– Скажи правду, зачем ты пришла, мама? – повернулась я.

– Егор сказал…

– Егор то, Егор сё, достала уже со своим Егором! Я, может, не хочу, чтобы он тут был! Он мне вообще не нравится, какой-то неприятный, угрюмый и продуманный. Я вообще не хочу его видеть! Ты что, не понимаешь? Не хочу.

– Но я живу с ним, и мы любим друг друга, – тихо сказала мама.

– А при чём тут я?! Почему я должна его терпеть?

Из меня вылетало всё, о чём я думала раньше, чего старалась маме не говорить, но чувствовала и терпела.

Мама притихла. Она закусила губу и собирает тарелки. Я вижу, как нелегко ей слушать мои слова, но не останавливаюсь, если уже говорить, то сразу всё, в один момент.

– Я тут живу, но не чувствую никакого удобства. Раньше, когда мы были вдвоём, было всё по-другому. Мы разговаривали. А теперь ты всегда с ним. Ты почти не говоришь со мной, так только, по-быстрому.

Мама молчит. Она как будто погрузилась в состояние, в котором слушают, но не отвечают. Может, ей нечего сказать, ведь всё, что я говорю – это правда. Слушать эту правду не очень приятно, но я должна выговориться, в конце концов. Ведь я столько времени терпела.

– Я вообще не понимаю, зачем он тебе нужен. Ты же была одна столько лет, почему теперь вдруг понадобилось с кем-то жить.

Мама посмотрела мне в глаза, и я остановилась. То, что увидела, поразило, и кажется, в один миг заставило понять всё, что она сейчас не сказала. Там было столько грусти, столько печали и тоски, от которых у меня мурашки побежали по коже. Она посмотрела, а я в одну секунду ощутила всю несправедливость своих слов.

– Прости меня, – сказала мама.

Я хотела что-то сказать, но в дверь позвонили.

Я стою, смотрю на маму, а она на меня, мы не двигаемся. Разговор наш остался незакончен, и то, что его потревожило, это и есть яблоко раздора, которое легло между нами. Его никак не убрать. Оно никуда не денется, а будет и дальше портить мне жизнь, а маму делать счастливой.

Но счастлива ли она?

А может, это я не так уж и несчастна?

Новый звонок заставил вздрогнуть нас обоих. Я повернулась и пошла открывать дверь человеку, что стоит теперь между мной и моей мамой.

Слышу каждое её слово.

Знаю, она не любит меня, но чтобы так сильно. С таким запалом. Впрочем, это даже лучше. Будет интереснее.

Я прижался спиной к двери и слышал, как Аля кричит на мать. Наверное, это было слышно не только мне. Лестницы, перила, духовые окна и пустота подъезда – все они слышали. Жизнь матери и дочери – без прикрас.

Не знаю. Я этого совсем не понимаю. Не думал, что будет именно так. Но что я могу. Пытаюсь быть добрым, угождаю, покупаю всё, что она хочет. Бесполезно.

Интересный случай.

Вдавил кнопку звонка… в надежде, что это остановит поток слов… Но нет, она ещё больше распалилась.

Ох, как же сильно она не любит меня.

Что ещё мне сделать? Только исчезнуть.

Нет, малышка, такого не будет. Не для того я сюда пришёл, чтобы исчезать. Не для того столько времени жду, чтобы просто попрощаться. Не для того. Я могу ждать сколько угодно. Время – это всё, что у меня есть. Цель будет достигнута. Всегда дохожу до цели, какая бы сложная и далёкая она ни оказалась.

В данном случае – нелегко, но и не так сложно.

Позвонил в третий раз…

Внезапно голос затих, щёлкнул замок, на пороге – Она.

Вот теперь и посмотрим.

Я вошёл в квартиру, потом в комнату.

Оля, застывшая с невидящим взглядом, пальцы вцепились и замерли на тарелке. Я подошёл, взял тарелку из её рук, поставил на стол.

– Мы уходим, – повернулся и бросил осуждающий взгляд на Алю.

Она у двери. Немного пьяная. Раскраснелась, от спиртного и от возбуждения, с которым кричала на мать.

Я усмехнулся – хороша. Кругленькое личико ещё более красивое, дерзкий блеск в глазах, порывистое дыхание, вздымающаяся под халатиком грудь. Волосы, разбросанные по плечам. Так она ещё красивее. Как будто всего за несколько часов перешла из одной стадии красоты в другую. В более зрелую, более страстную и даже немного бесстыдную.

