Через год отец добился пересуда, освободился и решил остаться в Архангельской области. Потом была встреча с нашей мамой, тоже педагогом, у которой на руках было трое детей от двух погибших на фронте мужей – первый погиб в финскую, второй в сорок четвертом году. Появились на свет и мы – еще трое метаковских малышей. Послевоенная жизнь многодетной семьи, особенно в глубинке, была нелегкой, почти невыносимой.

В начале 60-х годов на всю страну прогремело Шаимское нефтяное месторождение на севере Тюменской области. Туда и отправился наш отец, устроившись вышкомонтажником в бригаду знаменитого бурового мастера Семена Урусова. Но когда он перевез семью, в поселке, где мы жили, через год закрыли школу и отец завербовался на стройку в Усть-Балык.

Я не случайно заговорил об отце. Таких как он – вечных тружеников и работяг – на первом этапе освоения усть-балыкской нефтяной целины было много. Разный народ стекался сюда, но в подавляющем большинстве это были люди не робкого десятка, имевшие за плечами фронтовой, профессиональный и основательный жизненный опыт.

На их личном авторитете и примере во многом строился фундамент всех человеческих отношений в юганской житейской новостройке. Даже дети, после школы в основном предоставленные сами себе, имели четкие представления о главных смыслах жизни, не раздумывая шли за такими старшими, разделяя с ними нелегкую трудовую ношу и посильно помогая своим семьям.

—–

Уже задавался вопрос – чем отличается Юганск от себе подобных городков. Помимо нефти он безусловно войдет в историю не только как промышленно-экономический эксперимент, но в первую очередь как пример социального обустройства и сожительства разноликого множества людей. На тесном пятачке суши посреди бескрайних болот возник эдакий «советский вавилон», где собрались разные, непохожие друг на друга люди, причем в подавляющем большинстве своем совершенно добровольно.

Однако не стоит думать, что столь насыщенная и разноцветная гамма человеческих судеб и языков складывалась в радугу, которая играла всеми своими красками на нефтеюганском небосклоне. Житейская атмосфера, как и переменчивая северная погода, никогда не бывала безоблачной.

Первые облака на этом первозданном небосводе показались, когда летом 1964 года на старом колесном пароходе «Пятый Октябрь» в поселок из Омска привезли первую партию «химиков». Это были условно освобожденные заключенные, которыми хотели восполнить образовавшийся к тому времени большой дефицит рабочей силы на нефтяных промыслах и новостройках.

Звали их «химиками» вот почему. В те годы перед страной стояла задача ускоренного развития химической промышленности и центральная власть приняла решение о масштабном использовании на таких стройках народного хозяйства заключенных с примерным поведением. Как раз в то же самое время в Тюменской области возник мощный нефтяной бум, требовавший максимального привлечения и использования дешевой, тем более, вот такой – почти крепостной, полусвободной рабсилы. Поэтому солидная часть условно освобожденных «химиков» была в срочном порядке переброшена в новые нефтедобывающие регионы.

Безусловно, это не могло не повлиять на общую атмосферу-обстановку в Юганске. Одной из первых жертв пала наша любимая охотничья собака, мохнатая и доверчивая западно-сибирская лайка по кличке Урал. Мы нашли четвероногого друга убитым и подвешенным на куске веревки в цементном складе недалеко от «Пятого Октября». Видимо, кто-то из прибывших условников был собачьим гурманом или решил каким-то образом полечить свои болячки. Потом еще много собак пропадало в поселке – хозяева стали держать их на привязи, иначе не с кем будет ходить в тайгу на охоту.

Родители и учителя взяли под плотную опеку детей и подростков. Если мы еще вчера весело гуляли и бегали по поселку или сообща помогали единственному участковому искать в сугробах заброшенный туда табельный пистолет, отнятый у милиционера загулявшими геологами или строителями, то теперь наша вольница кончилась.

