий, видавший виды трикотаж приятно лёг в ладонь и пощекотал запястье. По коже побежали мурашки. Здравый смысл потребовал немедленно швырнуть майку на место, однако… Джемма замерла, воздух в лёгкие стал проходить короткими рывками.
Она во все глаза уставилась на чёрную ткань. Это же идиотизм?
Она два дня утопала в мужских вещах, просто вещах, кусках тканей, и ничего. Однако сейчас от солнечного сплетения начало кругами расходиться тепло и заполнять каждую клеточку. Джемма завороженно погладила футболку большим пальцем, и подушечку пронзили маленькие электрические импульсы. Это точно ненормально. Обычная тряпка не может источать столько энергии… И не может так легко перебивать засевший в носу запах одеколона.