Как-то странно я себя чувствую.

Все тело затекло, онемело. Шея скована, поясница болит, ломит. Правая нога пульсирует маленькими, ледяными иголочками… А еще мне холодно – ступням и ладоням.

Резко открываю глаза и тут же пугаюсь. Хлопаю ресницами в надежде… но нет, темнота перед глазами не рассеивается. Черт, я что, ослепла? Если нет, то почему так темно?

Пытаюсь приподняться, руки плохо слушаются, не могу на них опереться. Дышать тяжело, воздух влажный, здесь немного сыро, промозгло…

И вдруг включается свет. Где-то в углу одинокая лампочка свисает с потолка, и ее свет раздражает воспалённые глаза.

Но я, прищурившись, пробую осмотреться, медленно озираюсь по сторонам. Я в небольшом помещении, буквально три на три метра, судя по всему, в подвале: каменные, неровные стены, такой же потолок и пол, рядом с высоким матрасом, на котором я сейчас лежу, укутанная в толстое одеяло, лежит ковёр с коротким ворсом. Слева дверь, массивная, без ручки…

Твою же мать, где я?!

В голове шум, в висках сердце отбивает свой ритм, но я стараюсь с этим справиться и вспомнить, что было вчера…

Так, вечеринка у знакомых, фуршет, банкетный стол, люди, люди, люди… и он!

Да, он! Человек из прошлого, оставивший не самые лучшие о себе воспоминания.

Как я испугалась, увидев его, но при этом старалась вести себя спокойно. Да и он, на удивление, поздоровался со мной скорее равнодушно. Этим и успокоил. Да так, что мы выпили, праздно пообщались ни о чем. А потом…

А потом я не помню. А потом – вот то, что сейчас.

Твою мать!

Ощупываю и осматриваю себя: та же причёска, что и вчера, только слегка растрепанная, и платье на мне то же. Ноги босые, потому им и холодно в этом промозглом помещении. Рассматриваю нижние конечности внимательней, притягивая их к животу… блядь! Других слов нет! На моей правой лодыжке металлическая окова, к ней прикреплена толстая цепь, тянущаяся из угла, того самого, где свисает лампочка.

Я сплю? Вся надежда на это. Но нет, ущипнув себя, понимаю: все реально. Жутко, непонятно.

Хочу встать, дергаюсь, отталкиваясь от слишком мягкого матраса, но не получается – тело ведет, меня покачивает. Словно какая-то сила тянет обратно – и я падаю на матрас. Тут же бессилие, страх, неизвестность – кажется, я на грани панической атаки, а я-то уж точно знаю, что это такое.

Дверь. Она начинается открываться, в этом почти пустом пространстве звуки громкие, гуляют эхом как будто со всех сторон. Я натягиваю одеяло до подбородка и, зажмурившись, просто жду того, кто войдёт.

Помещение заполняется ярким светом резко, и так же резко возвращается полумрак.

– Ну здравствуй, Крис, – его голос, ненавистный мне голос, пугающий своей интонацией, с которой он всегда говорит со мной, когда мы наедине, тоже сопровождается эхом, и это, черт тебя дери, пугает еще больше.

Но нет, не показывать ему, что боюсь.

– Привет, – отзываюсь я. – А не подскажешь, где я?

– У меня, – отвечает он спокойно и подходит ближе. Я невольно поднимаю лицо, широко распахивая глаза.

Он стоит, закрывая собой часть света от лампочки, но я все равно вижу, что голый. По пояс. На нем лишь тёмные джинсы, обтягивающие, даже чересчур. Твою мать! Я вижу под ними в области паха член, лежащий на боку уже в эрегированном состоянии.

– Заметила? – довольно интересуется он. – И это я только подумал о том, что буду сейчас с тобой делать.

Он делает еще шаг и начинает расстегивать свой пояс. Металлический язычок ремня, соприкасаясь с такой же пряжкой, издаёт противный лязгающий звук, до нереального громкий.

А потом он выбрасывает руку и тянет меня за волосы, заставляя приподняться. Мое лицо оказывается напротив его плоского живота, на котором в самом низу красуется татуировка. Дракон в японском стиле.