Не все «химики» вели себя спокойно. Первые партии были исключительно мужскими с преобладанием молодежи и это сразу сказалось на поселковом «женском фронте». Какой-то умник из высокого начальства решил исправить такое положение и следующей навигацией в поселок была доставлена женская партия условниц. Что тут началось – Содом и Гоморра! Кончилось тем, что почти весь женский «химический» пол вскоре был вывезен в неизвестном направлении и сразу стало легче.

Семейным условникам разрешалось выписывать жен с детьми и в таких случаях все было в порядке – подавляющее большинство из них впоследствии стали уважаемыми горожанами, обрели здесь свое человеческое счастье, подняли на ноги детей и внуков. А вот молодые «химики» доставляли много хлопот, с ними часто не справлялась даже спецкомендатура, срочно расквартированная в поселке. К таким «авторитетам» потянулись местные хулиганы, участились драки и другие небезобидные шалости.

Был случай, когда я и мой старший брат заметили его девушку в компании уже подвыпивших парней из условно освобожденных. Брат хотел вызволить ее, но ему не дали. Один здоровенный бугай кинулся на брата, но я схватил стоявшую у стола пустую бутылку и со всей силой ударил его по бритой голове. Он упал, мы с братом бросились к лодке, спрятанной недалеко на берегу и еле-еле ушли от погони. Потом мы встретились с этим громилой, он узнал меня, одной рукой легко поднял в воздух, подержал на весу, но вдруг неожиданно засмеялся, спросил как зовут, похвалил за смелость и отпустил.

Нередко среди «химиков» попадались и бывшие профессиональные спортсмены. Судимы они были в основном за случайные конфликты с применением физической силы, никогда не хватались за нож и не были отпетыми уголовниками. Они с удовольствием занимались с нами боксом, борьбой, штангой, учили играть в футбол и хоккей, помогали сооружать спортплощадки и ледовые катки, бегать на лыжах. Такие из них как боксер Масев Николай Михайлович, хоккеист Смирнов Юрий Михайлович и другие надолго останутся в памяти благодарных нефтеюганцев за вовлечение их детей в спортивную жизнь вместо опасных похождений.

Даже известная на весь поселок буйная баба Шура – признанная хозяйка знаменитого поселкового «пятака» – в прошлом блестящая прима балета, а здесь рядовая уборщица и дворник, не просто проживала на улице Культурной, которой, как говорила, и дала название. В своем маленьком, но всегда чистом вагончике она иногда собирала детей и мы, открыв рот, слушали увлекательные истории из жизни наших и зарубежных звездных служителей искусства.

—–

В сложном и многоликом житейском процессе формировались характеры и менталитет нефтеюганцев, зарождалось особое отношение к земле, ставшей второй родиной. Наравне с приезжими трудились и коренные северяне – ханты и манси, делились с первоосвоенцами жильем, хлебом, рыбой, мясом, разными секретами и хитростями выживания в суровых условиях.

В тяжелом труде и необустроенности, порой преждевременно теряя друзей, коллег и близких, наши отцы и матери закладывали фундамент современного Нефтеюганска. Наблюдая какими стали наш и другие северные города, иногда просто диву даешься. И одновременно гордость берет – ведь несмотря на все проблемы и трудности, за каких-то пятнадцать-двадцать лет трудом тысяч советских людей в Югре и на Ямале были созданы мощные промышленные комплексы, а вместе с ними уникальные ареалы цивилизованной человеческой жизни.

До распада Советского Союза в общем-то все было неплохо в небольшом и уютном городишке на берегу Юганской Оби, но в лихие девяностые наступили совсем другие времена. Рыночные беспорядки, слишком часто переходящие в беспредел, лишили нефтеюганцев привычной стабильности в жизни. Юганск как-то сразу потух и съежился – горожане разобщились и обособились, потеряли былой оптимизм и уверенность в завтрашнем дне, многие стали заложниками тощего кошелька и потери накопленных сбережений. Чтобы хоть как-то выжить, с головой окунулись в мелкую коммерцию, челночный бизнес и личные огороды. Поневоле привыкали к диким ценам, бесчисленным ларькам и киоскам, безудержному росту платных услуг, мизерным пенсиям и зарплатам, девятому валу наркомании, алкоголизма и криминала.