Меня перевели на 3 курс. После летних каникул я должен был учиться в мединституте (это мы давно решили на семейном совете) и на 3 курсе музучилища, а это было вряд ли совместимо, хотя бы по времени. Да и программа по специальности (фортепиано) становилась гораздо сложнее. Но музыку я не забросил. На 1 и 2 курсе я участвовал в художественных олимпиадах медицинского института, исполнял фортепианную музыку – «Элегию» Калинникова, «Элегию» Грига, «Свадебный день в Трольхаугене» Грига, «Прелюд» Рахманинова и др. Теорию музыки и сольфеджио нам преподавал Николай Николаевич Глаголев – высокий пожилой человек. На экзамене он тоже поставил мне 5. Он же вел у нас курс сольфеджио. Мне – 4. Я не помню, за что он поставил мне такую хорошую отметку. На экзаменах во втором семестре у меня по сольфеджио проставлено 5 (за что?) 5 он поставил мне за знание теории музыки.
Сдав экзамены в общеобразовательной школе, с друзьями – Юрой, Гришей, Разумовским мы поехали в Мальту на отдых. Мы дурачились, заигрывали с девочками, ходили на танцульки. В конце августа 1950 г. я сдал в приемную комиссию документы и меня приняли на 1 курс лечебно-профилактического факультета. 1 сентября начались занятия.
На 1 курсе лечебно-профилактического факультета, точно не помню, было что-то около 150 человек. В основном девочки, мальчишек было мало, насобиралось на одну группу (примерно 15 человек). Володя Зуселев, Володя Мейерович, Володя Шмотин, Вадим Ларин, остальные приехали из разных городов и деревень, например: Шопогоров из Усть-Ордынского национального Бурятского округа. Приехал из Орехово-Зуева Юра Колчин – единственный мой друг до самой его смерти. Он был чуть старше меня (года на 3). Кроме средней школы он еще закончил акушерский техникум. В общем, мальчишек на курсе было мало – все парни потянулись в другие ВУЗы: в Горно-металлургический (там была красивая форма одежды для студентов). Гос. университет, там тоже были интересные для мальчиков факультеты технического направления.
А в медицинский шли в основном девочки. Только через 5–10 лет потянулись мальчики. Сейчас их поступает примерно 50 %. Со студентами Горного института у медиков была скрытая вражда: у нас было много симпатичных девушек, были каждую субботу вечера танцев, на которые приходили «горняки», из-за девочек были иногда конфликты, небольшие драки.
Надо немного написать о моём отношении к девочкам и их отношению ко мне.
В нашей квартире на Желябова какое-то время была одна комната, которую занимали посторонние люди – мать и девочка – тетя Надя и её дочь Тамара. Это была первая девочка, с которой я дружил. Она была младше меня года на два. Ещё до войны (39 -40-е годы) мы играли в машинки, солдатиков, куклы, в больницу в и т. д. Это было раннее детство. Когда закончилась война, вдруг появился какой-то мужчина и ни слова не говоря схватил в охапку вещи, Тамару и тетю Надю и очень быстро их посадил в телегу и куда-то увёз. Мы долго не виделись с Тамарой. Через несколько лет я её увидел в окошечке кассы Областной филармонии. Она меня пропускала на концерты, естественно, без билетов-по старой дружбе. Вот это была первая девочка, с которой я дружил.
Лет в 12–13 я увлёкся дочерью моей учительницы музыки Мариной Поляковой. Она была старше меня на год и не обращала на меня внимания. Недалеко проживал Боря Шикин, которого выбрала Марина. Вот и вся любовь…Это был уже во время войны. Моё чувство быстро прошло, наверное, настал период перехода юноши в мужчину.
Потом (так уж получилось), я очень был загружен стараниями родителей общеобразовательной и музыкальной школами, немецким языком, шахматами и что-то ещё… Тогда я очень плохо занимался музыкой- мне было неинтересно, страшно скучно, казалось совершенно не нужно. Уроки, занятия с преподавателем были мне ненавистны. Я слегка побаивался отца, но стучал на клавишах гаммы, с огромным трудом разбирал какие-то этюды с большим количеством диезов или бемолей – всё это было безумно неинтересно и чертовски скучно.
