Шоичи, оказывается, о ней так беспокоится до сих пор… Можно было бы назвать это глупой гиперопекой, но болезненное тепло в душе и краска на лице свидетельствовали обо всё гораздо более красноречиво. Да… Шоичи, оказывается, так беспокоится о ней до сих пор.
— Спасибо… нет, не надо. Это может быть очень опасно, Бьякуран — не тот человек, к которому стоило бы так залезать… я так думаю.
И пусть он послушается, боги, пусть он послушается!
— Почему? — Шоичи удивился и, она знала точно, испугался и заволновался — она на его памяти боялась только отца детским паническим страхом, да иногда якудза одного лишь клана… да и не их боялась скорее, давно привыкла ко всем перспективам, а своего стыда перед ними — знала точно, что маму эти всё же не тронут.
А вот это зря она ему сказала. Теперь у него живот болеть будет… опять. А вдруг он действительно не послушается, на Бьякурана полезет… хотя раньше всегда слушался спокойно, но это было раньше, такие времена вряд ли ещё когда-нибудь к ним придут.
— Ну, он… немного… — ему нужно было сказать это так, чтобы ничем не заинтересовать, потому что соматические боли — это одно, а при сознательном решении Шоичи учитывает только наиболее объективные, как ему кажется, факторы. Объективные факторы…
— Он тебя напугал, — утвердительно отрезал парень.
— Трудно поспорить. Понимаешь, проблема в том, что… хм, слушай, Шо… — это трудно, но нужно постараться, ради него, — …тян, — она выдохнула и разжала пальцы, обнаруженные схватившимися за стол до побеления, она специально назвала его так, да, не потому, что хотела, а чтобы чем-то другим отвлечь, надо ещё пообещать какую-нибудь мелочь, намёком так пообещать, и всё будет хорошо, это лишь ради них обоих… что ж она, чтоб её, делает, — это просто не телефонный разговор. Не трогай Бьякурана, я это очень серьёзно сейчас говорю, а потом разберёмся, хорошо?
— Да, — выдохнул он, — хорошо. Тсуна… мы потом поговорим, да? — спросил он как будто с затаённой надеждой, и девушка вновь обругала себя… но вроде бы он отвлёкся.
— Конечно, — легко ответила она. — Пока.
И отключилась.
Что она наделала… впрочем, до этого надо сначала дожить, а потом уже думать о том, как всё исправить не очень жестоко.
========== Часть 6 ==========
Сан-Педро-Сула, резанувшая названием по мозгам с самого начала, оказалась всего лишь вторым по величине городом Гондураса. Правда, Википедия уже вторым абзацем сообщала, что по уровню опасности он тоже гордо считается одним из самых-самых… впрочем, ей, киллеру-пламеннице, пусть и несчастной неудачнице, но каким-то боком ведь всё ещё Вонголе, на это можно было даже посмеяться. Чего она делать всё же не стала — подозревала, что попадёт в подобие копии родного Намимори, только в разы более жирное, очень грязное и гораздо более открытое взглядам испуганных непосвящённых. Ещё в Википедии было десять строчек об истории города и две — об антропологическом музее. Ни о чём, в общем. Ну и дыра. Отмотайте мысли на две секунды назад, что называется.
Когда позвонил этот уже почти любимый Тсуной Мочида, девушка уже купила билет и сняла самый дешёвых из возможных номер на две ночи, совершено не будучи уверенной, что заплатит не за попытку себя убить и ограбить. Но её, всё же пламенницу, волновали в данном случае только деньги. Пламенная элита редко разменивается на мелочи… нет, не надо специально гасить экран телефона, чтобы использовать его как зеркало для напоминания обо всех, кто так же лжёт себе и даже не краснеет.
