***
На летающем острове Цезаря Шантеклера объявили тревогу. Сообщение о нападении теократов на терминалы города-притона послал дежурный консул. Управляющий немедленно вызвал к себе Навигатора и назначенного начальником охраны острова Голиафа Сааведру.
— Произошло самое худшее из того, что мы предполагали: наша делегация на Второй Луне Пестрой Мары и сам монсеньор в опасности. Теократы начали войну с утильщиками. По-видимому, это начало их кампании. Наши действия не требуют долгих дебатов. Предлагаю немедленно снарядить четыре-пять вооруженных бригов и отправляться к терминалам притона, любым способом вызволить монсеньора Шантеклера и всех, кто с ним. Установим контакт с пиратами, попросим их о поддержке. Мы не сильны в военных операциях, хотя события на Чистилище, кажется, показали обратное. Господин Сааведра, предлагайте ваш уточненный план. На что мы можем рассчитывать?
— На Чистилище нам повезло. С теократами разобралось несколько смельчаков из экипажей ковчегов, бывших офицеров Королевского флота. Я могу перечислить их по пальцам. К счастью, или к сожалению, монсеньор никогда не культивировал на острове военные спецподразделения. В нашем арсенале девять дракаров и семь тактических бригов. Экипажи для этих кораблей сформированы стараниями одного человека. Вы его знаете. Это Приам Пересвет. Он человек чести и мой ближайший друг. Мое предложение однозначно: операцию по вызволению монсеньора и делегации острова доверить ему. Капитан Натан Муркок, которого, как я знаю, наши врачи полностью поставили на ноги, также готов разделить с нами любой риск…
— Вы сказали «с нами»? — переспросил Управляющий.
Голиаф понял намек и, похлопав по эфесу неразлучной шпаги, ответил:
— Как доверенное лицо монсеньора, его телохранитель я надеюсь, у вас не вызывает никаких возражений и мое участие в операции?
— Голиаф! — Навигатор вступил в разговор. — Я понимаю твое отношение к вопросу, однако монсеньор доверил охрану острова именно тебе, не кому-то из нас, а тебе! Ты сочтешь возможным оставить свой пост?
— Вся ошибка, Леонил, уже в том, что я сейчас не рядом с монсеньором. Кто ее автор, мы выяснять не будем. Что же до поста, то за безопасность острова сейчас отвечает все его население. Займитесь техническими службами. Безопасность острова не упирается лично в меня, а вот безопасность Цезаря Шантеклера — это действительно моя задача. Одним словом, Леонил, не лезьте в мою компетенцию. Я лечу вместе с группой разведки. Надеюсь, это все? Обсуждать больше нечего. Вы хотели план. Таков мой план! — заключил Голиаф и демонстративно, не добавив больше ни слова, покинул лоснящийся стерильной чистотой кабинет Управляющего.
По совести говоря, он недолюбливал этих двух господ. Первого потому, что тот был отпетым чиновником, а второго за панибратство и узколобость. Не все в Коллекции монсеньора было так идеально, как могло показаться. Однако вопросы предпочтения и выбора своего патрона Сааведра никогда не оспаривал, даже теоретически.
Ровно через час четыре усиленно вооруженных тактических брига покинули летающий остров с десантными командами по восемь человек на каждый корабль.
Натан Муркок, выживший после ранения в подземелье Чистилища, ставший первым героем летающего острова, отмеченный особым вниманием Цезаря Шантеклера и, по сути, спасший если не от гибели, то от медленной смерти более восьмисот человек, высаженных с каравелл во время пресловутого лжекарантина, размышлял о действиях и планах теократов.
Ни Голиаф, ни Приам Пересвет, да и никто из бойцов разведгрупп не мог знать военной тактики обитателей планетоидов Громоподобной Наковальни. Как и чему научились эти затворники монастырей? Кто был их консультантами? Где они прятали свой флот? Как и чем оснащали и переоснащали Ковчеги Спасения?
