— Вы верите в Бога, господин Гомер? Не назовете ли его имя?

— Его имя между вашим и моим. Между мной и Дарием Скилуром, между вами и мэтром Флорианом, между Одиссеем-Киклопом и Терцинией… Его имя, как и его место, всегда между нами, так я думаю.

— Вот, значит, какой вы путь избрали — проповедь…

— Не только проповедь.

— Знаете, когда я был шутом и развлекал всю элиту Королевского Двора, я был неприкосновенной персоной. Я мог передразнивать любого сановника, мог говорить все что я думаю и не думать о последствиях… За проповедь придется отвечать, господин Гомер!

— Если, как я уже сказал, понимать, что Бог между нами, я буду готов отвечать за каждую изреченную мысль!

— В таком случае мне нравится ваша проповедь, господин Гомер. Она мне по душе. Остается только донести ее до всего остального человечества. Другого пути ведь нет?

На этот последний вопрос Гильгамеша Гомер не ответил. Ответ содержался в вопросе.

Любопытным итогом этой встречи явилось то, что спустя примерно полчаса в дверь апартаментов Лжецезаря Шантеклера постучался и вошел никем не званный бургомистр города-притона. Лицо Рыжего Гаргантюа сияло восторгом и облегчением. Он, естественно, подслушивал разговор, не мог отказать себе в традиционном удовольствии. Уж так повелось. А иначе как бы тогда осуществилась его заветная мечта. Он был счастлив от того, что знает, что кто-то знает о нахождении в притоне тайной лаборатории, и теперь он сам и его благословенный подземный город в распоряжении таких великих вдохновенных людей…

На следующий день в одной из заброшенных шахт города Гильгамеш с помощью перстня-ключа, подаренного ему Суллой Мануситхой, отодвинул целую скалу, открыв въезд в туннель, ведущий в тайную лабораторию. Лаборатория, кроме прочего, имела свой собственный лифтовой терминал выхода на поверхность спутника Пестрой Мары в восьми километрах от таких же терминалов притона.

***

Конструкторы кораблей типа тяжелой каравеллы, настоящих межзвездных ковчегов, рассчитали все возможные ситуации для своих гениальных детищ, все, кроме одной: звездолеты не рассчитывались на прямое приземление на какой-либо гипотетической планете, вернее говоря, такое приземление если бы и осуществилось, то только единственный раз, поскольку мощности автономных антигравов хватило бы только на один этот раз.

Протонные двигатели, даже если бы теоретически и сохранили свой резерв через восемнадцать-двадцать лет разгона, полета и торможения, уже не смогли бы поднять ковчеги с поверхности планеты.

Предполагалось, что звездолеты не будут входить в плотные слои атмосферы, подвергая неоправданному риску людей, зато их орбитальная парковка и отдельные посадочные модули — оптимальная и экономичная идея. Кроме того, эта идея целиком оправдывалась в том случае, если требовалась разведка.

Не исключением в этом ряду были и планетоиды — спутники планет-гигантов. Терминалы Чистилища представляли собой нечто иное — стыковочные шлюзы небольшого космопорта, куда прибывали пассажиры с других миров системы.

Теократы, как известно, жили на частично терраформированных планетоидах весьма замкнутыми сообществами и очень редко покидали свои храмы, монастыри, свои «возделанные поля» — многоярусные гидропонные оранжереи, где выращивали хлеб насущный, каждый на свой вкус и манер.

Теократов побаивались, возможно, потому, что о них мало кто-либо что-либо знал. Мало знали о том, каким богам они молятся, какие обеты соблюдают, какую развивают философию. Религиозные вопросы давно были сняты с арены социальной жизни в мирах системы, миссионеры выродились.

В один прекрасный момент свободы стало так много и всех видов, что никому не приходило в голову связывать ее религиозными рамками. И лишь те, кто считал, что мир всегда нуждается в таких рамках, объединялись в теократические союзы, а те своим местом пребывания выбрали планетоиды Громоподобной Наковальни.

Натан Муркок всем нутром чувствовал какой-то подвох со всей этой операцией под названием «дополнительный карантин». Кто его будет проводить? Откуда на Чистилище может взяться достаточное количество санперсонала? Может быть, его сюда забросили заранее или он тут пребывал пожизненно, поскольку как бы статус обязывал. Все-таки Чистилище! Нет, определенно что-то не вязалось во всей этой авральной акции.

