Она сделала вид, что отключилась. Остановила высокого темноглазого официанта, попросила счёт, пролистала снова ленту и опять принялась разглядывать уже приевшиеся полосатые зелёно-жёлтые стены со вставками мозаики и огромным зеркалом, через которое было очень удобно рассматривать посетителей. Бьякуран тем временем медленно вышел, сопровождаемый строгим почти конвоем в лице своего, а, вспомнила, Кикё. Почти сразу ей принесли счёт за её два чайничка чая и одно пирожное, она оплатила и тоже ушла, дав несчастному пожить две лишних минуты.

На улице было уже совсем темно, свет фонарей отражал улицу от окон и витрин, создавая ощущение тоннеля из зеркал. Жаль, здесь не было брусчатки, как в том же Монреале — было бы ещё красивее. Но так было удобно быстро идти по маршруту, которым должен был отправиться Бьякуран.

Нашёлся он на удивление быстро, причём в самом безлюдном и тёмном переулке на всём пути — какая странная удача. До этого он, видимо, шёл медленно и печально, подгоняемый своим Кикё, а теперь почему-то ускорил шаг, хотя уж ему-то, казалось бы, чего бояться. По крайней мере, с его самооценкой. Тсунаёши подумала, что зря она, наверное, совсем не берёт в расчёт его хранителя, но быстро об этом забыла — они снова о чём-то разговаривали, только теперь тихо и напряжённо. На этот раз девушка сразу отметила наличие лёгкой дымки Тумана. Ускорила немного шаг, надеясь успеть выполнить задание не только до того, как они выйдут из этого конкретного переулка, но и пока оба увлечены разговором, и в следующую секунду вздрогнула всем телом.

— Меня убивает Ария. Ладно бы она послала за мной какого-нибудь мелкого несчастного, но если это Аркобалено? От них избавиться можно, только убив, а это частичное разрушение Три-ни-сетте!

— Но вы же можете, ну, например, узнать из другого мира, кто и когда за вами придёт, и… подготовиться. К тому же, с Фоном можно договориться, а Реборн вообще в Японию полетел.

Какого другого мира? Как узнать? И… Ария — и чтобы убивала? Когда белый капо, достигший таких высот, успел сойти с ума?

Нанимал Тсунаёши Гамма, мялся и ломался, объясняя, что Ария об этом заказе вообще узнать не должна — она слишком добрая, мягкая и вообще пацифистка, и поэтому сама не собирается останавливать вконец обнаглевшего и мешающего жить Бьякурана, и с ним, Гаммой, вообще непонятно, что сделает, если узнает, что нанял киллера именно он. Девушка поверила — Арию действительно все знали именно такой, а её подчинённых, как обычных, так и Аркобалено, — во всём её оберегающими и зачастую скрывающими от неё методы этого оберегания. И что же теперь она слышит? Быть может, Бьякуран таким образом пытается незаметно перекупить её? Он раскрыл её?

Девушка глянула на часы и поняла, что в это время Бьякуран уже должен был быть мёртв. Поэтому она чуть ускорила шаг, нагоняя его, и осторожно, насколько это было вообще возможно, кинула сумочку на ступеньки перед какой-то тёмной дверью, на которой кто-то оставил частичку своего видения мира — ядовито-зелёное «Fuck you, Rainbow» в две косые строчки. Проводила сумку взглядом, обернулась и поняла, что опоздание оказалось слишком значимым. Заказ она не выполнила, ничего ей не заплатят.

========== Часть 2 ==========

— Чаоссу.

Тёмная фигурка в жёлтой рубашке и с чёрным пистолетом, в чёрной старомодной шляпе, совсем неподходящей для всего облика, опустилась на улицу бесшумно, как ночь, или, может, сумерки, да только страшнее. И если о ночи люди знают, привыкли за долгие века её присутствия, то Реборна не заметила ни Тсуна, ни Бьякуран, ни Кикё, ни иллюзионист Бьякурана с японским же прозвищем, интересно, с чего им всем так Япония сдалась… или, может, просто Гамма для неё перевёл. Реборн явился в своём стиле — спрыгнул бесшумно на тёмную улицу… интересно, почему не пристрелил Бьякурана просто так, с крыши, удобно ведь, да и он же незаметен… чтобы жертва сразу поняла, кто за этим стоит? Чтобы передать ему последнюю волю заказчика, то есть, здесь вряд ли заказчик что-то платил, так что его, наверное, не очень правильно считать заказчиком, но ведь Гамма вполне мог попросить Реборна что-нибудь передать Бьякурану, типа пафосного какого-нибудь заявления, Гамма же имеет к этому склонность… или всё же Ария?