Без малого два столетия они строили свою систему жизни и утверждали свои ценности, оберегая их и храня свои секреты от глаз цивилизации. Возможно, они были на пути к совершенному познанию Бога и в результате нескольких поколений своей объединенности создали нечто единое, нечто высоко духовное…
Но где же тогда плоды их поисков? Так или иначе, их учения, их поиски и труды должны были просочиться в миры системы. Однако то, что просочилось сейчас, то, что было проповедано Муркоку Мехди Калиаббатом, нельзя было назвать духовными ценностями. Если фраза о человечестве, которое само себя обрекло на Великий Приговор, — суть их эсхатологии, то насколько велик дух теократов? Он только злорадствует, только выпячивает свою ненависть к людям.
Какой бы заблудшей ни была цивилизация, как бы ни перемалывала себя в жерновах бездушных технологий, как бы ни расчленяла свой подвижный или инертный социум на кланы и даже касты, все равно она подвластна знакам и замыслам высшего творения. Разве что как раз-таки теократам пришло на ум искать способы опровержения этих замыслов и, более того, приняв все грешные плоды цивилизации, усилить их, развить до постулатов кары…
И тогда Великий Приговор, это сочтенное время Догорающей звезды, они восприняли и трактовали как изощренный призыв свести счеты с божественным замыслом. С тем, что, по их разумению, не состоялось…
Много дней и ночей Натан Муркок размышлял об этих вопросах в госпитале летающего острова. Но он не знал главного, не предполагал, что последнюю войну в системе развяжут именно теократы. Там, на Чистилище, он мог понять их желание спастись, он не мог им простить желания спастись за счет других, ни в чем не повинных пассажиров Ковчегов, не мог простить всей этой циничной театрализации, навеявшей ему картины из истории концлагерей… Но вдруг своей теперешней агрессией теократы прикрывают нечто большее? Прикрывают или же пытаются продемонстрировать всем обреченным мирам это «большее»?
Так, вероятно, поступал Мехди Калиаббат, так, вероятно, поступал и регент Королевского Двора Лобсанг Пуритрам. Там, в городе-притоне, Цезарь Шантеклер должен был впервые заявить о связи регента с теократами, хотя не исключено, что монсеньор мог знать об этом и раньше, до событий на Чистилище. Если так, то Лобсангу несдобровать.
Население Королевского Двора сотрет его в порошок, уничтожит как плешивого пса. Но есть и другое развитие сюжета: Лобсанг знал, на что идет. Лобсанг рассчитывал на теократов и мог давно впустить их на Королевский Двор. Тогда очень скоро он будет готов объявить диктатуру и начнет масштабную войну. Опять же для чего? Для того, чтобы продемонстрировать мирам то самое «нечто большее»?..
Очевидно только одно: на Второй Луне Пестрой Мары, на ее орбите, на подступах к городу-притону сейчас идет сражение и защищают этот город и гибнут в атаках своих дракаров — пираты, союзники утильщиков и, что самое невероятное, союзники Цезаря Шантеклера.
— Натан, ты слышишь меня? Натан! Это Пересвет. Да очнись ты, наконец! Что с тобой? Ты уверен, что правильно сделал, полетев с нами?
Муркок вздрогнул, поправил обруч связи на голове, быстро оценил ситуацию. Каким образом он вырвался вперед, уйдя от остальных бригов, нарушив оговоренное правило не отдаляться, сохранять визуальный контроль друг друга?
— Ребята, я зависаю и жду вас.
— Это правильно. На какой ты высоте?
— Пятьдесят пять километров от поверхности. Восемнадцатый лунный меридиан, сорок пятая лунная широта.
— Мы тебя уже видим, — голос Голиафа прорезался в один момент с появлением его брига на обзорном экране слева. Еще две ярких точки, вспыхнув справа, стремительно преобразились в выросшие зачехленные бронированными жалюзи носы кораблей.
— Заходим с «подветренной» стороны, Натан. Дождемся, пока «вертушка» повернется на десять градусов.
— «Вертушка»? Первый раз слышу. Откуда жаргон, Голиаф? Я вроде бы не замечал за тобой таких выражений… Приам, может, ты объяснишь тайну нашего друга?
Приам откашлялся.
— Ну, уж поскольку нас сейчас слышат только капитаны… Голиаф был пиратом, Натан, много лет, а если быть точным, то с рождения. Ты знаешь, пираты носят двойные имена, верней, второе имя, как правило, прозвище. Прозвище нашего друга в его атрибутике — Шпажист. Такие-то вот дела… Монсеньор Шантеклер не для всей Коллекции обнародовал этот факт. Что скажешь, Натан?