Но всё это исчезло как по мановению волшебной палочки, когда на очень короткий период моей жизни появилась ОНА, женщина-сказка – Нина Болеславовна Игнатьева. Она была старше меня более, чем на четверть века, но её личность, внутренняя красота, доброта и внешняя привлекательность, знание музыки – за одно занятие с ней всё во мне перевернулось. Я ожил, я по-другому увидел мирю. Нина Болеславовна приоткрыла мне окно – без музыки и Нины Болеславовны мне до сих пор не хватает воздуха. Конечно, всё забывается – спасибо памяти за такое свойство, иначе просто было бы невозможно жить – но всё равно, прошлое всплывает и иногда даже снится. Наверное, это и была любовь. Первая любовь. О Нине Болеславовне в ещё буду писать….
Ещё о двух девушках, которые промелькнули в моей жизни. Анна Иосифовна Щварцберг. Проживая в г. Черемхово, мой отец дружил с семьей Шварцбергов. У них была дочь Анна, младше меня года на три, она почему-то просила называть себя Анкой-никак не иначе. В Иркутск эта семья перебралась примерно в одно время с моими родителями. Мы практически росли вместе. Мне кажется, что папа держал тайную мысль, что в семье Иосифа Лазаревича растёт для меня невеста. Анка мне очень нравилась-она была достаточно привлекательна и умна и относилась ко мне скорее более, чем менее хорошо. Мне она нравилась, но, почему-то, когда я к Шварцбергам приходил, она редко бывала дома. А с Иосифом Лазаревичем мы по- настоящему подружились. Он был директором Научно-исследовательского института травматологии и ортопедии МЗ РСФСР и ему согласно должности, удалось купить автомашину Москвич (автомобили в то время стали поступать в продажу). Машина был тем магнитом, который притягивал меня к Шварцбергу. Я ему помогал мыть автомобиль, менять колёса и кое-что другое-по мелочам. Мой папа тоже мог купить Москвича, но он очень боялся за меня, т. к. у меня стала быстро развиваться близорукость. Анка подружилась с хорошими парнями из академических институтов, некоторых ребят я знал. Потом из их среды образовался жених и Анка вышла замуж. Против этого союза была категорически настроена мать Анки, но Анка была уже беременной и вскоре родила прелестного малыша, а с Анкой мы, как и были, так и остались большими друзьями. Мать Анки добилась своего – Анка через некоторое время разошлась с мужем вторично вступила в брак (с моим родственником по линии отца) и уехала в Ленинград. При подготовки докторской диссертация к защите, я посетил Ленинград, и я встретился с Анкой, уже бабушкой двух внучек.
Наконец, несколько слов о моей последней истории с девушкой. История с непонятным для меня окончанием. Эльвира Филимоновна Верхотурова была студенткой 3 курса медицинского института, а я заканчивал среднюю школу – десятый класс. Не помню, как и где мы познакомились. Завязалась дружба несмотря на то, что Эля была старше. Я часто навещал Элю, мы иного говорили о медицине, музыке и о всяком другом. Оказалось, что папа хорошо знал Элину маму. И вот во один из вечеров, мы не то, чтобы поссорились, а так…между нами «пробежала кошка». И я ушел…Эля сильно огорчилась, даже заплакала. А я почему-то попрощался и ушел. Что со мной случилось? Почему я так сделал? Я до сих пор не могу найти ответа…Эля заплакала, побежала к нам домой и проплакала моему папе – за что? что я ему такого сделала? Ничего плохого Эле я не сказал, просто у меня в душе что-то оборвалось. Я ничего папе не смог объяснить, я не понимал, что со мной творится. Через некоторое время мы при встрече стали здороваться. Эля стала отличным патологоанатомом, работала в Областном онкологическом диспансере. Сейчас её уже нет. Вот, наверно, и все мои «детские» приключения. Потом появилась НЭЛЯ, но, как говорится «это уже совсем другая история».
