Стоило врачу от меня отойти, как тут же вся приятная атмосфера развеялась. Я вежливо попросила поднять подголовник каталки, чтобы было легче дышать, но медсестры меня проигнорировали.

Лежать стало жутко неудобно, я захлебывалась от крови, текущей по горлу из носа. Перед глазами все плыло, я боялась упасть, но дышать хотелось намного сильнее, поэтому я медленно села и наклонилась, чтобы кровь вытекала хотя бы наружу, в полотенце.

И тут разглядела операционную. Она больше напоминала какой-то конвейер на фабрике, с облупленными стенами, криками снующего туда-сюда персонала, лязгом каталок и жужжанием электроножа. Как они вообще в такой атмосфере работают?

Увидев, что я сижу, ко мне тут же подбежала ассистентка и заорала:

– Нельзя смотреть по сторонам в операционной, здесь нужно смотреть в стену или потолок!

Потом она силой попыталась положить меня обратно на каталку.

Я разозлилась. Но была слишком слаба, чтобы красноречиво ответить ей, как умею, просто напомнила, что неплохо бы поднять подголовник. А потом добавила:

– И если хочется покричать – нужно идти в ветеринары, тут больные люди, а не коровы в коровнике.

– Ишь какая королева, – прошипела мне в ответ медсестра.

Какая-то ее добрая коллега подошла и молча подняла мне подголовник, скандал утих.

Но свою обидчицу я запомнила и мысленно пожелала ей сломать нос.

Меня привезли и уложили на кровать. Я злилась из-за той бабы, что нахамила мне в операционной.

От шока у меня почти ничего не болело. Но дышать было тяжело, навалилась сильная слабость. Это самое страшное и неприятное после операции – дышать первые два дня, пока нос закрыт. Остается только терпеть. Гипоксия меня жутко раздражала. Кровь тихонько стекала из носа на губу через плотные повязки.

Я, пошатываясь, стояла над раковиной, куда капала кровь, пыталась умыться и ждала перевязки. Дверь в палату открылась, и вошел какой-то рабочий в грязной спецодежде, без бахил и маски, молча отодвинул меня от раковины, поставил туда ведро и начал мешать раствор, а потом мазать стену, поднимая пыль. Что за безобразие в моей палате? Вопросы он просто проигнорировал.

И тут меня сорвало. Я в шоке вылетела в коридор и начала орать на персонал – какого интимного места эта антисанитария и беспредел после операции в оплаченной мною палате. Все разбежались по углам, в коридоре стало пусто. Тут передо мной выросла немаленькая такая фигура злобного заведующего, который словно ждал шанса поквитаться со мной за прошлый раз. На него и обрушилась адская смесь моих нервов и брызг крови из носа вперемешку с матом. Я не сдерживала себя.

Не помню, что было дальше, как заведующий не убил меня или я его, помню только, как Винни-Пух вел меня в палату, свободной рукой я размазывала по лицу кровь – она уже просто лилась ручьем, – а я орала что-то про российскую медицину. Меня взорвало и разорвало, я неуправляема в такие моменты…

Вот я уже лежала в палате, смотрела в потолок. Роман сменил мне повязку на носу. Он стоял рядом и прижимал мою голову к подушке, чтобы я не пыталась вскочить. Что-то говорил при этом, и пока я слушала его спокойный голос, безумие начало отпускать. Чуть позже я осознала, что все уже хорошо, мы с Романом вполне корректно обсуждаем ситуацию, вспоминаем девяностые, всеобщий мировой бардак и зарплаты врачей… Винни-Пух стоял напротив окна, я видела только его силуэт, но он продолжал спокойно рассказывать. Он говорил, что ничего не может сделать в таких ситуациях. Тут есть другие «дяди и тети» на дорогих машинах, от которых все зависит.

Я пообещала, что пожалуюсь в страховую, у меня нет другого выбора, безобразие в палате не должно сойти с рук заведующему, пусть платит мне моральную компенсацию из своего кармана! Винни-Пух изменился в лице, но тихо и спокойно произнес, глядя мне в глаза:

– Тогда вы подставите меня, у меня будут проблемы из-за вас.

