Я откровенно скучала, с нетерпением ожидая окончания мероприятия, и очень обрадовалась, когда Ярик предложил перейти к обсуждению проблем. Они не должны занять много времени. Жалобы последней встречи не получили подтверждения и голосовать по ним не нужно.

Но сегодня что-то пошло не так. Все сидели на земле с опущенными лицами, надвинув капюшоны на глаза. Стоял только Алек и Юра — тощий парень с выразительными скулами. Он скинул плащ и с горящими глазами и непокрытой головой произнёс:

— Мою сестру изнасиловали!

В его словах сквозили торжественные нотки, пафос и призыв. Казалось, он зовёт народ на баррикады, а не делится трагедией своей семьи.

— Информация проверена и подтверждена, — слегка охрипшим голосом ответил Ярослав. — Виновные известны. Законное правосудие невозможно.

— Смерть, смерть, смерть…

Молодые мужчины, не поднимая голов, встали со своих мест, сжимая в руках чёрные горящие свечи. Их голоса слились в едино, озвучивая страшный приговор насильнику. Сегодня голосования не будет.

Обычно после окончания встречи мы тушили свечи и шли к машинам, болтая о приятных вещах, типа выбора ресторана для очередного праздника. Но сегодня свечи не гасили. Мужчины выстроились в колонну, возглавляемую Ярославом, и медленно пошли к выходу, не переставая повторять «смерть, смерть, смерть…». Я последовала за ними.

Ярик не погасил свою свечу даже сев в машину. Он аккуратно поставил её на бардачок, потом принёс в квартиру.

— Что это было? — я постаралась не показывать страх.

— Клятва.

— Клятва?

— Свечи будут гореть до тех пор, пока дышит преступник.

— Она сгорит быстрее. Вы же не собираетесь убивать человека прямо сейчас, — моя ирония вряд ли была уместной.

— На смену этой придёт её сестра. Горящая свеча не позволяет забыть о долге.

Только сейчас я поняла, что он не шутит. Они действительно собрались убить какого-то человека.

— Зай, вы не можете это сделать. Может, девчонка просто хочет отомстить бросившему её парню или… — он не дал мне договорить.

— Эта девчонка, как ты выразилась, вскрыла себе вены неделю назад.

Я растерялась, но не могла позволить своему мужу участвовать в убийстве.

— Ярослав, пожалуйста, скажи, что это всё не по-настоящему. Надавите на следователей. Пусть они расследуют дело.

— И дадут мажору пару лет условно? Даш, не лезь в это. Я надеялся, что Юра даст время на подготовку мести и не станет сегодня озвучивать свою… проблему. Ты не должна была всё это видеть.

— Да пошёл ты! — вырываюсь из его объятий. — Я не собираюсь жить с мужчиной, хладнокровно планирующим убийство!

— Серьёзно? Девочка, которая стащила у родной тёти сильнодействующее снотворное, чтобы прикончить всех своих коллег, будет читать мне мораль? Солнце, успокойся. Мы с тобой в одной лодке. В любом случае, приговор уже вынесен и я, даже если бы захотел, не смог бы ничего изменить.

Нет слов, чтобы описать мои чувства в тот момент. Стыд, скорбь, отчаяние… Не могу так больше! Я только хоть немного пришла себя.

— Я хочу поехать домой, — произнесла безжизненным голосом.

— Даш, твой отец…

— Я знаю. Сними мне отель. Хочу побыть одна. Погулять по улицам моего детства. Ярослав, пожалуйста, отпусти меня. Не хочу быть в Москве, когда ты…

Не представляю своего мужа жестоким убийцей. Впрочем, как и себя. Но в отличие от меня, он полностью отдаёт себе отчёт в том, что собирается сделать.

— Хорошо, — он несколько минут обдумывал мою просьбу. — Тебе лучше уехать прямо завтра. Юра считает, что парень может уехать за границу, поэтому мы решили не тянуть с казнью.

Как легко и просто он говорит об убийстве человека. Ни разу его голос не дрогнул. Совершенно не волнуется и не переживает.

— Зай, вы делали это раньше?

Очень хочу услышать «нет». Он не торопится с ответом. Наливает воду в чайник, бормочет что-то себе под нос, потом резко поворачивается ко мне и произносит:

— Да.

Зачем только я задала ему этот вопрос? Проще было не знать о том, что мой муж убивает людей, пусть и за страшные преступления, но всё же. Не мне его судить, но мне с ним жить. Семейка маньяков. Может быть, правильно раньше, таких как мы, запирали в домах презрения до самой смерти?