С заказчиком они договорились быстро и для Тсуны… приемлемо. Не наркотики, нет, слава всем возможным богам, по крайней мере, Мочида клялся и божился, что ни с какими наркотиками это не связано, просто его партию оружия там полиция нашла, и вот почти все там сговорчивые, только два человека вот мешают, вот их уговорить бы до любой степени молчания, и тогда всё будет в шоколаде. А то он, бедный, из-за этой несчастной партии сейчас на мели настолько, что даже на неё, киллера, у друга одолжил, так что пусть уж не подведёт…
Тсунаёши покивала мысленно, посоглашалась, повздыхала, посочувствовала, поуверяла в своей компетентности, хотя вряд ли ему это надо было — всё он про неё знал и так, обрюзгший отец её широкоплечего одноклассника, в которого она когда-то, лет в двенадцать, глупая и слишком большеглазая курица, была безответно влюблена. Звезда школы, спортсмен, хороший мальчик, что ему, впрочем, не мешало издеваться над самыми непопулярными из поклонниц, теперь же он тихо спивался да грабил старушек ночами в компании таких же, и даже не желал наследовать грязный и нестабильный отцовский бизнес. История про партию оружия казалось нормальной, приемлемой, пусть и казалось немного, что что-то не так, но мало ли что там ей на нервах уже кажется — вонгольская интуиция, она, конечно, вещь важная и надёжная, но только не тогда, когда выбора нет, а заказ кажется приемлемым. Пусть. Если всю жизнь проживать в ожидании мрачных падений на дно, то это не жизнь уже, а медленный полёт, в котором падения только кажутся чем-то страшным, а на самом деле их даже и нет — ведь как может упасть то, что упало уже и летит вниз? Поэтому лучше о перспективах не думать вообще.
А тем временем ей оставались сутки.
Могло быть и хуже, гораздо хуже, рейсы туда напрямую случались раз в неделю, и ей ужасно повезло (как и всем дуракам), ведь неизвестно, что пришлось бы ей делать при гораздо более долгом ожидании. Скрываться от людей Арии-Гаммы довольно сложно примерно везде, но если в преступном раю Гондураса каждый день убивают двоих-троих-четверых-скольких-нибудь, и это настолько привычно, что у неё совершенно нет никаких шансов, то здесь, в Барселоне, где Европа, жизнь, закон, туристы, море, небо, солнце и всё так спокойно, можно же… наверное. Ведь что такое толпа? Это самозанятое море, которое не почувствует даже тени неладного при работе иллюзиониста. Особенно опытного. Особенно Аркобалено. Что такое полиция? Это обычные люди, которые хотят если даже в идеале не заработать больше положенного, то просто жить и видеть живыми семью и друзей. Что такое местные пламенники, если их где-нибудь откопать и добиться встречи? Это люди, которые ей ничего не должны и которым от неё ничего не нужно. И которые, также как полицейские, хотят жить, желательно не в одиночку. И которые достаточно слабы, чтобы, как и толпа, даже не вспомнить после о какой-то там Тсунаёши, у которой были и не решились какие-то там проблемы с Аркобалено. Что такое сама Тсунаёши, если уж на то пошло…
Нет. Об этом лучше даже не думать. Хотя бы потому, что неустойку уже должна выплатить она, и все долги тоже должна выплатить она, и уж потом только умереть в латиноамериканских трущобах. Просто для того, чтобы за её ошибки потом не расплачивалась мать, теми способами, которыми её кто угодно может заставить.
Что оставалось Тсуне? Ничего. Разве что чёрная дешёвая краска для волос, автозагар, солнечные очки, сэкондхэндовская одежда, общественный туалет, в котором можно сменить образ за полчаса, камешек в туфельку и полный вперёд. Пройти два квартала нормальным естественным шагом, стараясь не морщиться от боли, потом захромать по-человечески, снять в толпе жакет, оставшись в мужской длинной майке без рукавов, и шапочку, являя миру чёрный куцый хвостик. Она не Тсунаёши. Она одна из стада весёлых туристов, уже стёршая ноги на постоянных прогулках, она смотрит на соборы, дома, сувениры и флаги, она живёт вместе с этим городом и знать ничего не знает ни о какой мафии, ни о каком пламени, ни о какой Арии.
А лучше было всё-таки хиджаб на себя напялить. Или паранджу. Только вот спутника у неё для этого нет, подозрительно было бы… но лица ведь совсем не было бы видно. Ладно. Неважно.
Самолёт завтра в три, спать этой ночью она снова не будет.
В Барселоне она раньше если и была, то недолго и совершенно не за тем, чтобы шляться по улицам, музеям, соборам и всему такому прочему, да и сейчас не собиралась ничего подобного делать, справедливо опасаясь, что посланный за ней человек будет иметь совершенно иную систему ценностей и несколько нежелательные представления о том, что нужно не сломать, а что — даже не подвинуть. Да и тратить последние деньги (действительно последние, тридцать евро, а ведь ей ещё домой возвращаться, если она провалит и этот заказ… если у неё будет возможность возвратиться — стоит думать об этом так, а поэтому — вообще не думать) Тсуна просто не могла себе позволить. Она лишь ходила кругами по городу и делала вид. Потому что даже смотреть ни на что не получалось — мысли всё шли, шли, шли, голова не хотела не думать.
