Неприятное, мучительное чувство щемило её сердце с самого начала разговора, Ксения ждала этой фразы и дождалась:

– Я всегда чувствовала, что Гриша сделал большую ошибку, женившись на тебе! Тебе не нужна семья, тебя интересует только карьера певички! – крикнула Маргарита Львовна.

Ксюша вздрогнула. Крупное лицо свекрови налилось краской, её нарумяненные щёки стали пунцовыми под стать накрашенным мясистым губам, и сразу стало страшно, как бы её ни хватил удар прямо здесь, за столом. Гриша наконец прервал равнодушное молчание.

– Мама, ты преувеличиваешь значимость решения Ксении, – примирительно и чуть испуганно заговорил он, переводя на мамочку голубые глаза, – пусть она устраивается в театр, я не понимаю, чего ты так разволновалась. Смотри, давление подскочит.

– Я разволновалась, потому что мне известно, чем занимаются артисты в театрах, и как там делают карьеру, тоже знаю. И не для того я подняла все свои связи и перевела тебя в Петербург из военного городка на краю земли, чтобы здесь твоя семья распалась. – Голос её вдруг стал плаксивым, – Гришенька, я хочу, чтобы ты был счастлив, ты достоин лучшей жены.

Но счастья от вмешательства этой крикливой, назойливой женщины в их семье не прибавлялось, наоборот, оно таяло с каждым её приходом. Ксении уже казалось, что с тех пор, как она вернулась в Петербург, жители родного города – и знакомый дворник, и продавец старого магазинчика, который помнил её ещё маленькой, и кондукторы, с которыми она часто встречалась, разъезжая на одном и том же трамвае, – были для неё более родными, чем муж и свекровь, которые ждали её в квартире.

Все трое уже чувствовали мучительность подобных отношений, но Маргарита Львовна не могла остановиться, Ксюша устала сопротивляться, а Гриша… Иногда Ксении казалось, что ему даже нравится, что две любимые женщины пекутся о его счастье, и поэтому он решил, что не нужно их останавливать.

– А моё счастье вас не интересует? – уже разозлившись, резко спросила Ксения.

– Да что тебе ещё надо для счастья? Муж есть, живёшь в Петербурге… Да ещё свекровь с такими связями – находка для вашей семьи. Другая невестка в ножки бы поклонилась, если бы её мужа раньше времени перевели сюда. Это ли не счастье? Детей надо заводить, а ты только о театре и думаешь… А о детях ты не мечтаешь? Гриша, она даже фамилию твою не взяла, разве это нормально?

Маргарита Львовна картинно всплеснула пухлыми руками, унизанными перстнями, и уставилась на неё злыми глазами. А Ксюша отвернулась к окну и всё силилась вспомнить, где она уже слышала эту фразу про связи?

Гриша со вздохом вышел из-за стола и пересел в кресло.

Было видно, что ему не хочется спорить с матерью, а потому Ксении ждать от него поддержки не стоило.

"Вспомнила, – осенило Ксюшу, – это же мачеха из "Золушки" так выражалась."

Ксения посмотрела на свекровь новым взглядом: "А ведь, действительно, есть что-то общее между Маргаритой Львовной и Раневской. Только жаль, что у меня нет рядом ни отца, ни доброго короля, ни прекрасного принца."

Она отвернулась к окну и задумалась.

Скучное, однообразное, унылое состояние, которое мучило Ксению в первые годы жизни с мужем в военном городке, вдруг всплыло в сознании, словно привидение, наводящее страх своим присутствием. Нет, нет! Её душа взбунтовалась против подобного существования. Тогда от одиночества  и тоски её спасла учёба и работа в детском театре, которые придавали смысл её жизни. Да, она любила мужа – Гриша был и добрым, и порядочным человеком. Отец Ксении, сам бывший военный, был от него в восторге. Но Ксюша уже через полгода стала ощущать нехватку эмоций, ласки и внимания, то есть всего того, что, по её представлению, называется любовью. Ей не хватало общения. Этого не понимала ни свекровь, ни, к сожалению, сам Гриша. Но что было ужаснее всего, даже если бы он это осознал, то вряд ли смог бы что-нибудь изменить.

