Каспар вздрогнул. Откуда-то снизу, уже без малого (сколько без малого, он не знал), может, час, а может, и сутки доносилось это странное поскребывание. Далеко… На втором ярусе в одной из одиночных камер с давно разблокированными дверями, что закрывать или открывать можно было только вручную.

Он совершенно точно помнил, что обходил тюрьму не один раз, все пять уровней, включая технический этаж и то, что когда-то было блок-постом охраны, кухню с холодильным отделением. Ни одной живой души!

Неужели кто-то прятался от него? Неужели здесь могли кого-то оставить после амнистии семь лет назад? Но этот человек просто не выжил бы здесь! Даже если принять во внимание, что в тюрьме еще имелись запасы замороженной пищи, даже если представить, что реактор и энергоблок продолжали работать в затухающем режиме! Это безумие, полное безумие! Соблазн покончить с собой у такого узника был бы слишком силен. Но если это не человек? А кто? Крысы! Крысы не могли породить такой отчетливый звук — скрип металла о металл…

Каспар поднялся на непослушные ноги. Подошел к тому, что здесь выполняло функцию зеркала — гладкий блестящий серебряный круг, вмонтированный в стену. Круг напоминал иллюминатор, но только он, понятно, никуда не открывался. Глянул на отражение своего лица… Глаза ввалились, щеки запали… Многодневная щетина уже больше напоминала бороду… Прежде чем отправиться на поиски источника скрипа, решил припомнить все детали своих прежних обходов… Мусор! Всякий раз появляясь на кухне с замороженной порцией обеда, он замечал там перестановку, и определенно куда-то исчезали упаковки от еды, брошенные им или оставленные на столе… Да, черт возьми! Кто-то тщательно прибирал кухню после каждого его ухода…

Почему только сейчас он об этом вспомнил? Потому, что ничего не замечал, не фиксировал в сознании. Воспринимал все как должное, как само собой разумеющееся.

Значит, он не один в этой тюрьме, и значит, кто-то знает о его присутствии и прячется от него. Хотя своими действиями этот кто-то выдал себя. Каспар снял башмаки и босиком, пружинящим шагом, пошел по коридору. В голове роились самые неприятные мысли.

Воображение рисовало встречу с каким-нибудь закоренелым маньяком-аккуратистом и то, как этот маньяк почему-то занят кропотливой заточкой ножей. Откуда здесь было взяться ножам, если даже в кухне все столовые приборы были из пластика? Мысли Каспара продолжали мрачнеть, но любопытство на грани бесстрашия подгоняло вперед. Он вспомнил уроки Гелеспы об абсолютном доверии чувствам, и все же…

И все же орбитальная тюрьма не ледяная пещера Панчалиллы, не бешеное веретено торнадо над Панчагримом. Теперь все прекрасное, что было там испытано, далеко и никогда не повторится.

Он тихо спустился по лестнице на третий уровень, затем на второй… Остановился. Прислушался. Металлический скрип стал ощутимо тише и спустя полминуты и вовсе прекратился. Создавалось впечатление, что его видели. Неужели камеры слежения все еще работали? А если да, то каким образом экраны обзора могли оказаться в обычной камере и где эта камера?

Каспар стал останавливать внимание на мелочах. Семь лет пустовавшая тюрьма не могла не прийти в физический упадок. Облупилась краска на стенах… Слой пыли на полах и нарах в камерах, разбросанные вещи, матрасы, коробки с гигиеническими пакетами, все это почти повсеместно на всех этажах Каспар наблюдал, но вот здесь на втором уровне странным образом продолжали царствовать порядок и чистота…

Каспар заглянул в 213-ю и потом в 214-ю камеры. Вышел в коридор. Посмотрел на простенок. Оценил в уме размеры камер и понял, что между ними на этом вертикальном уровне какое-то техническое помещение, скрытое от глаз.

Большинство камер имело звукоизоляционные простенки, которые также служили местом для всевозможных электронных систем, вентиляционных каналов и прочей начинки. Ничего удивительного. Ничего удивительного — тюрьма тюрьмой, но прежде всего это большой орбитальный дом. Однако этот простенок…

Каспар крадучись подошел к нему, погладил руками ничем не приметные серые металлические панели с отключенными индикаторными досками на уровне груди, и вдруг вся его пятерня просто провалилась сквозь обшивку… Голографическая завеса — имитация!

