– Врешь ты плохо,– старец ухмыльнулся, – ну, на заработки, так на заработки.
– Тебя зовут как?
– Я был жрец Стихий Храма Одары. У нас нет ни рода, ни времени. Называй меня Мидра. Расскажи, что за подвеска у тебя на шее?
– Ты слишком много спрашиваешь, Мидра. Это не то, что я могу рассказать первому встречному.
– Будь по-твоему.
«Вот и поговорили…» Дор Ийса вытащил из-за спины сверток и извлек тот самый меч, о котором невесть откуда знал старец. Что же – он ведун. Мало ли известно им, ведунам?
Свет трескучего костра оставлял блики на лезвии, искрился на еле заметных зазубринах, полученных в бесчисленных боях. Этот клинок видел крови. Охотник чуть повернул лезвие на ладони и в нем отразилось ясное ночное небо. «Видимо, много известно им, ведунам. И то, сколько битв помог выиграть этот меч. И почему так прекрасно это ночное небо весной…»
– Наша земля круглая. И в небосводе ты видишь лишь часть. За краем неба наша земля опоясана кольцами – это остатки давно погибшей луны, обиталища Дракона, Великого Змея. Со времен сотворения на нашей земле жили Титаны – Дети Богов. Так называли их первые рожденные люди. Агин – огонь и магма, сущее живое в тверди. Свавильд – ветер и воздух, творец твоего дыхания. И Норда – море и вода на этой планете. Втроем из куска скалы, той, что когда-то была началом этой земли, они сотворили Великого Змея. Вечность жила Планета Трех Стихий в гармонии. И люди на ней жили тоже без забот. Но именно люди начали бояться ночи и своих соседей. Так появились Ассины – духи страха, с телами, которые им даровала Великая Пустота. И люди еще были завистливы и жадны – так появились Хаккалы, живущие во тьме морей. Великая битва была в незапамятные времена. Змей сражался за союз людей и Великанов…
– А, да, я слышал когда-то эту сказку: "…и разверзлась земля от дыхания Дракона, и раскололась, и погибли многие…"
– Сказку? – не смутившись тому, что его перебили на полуслове, переспросил ведун. – Не все в этом мире сказки, охотник. Впрочем, тебе пора отдохнуть. Спи.
– Только давай без дыма и …
Разум путника заволокло пеленой, и Дор провалился в глубокий сон.
Утро было тяжелым. Уснул Дор неудачно, раскорячившись, и тело ныло от неудобной позы. Костер еле тлел, но не дымил. Старец сидел и дул сквозь густую, седую бороду на чашку с ароматной жижей – такой же, что прошлым днем дал путнику. И молчал. Кряхтя, Дор встал на ноги и принялся разминать затекшие бока.
– Я же просил без дыма…
– Я сделал без дыма.
– Я говорю не так резко… болит все теперь.
– Скоро разомнешься. Проверь топор, скоро пригодится.
– Зачем?
– Лезть вверх.
– Ты еще и безумец. Не проще вернуться на тропу?
– Проще, если хочешь встретить Алиду.
– Это еще кто?
– Наложница Даги Кривого. Теперь она возглавляет Орду. И меч принадлежал ее отцу Аливиру Золоторукому. Чтобы попасть к Даге и заслужить его доверие, она этим же мечом и убила своего отца.
– Отличная история… Ты, может, поведаешь еще что-нибудь, чего я не знаю? – Дор начинал закипать внутри: «Надоедать начинает этот старец – все про всех знает и молчит до последнего! Неужели все нельзя сделать вовремя? Тогда бы…»
Что именно «тогда бы…» Дор не знал. Лишь решил последовать совету и достал из-за пояса короткий топорик. Не зря все ж его взял – короткая изогнутая рукоять была удобна для хвата. Не последнее дело в бою для того, кто отправился путь в одиночку. И вместо привычного обуха изогнутый шип. Колоть ударом или по обледенелым горам лазить.
– Приглядись – вот он – всход, – старец указал посохом на невзрачный уступ, источенный ветром и водой. Весь обледенелый, как в клыках от сосулек замерзшей воды, мелкими брызгами доносимой от убегавшего в пропасть хилого ручья.
Дор подошел ближе и разглядел всход. Он напоминал своего рода лестницу.
– Может ты первый?
Ответа не последовало.
– Вот прохиндей! – на отроге он остался один – старец уже исчез.