Уже через год их совместной жизни Ксения заметила – у них почти нет общих интересов: книги они читали разные, про свою жизнь Гриша не рассказывал, а её не интересовался. И когда они наконец выбрались в ресторан, чтобы отметить годовщину свадьбы, Ксюша с горечью поняла, что им не о чем разговаривать.

– Ты так и будешь молчать и смотреть в окно? Может, перестанешь вертеть мобильник и что-нибудь ответишь? – с нажимом спросила свекровь, отодвигая от себя пустую чашку.

Ксения пожала плечами и по привычке потёрла мочку уха. Когда она была маленькой, бабушка Маша говорила, что так кровь быстрее приливает к мозгу, а задействовать мозг полезно в любой ситуации, и тем более – в затруднительной.

– А что говорить? Маргарита Львовна, я всё решила и поступлю так, как считаю нужным.

– Нет, ну ты посмотри на неё, – растерянно обратилась к сыну свекровь.

Если бы она заговорила ласковым и просящим тоном, Ксюшина уверенность в правильности решения, может быть, и поколебалась бы. Но резкий и безапелляционный тон вызывал в ней глухое сопротивление, и она твёрдо решила не уступать.

– Извините, мне надо идти, – стараясь не глядеть на свекровь, Ксюша поднялась из-за стола и вышла в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь на кухню. Последнее, что она услышала было:

– Только и хорошего от твоей женитьбы – двухкомнатная квартира в центре, что досталась этой пигалице по наследству от бабки…

Да, конечно, свекровь радуется квартире, а то, что Ксения как декабристка, уехала с её сыном в Улан-Удэ – это не считается. Гриша с головой ушёл в проблемы молодого офицера космических войск, а ей хотелось жить совсем другой – яркой, эмоциональной жизнью. Хорошо, что поступила в Восточно-Сибирский институт на вокальный факультет, хоть не потеряла время зря…

А бабушке за квартиру отдельное спасибо. Ксения помнила бабулю очень хорошо – всегда подтянутая, немного строгая и скупая на ласки. Но под внешней сдержанностью пряталась душевная чуткость, от которой не могло утаиться настроение внучки. Бабушка Маша сначала ничего не говорила про мужа, но когда Ксения всё-таки попросила сказать своё мнение, скупо обронила:

– Разные вы очень. Ты потянешь в одну сторону, он в другую.

Тогда Ксюша не поверила, а сейчас видела, бабушка опять оказалась права. И почему так бывает – кажется, что взрослые ничего не понимают в современной жизни, и можно их не слушать, а потом… как говорится – чем становишься старше, тем умнее кажутся родители.

И всё-таки в глубине души Ксюша была благодарна всемогущей свекрови, которая добилась перевода любимого сыночка в Петербург. Теперь можно попробовать устроиться солисткой в Михайловский театр, который казался островком счастья. Там бьёт ключом яркая творческая жизнь, которая так контрастировала с блекло-серыми буднями. Театр был её мечтой, её смыслом жизни. Именно туда Ксения сейчас и направлялась.

Михайловский театр бурлил, как перед премьерой. Только артисты в тёмном коридоре выглядели растерянно и нервно дёргались на каждый звук из большого зала, где сидела, как шёпотом передавали друг другу, "сама Образцова".

Молодая девушка-администратор записала всех желающих прослушаться: имя, фамилия, возраст, образование… Ксения постаралась продиктовать свои данные уверенным голосом, хотя понимала, что внутреннее спокойствие понадобится на сцене, а не здесь.

Дверь в зал приоткрылась, Ксения прошмыгнула в темноту и спряталась за тяжёлой портьерой у входа. Каково же было её удивление, когда она увидела, что там уже стоит одна слушательница.

– Ксюха?! Ты откуда здесь? – услышала она знакомый голос.

Ксения вгляделась в темноту.

– Юлька! Привет, я на прослушивание пришла…

– Да это понятно… Я спрашиваю, ты разве не уехала из Питера? После второго курса как в воду канула.

– Уехала, – зашептала Ксения, – замуж вышла за военного и уехала в Улан-Удэ.