Лучшим выходом из сложившейся ситуации было, по мнению Тсунаёши, сделать вид, что она вовсе не киллер, мирная обывательница, молодая, самая обыкновенная. Она быстро отбежала обратно, подняла свою сумочку, отряхнула её, сделав вид, что уронила случайно, так же бывает. Проверила, цел ли телефон, и собиралась уже, как и все нормальные люди, спокойно идти дальше, туда, куда шла… то есть, можно было бы и спросить у Реборна, не заблудился ли он и где его мама, но девушка не была до конца уверена, что будет выглядеть в этом случае подозрительнее.

Спокойно пошла дальше. Вернее, сделала шага два, может, три, и в следующий момент ощутила волну, полёт, удар, отозвавшийся глухой обидной очень болью, почти до слёз. Тсунаёши сдержалась. Открыла глаза и сразу зажмурилась — яркий-яркий белый свет ударил ей в глаза, как будто рядом зажглось ещё одно солнце посреди ночи, как будто она внезапно очнулась в ярко освещённой больничной палате, или ещё как лампой в глаза светят на допросе, страшно, больно. И так голова болела неимоверно… Девушка усилием воли заставила себя, прикрыв глаза рукой от света, проморгаться и осторожно, из-под ладони, взглянуть.

Бьякуран всего лишь выставил пламенный щит.

Не то чтобы это знание поразило, она ведь давно привыкла, что тех, кто сильнее, не перечесть, просто удивило и немного испугало, на миг лишь, так, слегка. Но выглядел он… наверное, так в Италии представляют себе своих ангелов. Прекрасный. Светлый. Ясноликий. Великолепный. Пугающий в своей неземной красоте. Крылатый. Да, именно. Два огромных белоснежных крыла вдруг возникли за спиной Бьякурана, а сам он завис в воздухе, не двигаясь вообще, и весь будто светился. Быть может, существуют на свете и в самом деле эти ангелы? И Бьякуран — один из них? Спустился на землю, но не падший, а так, просто свободный, и несёт людям то, что хочет нести.

А Реборн что? А Тсунаёши вдруг поняла, что Реборн в него стрелял. И что… это заставило его принять его… истинный облик? Что это? Что происходит?

— Интересная пуля, — медленно произнёс белый капо, вертя в руках что-то, и Тсунаёши, приглядевшись, увидела, что на белой его рубашке в очень чётком, очень правильно простреленном месте выделяется почти чёрным быстро разрастающееся пятно. — Ария научила стрелять в меня ею? — он подбросил на ладони серебристый тёмный комок, который некогда, до удара о человеческую кожу, о сердечную мышцу, был знаменитой пулей посмертной воли, коньком Реборна, который он использовал редко, но, что называется, метко… Тсунаеши не могла не узнать эту пулю, даже покорёженную, даже среди разлетающихся капель мутной крови — она слишком светилась серебристым. Да и разве выжил бы Бьякуран от любой другой? Если он, конечно, не на самом деле ангел. — Зачем? Узнать, каков я на самом деле? Держи, ребёнок. Играй. — и он сощёлкнул пулю с пальца, как монетку в десять центов. В Реборна.

Тот молча перезарядил пистолет.

— Сомневаешься в способностях Арии?

— Ничуть.

Белый капо улыбался так светло, так безмятежно, что слова его казались не издёвкой, а искреннейшей наивностью, честной, детской. Естественно, это было не так, но… это было неимоверно красиво. Просто по сути своей — безмятежный белый ангел посреди тёмной улицы, ясноликий, непринужденный, абсолютно бесстрашный перед сильнейшим, кошмарнейшим киллером мира.

Или он и правда бессмертный?

— Так чего же ты не улетаешь?

И правда, интересно. Чего он как голубь сел и сидит, и ничего не боится? Белый голубь, светлый голубь, нежный голубь, вот только явно не мира, но во всём остальном — голубь, если не кто понежнее. Красавец. Чего он не боится, понятно было, но ведь даже и бессмертному, быть может, бывает больно? Да и какое должно быть ему дело до земного, пусть и проклятого небесами Реборна, если так. Чего он ждёт от него, чего он хочет?