– Как долго я этого ждал, – заявляет он с придыханием, волосы мои не отпускает, мне становится больно, я пытаюсь отвернуться, тщетно. Он буквально тычет моим носом себе в живот. – У тебя такая же, ведь так, Крис? Я нашёл твоего мастера и попросил набить мне точно такую же, на том же месте, – он тянет меня выше, сам слегка наклоняется. Лизнув меня до омерзительного мокро в щеку, у уха, он шепчет: – Сегодня наши драконы сольются, как и мы.

Холодно. Страшно. Больно. Последнее не физически, морально. Я сбежала от него, надеясь, что секс между нами никогда не случится. Надеясь, что он забудет обо мне.

Но нет. Он, оказывается, долго этого ждал. И дождался же, твою мать!

Упёртый ублюдок, который сделает все, чтобы получить желаемое!

А я… а я дура. Зачем вернулась?

Он продолжает держать мои волосы, тянуть, словно собирается скальп с меня снять, при этом другой рукой он гладит меня по голове:

– Хорошая моя, девочка… Ну скажи, что вернулась, потому что соскучилась и передумала, ведь так? – я качаю головой. – Нет, плохая!

Он отпускает меня неожиданно резко, я тут же падаю на матрас.

Затем он садится передо мной на корточки и пытается посмотреть в глаза:

– Больно? Ну прости, мне тоже больно, – его пальцы проводят по моему лицу, едва касаясь, замирают на губах, на которые он смотрит и облизывает свою нижнюю губу. – Скажи, ты нагулялась? – спрашивает он, а я офигеваю от того, как меняется его настроение. И вдруг понимаю: он опять под наркотой. Ничего не меняется, ничему его жизнь не учит.

– Боря… – произношу я имя, которое так хотела забыть. Мой голос хрипит, я хочу откашляться, но не успеваю, он целует меня, жадно, глубоко проникая языком, касаясь им зубов и дёсен. Я не отвечаю, не хочу, мне противно, чувствую во рту привкус алкоголя вперемешку с табаком. Мне дышать трудно, вырываюсь, и тогда он впивается рукой в мой подбородок и целует более настырно и требовательно. Это уже не поцелуй, это изнасилование моего рта.

«То ли еще будет», – язвительно шепчет внутренний голос.

Закончив поцелуй, Боря поднимается. Смотрит на меня сверху вниз, с победой во взгляде. А я кашляю до боли в горле, при этом вытирая небрежно губы. Борьке это не нравится, и он демонстративно вынимает ремень из пояса джинсов. Хлясть – он бьёт сложенным ремнем по матрасу, рядом со мной, у ног. Потом еще и еще. Я сжимаюсь вся, думая, что каждый следующий удар будет уже по мне.

Но нет, не попадает, на цепь – да, звук просто ужасный, разрывающий тишину. Боря отбрасывает ремень к двери, а затем приспускает джинсы. Вдруг останавливается и велит:

– Снимай.

– Боря, не надо, – качаю я головой.

– Надо, Крис. Сегодня я трахну тебя. И завтра. И послезавтра. А если ты будешь послушной, то без вреда для твоего здоровья.

Мысленно стону, потому что знаю, как Борька может причинить вред здоровью. Раньше, слава богу, не моему. Но сейчас его ничего не остановит.

Спускаю его джинсы, поочерёдно снимаю каждую брючину. Руки трясутся, действую медленно и неуверенно. А наконец закончив, замираю, уставившись Борьке в лицо. Он кивает вниз, намекая, что надо снять еще и трусы. Повинуюсь, твою мать, я повинуюсь! Снимаю и их.

Член, высвобождаясь из тесного плена, упруго выпрямляется. Не смотрю на него, отводя глаза.

Борька вдруг произносит тихим, но приказным тоном:

– Соси.

В голове стучит, разрывает, стоит мне только представить!

– Не буду, – отвечаю зло, – хоть убей, но не буду.

– А отцу ты сосала?

– А он не рассказывал?

Взмах рукой – и на моей щеке горит след от пощёчины.

– Сука, – говорит Борька и хватает меня за подмышки, поднимает, ловко, как куклу, переворачивает и кидает животом на матрас. Залезает сам, а затем тянет меня к себе. Окова с цепью на моей ноге ему совсем не мешает.

Я молю сейчас только об одном, чтобы не больно и чтобы он был сзади, не хочу видеть его довольное лицо.

Но нет, Борька хочет именно так, как не хочу я.