В следующее мгновение он закричал от боли. Чья-то сильная рука вывернула его пальцы… Он вырвался, отшатнулся от стенки и в тот же миг получил удар ногой в пах. Перегнувшись пополам, с бешено колотящимся сердцем, увидел, как из голографической завесы выскочила стремительная бойцовская фигура… Да, никакой ошибки — перед ним стояла девушка лет двадцати трех, высокая, красивая, в аккуратной черной робе, с коротко подстриженными каштановыми волосами, странным взглядом, в котором соединились какая-то глухая затравленность и бешеная воля. Невозможное сочетание! Она готова была сейчас избить его до полусмерти. Все еще стоя в полусогнутом положении и борясь с болью в известном месте, он выставил вперед ладони…

— Стой! Стой! — начал Каспар. — Меня швырнули в эту тюрьму не помню сколько дней назад… На Поющей Нимфе переворот. Мой отец, правитель этой планеты, он погиб, умер от приступа… Я его сын, князь Дереш… Теократы захватили власть, разделив ее с предателями военными и местными вассалами… Бога ради, стой! Я хотел, я должен был повести последний караван Кораблей Спасения. Теперь я узник, ты, я так понимаю, тоже. Послушай, не знаю, чего ты боялась… Я боялся, что сойду с ума в одиночестве. Я не причиню тебе никакого вреда. Слышишь, никакого! Давай ты успокоишься. Давай поговорим. Скажи, как тебя зовут! — Каспар, наконец, распрямился.

Ей, видимо, хватило немного времени, чтобы понять, что он говорил правду.

— Меня зовут Делия, Делия Мануситха!

— Красивое имя, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Мне очень нравится, правда! — Потом добавил с освобожденной грустью и восторгом, просто потому, что отвечал самому себе: — Как хорошо, что ты есть на свете, Делия!

***

Никто не мог привыкнуть к этому новому лицу Гильгамеша. Молодое, почти юное, оно светилось свежестью и красотой. Худая, без малейших признаков возрастной деформации фигура еще больше усиливала эффект невероятного омоложения.

Больше всех удивлялся этим переменам бургомистр Гаргантюа, а поскольку все ближайшее окружение и население Лаборатории не решалось на прямые вопросы о внешности Гильгамеша, никто не стал препятствовать слухам о том, что нейрохимик обязан таким переменам опять же своему колдовскому препарату.

Гильгамеш только посмеивался. Ему нравилась роль молодого гения, и роль эта уже давно перестала восприниматься им как роль — она переходила в естество. Таков был парадокс психики этого странного человека в маске, бывшего королевского шута.

В день, на который был назначен новый эксперимент с использованием нейрозамедлителя в полете, Гильгамеш собрал в Лаборатории совет помощников из числа подземельцев-притонщиков, а также всех, кого почитал за друзей и компаньонов. Были тут и пираты — Гулливер-Черепок и его отец, хитроумный Одиссей-Киклоп.

— Друзья мои, я попросил вас собраться для весьма важных сообщений. Исследования, которыми я занимаюсь, не должны оставаться закрытой темой. Этого желает от меня, как говорит господин Гомер, провидение и цель, в которую я продолжаю верить. Простите за высокопарность. Самоирония всегда была моим помощником в прошлой жизни, но теперь… теперь она пустой звук… Поскольку передо мной открылась одна из загадок мироздания. Не только передо мной, но и перед вами. Нейрозамедлитель времени обладает тем, что здесь уже звучало как природа нейроквантового поля. Закономерности, по которым меняется это поле, кажутся невероятными, почти мистическими. Иначе говоря, препарат, воздействуя на высшие нейроны человека, изменяет физические параметры пространства вокруг него. Последний эксперимент, который мы провели с моим героическим помощником Жерменом Дэвалем, продвинул меня к дальнейшим выводам. Вот что мы проделали… Мы перенесли Жермена, облаченного в легкий скафандр, на двадцать километров от терминала Лаборатории, рассчитав резерв оксигенератора на предположительное время действия препарата — два часа. Жермен был снабжен двумя хронометрами. Иньекция была сделана на борту планетолета за десять секунд до выхода на поверхность Второй Луны. Жермен шел по навигатору в одном направлении. Жермен появился под силовым куполом терминала через три секунды. Личное время перехода Дэваля составило два часа двадцать минут. Хронометры это показали точно. Таким образом, Жермен, находясь в нейроквантовом поле, преодолел расстояние в двадцать километров за три секунды. Батареи оксигенератора были практически разряжены, — Гильнамеш сделал паузу, многозначительную паузу. — Нужно ли что-то добавлять к сказанному? Конечно, нужно. Мы стоим на рубеже, возможно, самого значительного открытия, имя которому — нейроквантовое поле. Сегодня мы решаемся на новый этап в нашем исследовании. Если обнаружится, что существует зависимость между разностями скоростей обьекта в нейроквантовом поле, мы до неузнаваемости изменим мир. Терциния и Дарий согласились на эксперимент в полете. Выйдя в космос на обычном фрегате, они введут себе препарат в вены и дадут нам ответ на вопрос, как живут ангелы времени, насколько далеко простираются их крылья и, наконец, самое важное: не являемся ли мы все пленниками иллюзии, не вверг ли я вас в иллюзию, великую иллюзию, перед лицом Великого Приговора…