— Смерть — крайняя мера, которую мы практически не применяем, — Ярослав заметил моё отчаяние. — Понимаю, тебе тяжело принять это и понять нас. Ты боишься, что сама начнёшь убивать. Но всё под контролем, поверь. И ты тоже. В жизни так много несправедливости, боли и страданий. Мы не можем защитить всех, но мы можем защитить себя.

— Я поняла. Не волнуйся. Та девочка должна быть отомщена.

— Знал, что ты воспримешь всё правильно. Возможно, со временем ты присоединишься к нам и будешь помогать осуществить приговор.

Он гладит меня по волосам и смотрит вдаль. Обращается будто бы не ко мне, а к кому-то невидимому. Вернее, видимому только ему. Мне стало страшно. Действительно страшно. Даже тем утром в сауне, в окружении окровавленных трупов, я не была настолько испугана. Кто он на самом деле? Какие тайны хранит его прошлое? Тётя никогда бы не позволила мне выйти замуж за маньяка, но знает ли она о кладбищенских встречах и кровной мести?

«Да катись ты к собачьей матери» — думала я, глядя в плохо помытое окно купе поезда. Ревность грызла меня изнутри. Не то, чтобы я правда подозревала Ярика в интимной связи с сестрой его друга, но… В конце концов, девушка сама решила свести счёты с жизнью. Причём здесь мой муж? Если бы мне позволили подготовить план мести, я бы нашла парочку татуированных мужланов, освободившихся из мест не столь отдалённых и заплатила бы за акт насилия в отношении мажорика. Не, ну глаз за глаз в принципе справедливо. Он изнасиловал девушку, два бугая снасильничали его. Убивать то зачем?

Я уже достала телефон, чтобы позвонить мужу и предложить ему свой вариант справедливой мести, но в последний момент сбросила звонок. Ярослав ярый противник нетрадиционных отношений. Вряд ли ему понравится смотреть, как мужчины занимаются сексом друг с другом. Зато жертва может оказаться любителем анальных ласк. Не хватало ещё удовольствие ему доставить.

Сама не заметила, как, по сути, приняла и согласилась с вынесенным насильнику приговором. «Смерть за смерть». Точка. Ну, а как ещё? Я сама не так давно была фактически на месте той девушки и тоже задумывалась о крайней мере… Далеко не всем хватает силы воли пережить позор. Опороченные девушки становятся изгоями, их никто не может защитить.

Унизительные освидетельствования, необходимость вновь и вновь рассказывать следователю, как правило, мужского пола, каждый нюанс совершённого по отношению к тебе насилию, опознание преступника «лицом к лицу» в крошечном помещении, заполненном незнакомыми людьми и только потом суд. Единицы смогут пройти весь путь до конца.

И эти единицы, как правило, совершенно не пострадали. В нашей стране реальные насильники гуляют на свободе, а в тюрьмах сидят случайно переспавшие с малознакомой девушкой парни. Се ля ви. Такова жизнь. Чтобы наказать за унижение женского достоинства, нужно пережить тройное унижение.

Я тоже не пошла за защитой в правоохранительные органы, когда Влад разослал интимное видео со мной в главной роли всем моим друзьям и знакомым. Знала, что не смогу рассказать строгому дядьке, что именно произошло. Как меня обманули, подставили. Не смогу ответить на все его каверзные вопросы. Тогда я спряталась в своей крошечной спальне и старалась не выходить на улицу. А каково было той девочке?

Меня поддерживала тётя. Да и само насилие я, по сути, не пережила. Обман да, но не насилие. Мне позволили уйти. Не заламывали руки. Не кончали в меня. Да и не девочкой на тот момент я была. Это тоже важно. А если та несчастная малышка была девственницей?

От одной мысли о возможной невинности сестры Юры мне стало дурно. Я вспомнила свой первый раз. Даже с любимым человеком, под парами лёгкого алкоголя и спустя несколько месяцев со дня знакомства, мне было неловко. Смущение, страх и… стыд. Что было бы со мной, будь на месте Влада незнакомый мужик, прижавший меня к стене за горло? Который, дыша перегаром в лицо, разрывает трусики. Вставляет немытый член в меня, матерясь в процессе на ручейки крови, стекающие по моим ногам и пачкающие его брюки. Матерится, но не останавливается, слив в меня всю накопленную сперму. Брр… Никто не имеет права применять насилие по отношению к женщинам.