Злость и дерзость во всём её виде. Вызов, обращённый не к матери, а ко мне…

Если такая злая, значит, пришли вовремя. Обломали. Возможно, на самом интересном месте. Иначе, зачем так злиться?

Думаю, ещё немного… и.

Судя по тому, как быстро бежал пацан, ничего не было. Если было бы, он стоял бы сейчас тут, рядом с ней. Возможно, тоже возмущался бы, потревоженный и дерзкий.

Значит, облом.

Смешно.

– Оля, очнись, мы уходим, – повторил и тронул её подбородок.

Она глянула на меня, вымученно улыбнулась, словно наконец нашла спасение, в моём лице, во мне. Неожиданную помощь.

А я помогу, конечно, помогу.

– Можешь радоваться, я ухожу, – снова обернулся к Але, – только она пойдёт со мной. А ты – свободна. Теперь ничего тебе не помешает. Живи как хочешь. Будем помогать издалека.

Я взял Олю под руку и потянул к двери.

Аля растерянно смотрит на то, что я делаю, но молчит. И когда мы уже дошли до двери, закричала:

– Ну и валите, без вас справлюсь! Не очень-то и хотелось!

Я крепко держу Олю за руку, почувствовал, как она дёрнулась назад, к дочери, но я потянул сильнее.

Мы вошли в лифт. Вниз ехали молча. Оля отрешённо смотрит мне в грудь, а я не двигаюсь, чтобы не потревожить эту отрешённость. Если спугнуть её, можно узнать много лишнего, а мне это не нужно. Не сейчас.

Вышли из подъезда. Кое-где ещё стоят люди, переговариваются. Нельзя выйти посмотреть на пожар, не увидеть его и просто зайти по домам, нужно ещё обсудить. Пожарная машина уже уехала. Но событие продолжалось.

– Оля, ты слышала, пожарные приехали на вызов, а пожара нет? – кинулась к нам тётка в цветастом халате и в косынке, скрывавшей бигуди. – Ох, как я испугалась! Представляешь, если бы пожар, а если взрыв? Да не дай бог!

Тараторит, а сама быстро меня рассматривает.

– Да, – сказала Оля, чтобы хоть что-то ответить.

– Я слышала, у Альки день рождения сегодня. Ну ты смотри, это сколько ей уже?

– Восемнадцать, – Оля попыталась быть нормальной, не выдавать своего пришибленного состояния.

– Да, вот и скажи, летят годы, мы стареем, дети растут…

Я сжал руку Оли, и она сразу сказала:

– Нам пора, до свидания.

– А, ну давай, давай, – соседка посмотрела на меня насторожено, а когда мы пошли, проводила подозрительным взглядом.

Неприятная особа, лезет туда, куда не надо.

Мы прошли ещё немного, вышли из света фонарей на тёмную дорожку. До моего дома один квартал. Летняя ночь окружила со всех сторон. Фонари впереди и сзади, а тут темно, я почти не вижу Олю. Держу её руку, чувствую как она дрожит.

– Не понимаю, что я делаю не так? – неожиданно Оля остановилась. Повернулась, как будто обращается не ко мне, а туда, откуда мы вышли. – Что я делаю не так?

– Ты всё правильно делаешь, – сказал я.

Она посмотрела на меня. Лица её почти не видно, лишь в глазах отблеск дальнего фонаря.

– Я отдала ей всё. Всё – понимаешь?

– Да.

– Хотела, чтобы у неё была жизнь лучше, чем у меня. Хотела только одного, чтобы её жизнь была лучше. Я пахала, недоедала, мёрзла, я… – она запнулась, – и теперь, когда я хоть немного почувствовала, что могу снова быть человеком, могу быть женщиной, получаю такое?

– Ты всё делала правильно, – настойчиво убеждаю.

– Скажи мне, – она тронула моё плечо, – что ещё я должна сделать, чтобы она не возненавидела меня? Как мне поступить, чтобы окончательно её не потерять?

Я промолчал. Действительно, что она может сделать. Сидеть как привязанной с великовозрастной девицей, класть разжеванные кусочки ей в рот. Или водить за ручку?

Что ей делать? Я точно не могу подсказать.

– Твоя дочь будет счастлива, если мы с тобой расстанемся. И ты будешь рядом с ней, как и раньше.