Подъем лишь был с виду легок – ни одна тропа не дается легко, особенно, если ведет вверх. Скалы резали незащищенные повязкой пальцы, левая рука ныла от сжимания рукояти топора – работать, втыкая его в породу и лед, приходилось много. Если считать, что взбираться по склонам вверх это легко, то первым делом у тебя уйдет камень из-под левой ноги или выступ, до которого еле дотянулся, окажется скользким, как кожа болотной жабы.
Сосредоточенно лез путник наверх. Шаг за шагом. Топор послушно вонзался над головой. Руки затекали и отбивали огнем от усилий. Пот, стекая по лбу, капал с бровей на щеки, попадая холодными каплями в глаза. Ветер с каждым порывом угрожал сбросить Дор Ийсу в бездну под ним и, срывая мелкие камни, снег и пыль, бросал их ему в лицо и за шиворот. Но каждому подъему есть конечная вершина, особенно когда начинаешь думать, что сил больше нет, и ты не выдержишь.
Подтянувшись за рукоять топора, высунув одну макушку и глаза из-за обледеневшего уступа охотник замер – зрелище Перевала захватывало дух.
Безмолвные вершины в середине дня, освещенные Светилом, переливались, и лед на них искрился всеми, столь незнакомыми ему, цветами. Сквозь обрывки облаков и тумана над вершинами Перевала картина по ту сторону гор предстала иной – не такой представлял себе чужую землю Путник. Все было знакомо: зелень леса на склонах, редкие ручьи и где-то вдали блюдце озера. Он вспомнил свою Рощу, полную зверья и птиц. И прежде чем пуститься легким бегом по склону, внезапно повернул взор налево от себя.
И замер. Еще раз. Вот о чем говорил Старец – вся тропа видна, как на ладони. "И отряд Алиды, видимо, это те темные точки на леднике в начале склона… время поджимает, охотник, продолжай идти».
Легким бесшумным бегом охотника Дор спускался по склону. Редкий поле́сок скоро начал меняться на густую чащу. Кривые чахлые побеги сосен сменялись необъятными по толщине ствола дубами, ясенями, покрытыми лишайником, въевшимся в кору за столько лет. Деревья становились выше и закрывали кронами небо, давая в низинах тень как ночью. Иссохший на ветру лишайник нагорья, хрустящий на каждом шаге, сменял мягкий, влажный мох леса. Над головой стихал шум непрерывно дующего ветра и воздух наполнялся щебетанием птах и стрекотом невидимых взору насекомых. Дор бежал по руслу пересохшего ручья, стараясь внимательно глядеть под ноги. Хоть и знакомо все, как дома, а все же чужой лес. И не столь приветлива чужая земля, как может показаться на первый взгляд. На каждом шаге ощущалось чье-то присутствие. Неясные тени во мраке бурелома, следящие огоньками серых глаз за каждым движением охотника. Иногда за очередным изворотом петлящей сквозь чащу тропы, охотник видел темные фигурки его сопровождающих. И, не успев толком разглядеть, терял из виду, словно те таяли, как тень в середине дня. Одно хорошо – тропу обозначил кто-то. Еле заметные знаки были вырезаны на камнях, лежащих вдоль старого русла. Заросшие мхом, но все же заметные. Кто-то вырезал. И кто-то приглядывал за этим лесом.
Еле слышимый хруст сухой ветки, раздавшийся слева, отвлек внимание охотника от тропы. Тут же земля ушла из-под ног и корни деревьев со мхом под ногами, описав дугу, перевернулись вверх ногами. Тело дернуло, и охотник Дор Ийса повис вниз головой, сдавленным по рукам и ногам телом, болтаясь, как гусеница на паутине. «…вот каково это – попасть в силки.»
Если есть петля, где-то недалеко и тот, кто ее поставил. Дор перестал барахтаться. «Сопроводитель из Мидры так себе – я попался, а его и следа рядом нет… Где же ты, охотник этого леса?»
– И что ты здесь забыл? – голос был сердитый и певучий, как горный ручей – женский. Дор почувствовал что-то острое затылком.
– Я всего лишь иду в Южную Империю на заработки. Видимо, сбился с пути и попал на эту тропу. Извини, если нарушил твои законы.
– Нарушил что?
– Он сказал "извини". Неужели тебе этого недостаточно? – знакомый голос с хрипотцой прозвучал сзади в семи-восьми шагах.