Я попыталась оценить степень своего ущерба, мысленно согласившись, что Винни-Пуха все-таки не стоит из-за этого подставлять. Успокоилась и поняла, что хочется спать. Удостоверившись, что я не собираюсь больше воевать с заведующим, Винни-Пух вышел. Но я так и не уснула…

Я подозрительно спокойно обдумывала, что это было. Роман – первый человек в жизни, который смог остановить мое личное безумие. Когда срывает крышу, то посмотреть на себя со стороны очень сложно. А он говорил со мной спокойно, без нервов, неприязни, запугиваний и при этом – этично. На такое даже близкие люди порой не способны.

Роман говорил с моим разумом, а значит, он у меня есть. И я послушала доктора. Придется ради Винни-Пуха отложить планы по сведению счетов с заведующим и не устраивать разборки нашей «условно-бесплатной» и платной медицины. А жаль, я уже готова была строчить гневные посты во все инстанции и массовые издания в лучших традициях молодых навальнят.

В этот день Роман заходил еще трижды, чтобы удостовериться, что я спокойна, у меня все хорошо и больше нет никаких вопросов о буднях медицинских гадюшников. Он был мил и приветлив.

Злой и добрый Винни-Пух

На следующее утро после линейки врачей Винни-Пух зашел немного злой. Предупредил, что меня отпустят домой на день раньше, в четверг. Злых Винни-Пухов, да еще с утра, я не заказывала.

– Это кто тут от меня хочет избавиться? Ну нет, мы так не договаривались, деньги уплачены – буду сидеть тут до последнего.

Роман как-то грустно смотрел, пока я дурачилась. Я поняла, что на планерке ему за меня сильно досталось. Хотя… при чем тут он? Роман единственный, кто спасал репутацию этого больничного дна, где даже за круглую сумму с людьми умудряются обращаться, как со скотом. И чего после этого удивляться, что люди звонят в страховые и шлют иски врачам. Я бы на месте страховой тут всех разогнала бы… За профнепригодность и отсутствие этики. Ну, кроме Ромы, конечно. Он однозначно вчера был настоящим героем!

Второй раз он зашел в полдень – принес лекарство, салфетки, удостоверился, что я жива, меня никто не обижал, я ни на кого не собираюсь больше жаловаться, предложил свою жилетку – поплакаться на мир. На лице у него появилась улыбка. Я уже ожила и гордо отрапортовала, что у меня все хорошо и почти ничего не болит.

Мы разговорились. Он рассказал, что даже за деньги тут лечат одинаково. Врачам все равно, платный пациент или нет. Я была счастливцем, которому поставили пластиковые сплинты, за которые я доплатила, остальные мучились с технологией восьмидесятых годов прошлого века – тампонами.

– То есть существуют люди, которые платят за операцию ту же сумму, что и я, и их лечат теми же материалами, что и бесплатных?

Рома промолчал в ответ, но по его лицу было видно, что это правда.

– Но процент удачных заживлений без использования удобных сплинтов гораздо меньше. Это написано на любом лор-форуме!

– Если пациент не знает, он порой вообще не может выбирать. Вы такая одна, кто смог разобраться. Когда сплинты есть в наличии, мы пользуемся ими, когда их нет – просто ничего не говорим.

– Это ужасно.

– Да, тут так, что поделать. Не от меня зависит.

Винни-Пух был добрым и немного… беззащитным. Хотелось его «обнять и плакать»… Наверное, ему морально очень тяжело тут работать.

Почему он взял меня? Почему он согласился на все это? Мог бы тоже предложить мне простую технологию, другой бы так и сделал и не стал бы со мной носиться. Все эти терки с доплатой за сплинты и менеджерами… оказывается, материалов просто не было на складе, как и хорошей анестезии… Наверное, Роман как ответственный человек хотел хоть раз сделать все хорошо, «нормально», но другого выхода не было.

Как это ужасно – заниматься наукой и работать в условиях прошлого века. Эндоскопа в кабинете нет. Все приходится вычислять вслепую. Ладно, у Ромы опыт, а у других? У дурочек этих молодых, которые постоянно делают больно пациентам. Жуть просто берет, когда слышишь вопли из смотровой. Рома, кстати, оказался еще и преподавателем, он каждый день ведет лекции для студентов. А как учить студентов без эндоскопа? Это же главная вещь лора… Дичь какая-то, а ведь двадцать первый век на дворе.