Пилоты «Весты», впрочем, сработали ювелирно. Гибкий трубоэскалатор присосался к внешним пассажирским люкам нижней палубы на высоте метров пятьсот от поверхности планетоида. Антигравы включили на две трети мощности. В таком режиме зависания можно было находиться не более трех часов. «Паллада» и «Митра» подхватили свои такие же «присоски» через минут десять. Общий маневр, общая команда были совершенно согласованы.

— Господа пилоты, благодарю вас за службу и хорошую работу. По истечении каратинного времени всем вернуться к своим обязанностям. Согласно предписанию, ваш отсек и все отсеки техперсонала будут изолированы и бортовая связь прекращается. Командному кибертеру предписано исполнять только мои голосовые приказы. Капитан Муркок, это лично для вас: не давайте мне повода усомниться в вашей дисциплинированности. У нас с вами впереди многолетнее совместное странствие, не так ли?

— Увы, так, — согласился Муркок с явным сожалением в голосе. — Но знаете, господин Мехди Гийяз, на борту находится моя жена и девятилетняя дочь. Я бы хотел быть сейчас с ними, уж если я общаюсь с пассажирами, то должен пройти карантин наравне с остальными.

— Сожалею, капитан, по правилам предписания я не имею права сейчас соединить вас с семьей. Команда и техперсонал пройдут карантин несколько позже.

— Господин Мехди Гийяз, вы всегда руководствуетесь в жизни одними только предписаниями?

— Да будет вам известно, капитан, на мои плечи, как и на ваши, впрочем, возложена сложнейшая миссия, никогда ранее не имевшая место в истории.

— Спасибо, господин Мехди Гийяз, можете не продолжать, я все понимаю. И снимаю свой вопрос…

— Благодарю за понимание, капитан, и до скорой связи.

Прошло не менее часа, но больше в пилотский отсек не прорвалось ни одной реплики. Обзорные экраны были отключены. На лицах жандармов нарисовалось скучающее отстраненное выражение — верный признак их сосредоточенного внимания. Установилась напряженная тишина. Четверо основных пилотов «Весты» и четверо астронавигаторов высшей королевской школы устроили молчаливый «брифинг» взглядов.

Натан Муркок поднялся. Не спеша, заложив руки за спину, останавливаясь и поворачивая чуть ли не на каждом шаге, обошел отсек. Капитан даже под надзором стражников выглядел по-капитански. Подошел к пульту главного пилота, опершись на него, как на низкую барную стойку, посвистывая начал набирать произвольную сетку каких-то команд.

— Вам этого не позволено делать, капитан, — подал голос один из жандармов Мехди Гийяза. — Пожалуйста, отойдите от пульта!

Муркок не отреагировал. Жандарм переглянулся со своими и не очень уверенными шагами направился к «нарушителю». Муркок продолжал изображать абсолютную занятость делом. Жандарм положил свою лапищу на плечо капитана и медленно развернул к себе. Муркок выбросил кулак с космической скоростью… Двуногий «снаряд», сбитый со всех подвесок, полетел под панели обзорных экранов…

Когда остальные трое охранников досчитали секунды своего рывка к месту происшествия, Муркок, перемахнув ближайший к двери навигаторский пульт, уже дожидался их… Резко припав на колени перед очередным тяжеловесом в униформе, Муркок боднул его головой в пах. Мгновенно вскочив, уложил нападавшего слева ударом ноги в шею. Развернувшись в прыжке, с обезьяньей ловкостью, сдвоенным ударом сокрушил ребра третьему…

Обомлевшие пилоты и навигаторы, не ожидавшие от своего капитана такого выпада, повскакивали с мест и, с гипнотическим страхом в глазах, оформили собой шеренгу шокированных очевидцев.

— Ребята, вы, конечно, вольны поступать, как вам подсказывает данная ситуация, но поверьте тому, кто вас уважает, — она ненормальна. Я сам себе открою двери, просто потому, что хочу этого. У меня есть предчувствие, что мы с вами больше не увидимся…