Нгылек едва заметно вздрогнул.

— Он не работал… Здесь — урановые рудники. Мы все работаем с радиоактивными веществами, — сказал он, вовремя спохватившись. — До сих пор это никого не смущало.

— До сих пор я не видел никого с омикрон-ожогами на руках, — слегка нахмурился человек. — Мне кажется, вы чего-то недоговариваете. Гедимин, вы часто работаете с ирренцием? Вы знаете, что это?

Сармат молчал.

— Он выполняет распоряжения Ведомства, — снова вмешался Нгылек. — И не задаёт вопросов.

— Предположим, — пробормотал человек, не оглядываясь на него. — Гедимин, я попрошу вас снять куртку. Всего на минуту.

Нгылек ничего не сказал, только пальцы на его руке на секунду сжались в кулак. Гедимин, пожав плечами, расстегнул куртку.

— Так я и думал, — сказал человек, поворачиваясь к остальным и протягивая руку к груди сармата. — Нейтронные ожоги, омикрон-ожоги, неоднократное ионизирующее облучение, ранения, сопровождавшиеся лучевыми ожогами. Непохоже на травмы техника, ремонтирующего станки на окрестных заводах. Но очень хорошо подтверждает информацию, которую мне передал мистер Мартинес. Гедимин Кет, инженер по ядерным технологиям, выпускник Лос-Аламоса, в настоящее время — физик-ядерщик. Чем вы занимаетесь на самом деле?

Гедимин покосился на Нгылека — тот снова сжал кулаки, но остался на месте и не издал ни звука.

— Синтезом сверхтяжёлых элементов, — ответил ремонтник.

— Плутониевый реактор и синтезные сферы для получения ирренция — ваша работа? — спросил человек, разглядывая Гедимина с любопытством. Тот кивнул.

— Следовало ожидать. Мы были удивлены профессионализмом их конструкторов и сборщиков. Объяснения мистера Гьоля выглядели на этом фоне очень странно. Итак, синтез сверхтяжёлых элементов… Работаете над синтезирующим реактором для производства ирренция?

Гедимин мигнул.

— Да. Когда есть время.

— Уже есть наработки? — спросил человек, немного понизив голос. Гедимин подозрительно сощурился.

— Нет. Это… не так просто, — осторожно ответил он.

— Следовало ожидать, — человек едва заметно усмехнулся. — Эту проблему сейчас решают крупнейшие научные институты Земли. Ну что же, мистер Гьоль… Я узнал то, что хотел узнать. Отведите нас в научный центр. Можете вернуться к работе, мистер Кет. Ожидаю когда-нибудь увидеть ваше имя в научных изданиях Атлантиса. Мистер Мартинес считает, что это лишь вопрос времени.

Гедимин отвернулся к станку, скрывая смущение, и сделал вид, что тянется за курткой. Когда он застегнулся, надел перчатки и снова посмотрел на дверь, она уже закрывалась. Ремонтник хмыкнул.

«Этот проверяющий — шустрый, как Фюльбер. Нгылек теперь огребёт. А я… Мне надо работать,» — он тяжело вздохнул и снова лёг на пол и перевернулся на спину. Втискиваться под станок было сложнее, чем работать под ним; Гедимин попробовал просунуть под станину одну руку и достать застрявший узел, но дотянуться не смог.

«Сарматов не упоминают в научных изданиях,» — думал он, откручивая гайки. «Даже Хольгера засекретили. Но если у меня получится реактор, возможно, Конар… Уран и торий! Сначала надо, чтобы он получился…»

Электрокран остановился, последний запирающий механизм сработал, и в реакторном отсеке наступила тишина — мея наполнила шахту реактора, и насосы автоматически отключились.

— Сколько нужно времени? — спросил Гедимин у Хольгера.

— При длительности цикла в полчаса — не менее трёх суток, — ответил химик, покосившись на монитор щита управления. — После этого внутри можно будет находиться. Только в защитном поле и не более получаса.

— Этого достаточно, — сказал Гедимин, настраивая таймер на щите. — Меи хватит?

— Я выделил всё, что мог, — развёл руками Хольгер. — Постарайся уложиться в это количество.

Константин посмотрел на монитор, поморщился и резко развернулся к сарматам.

— Не более получаса в сутки, — сказал он Гедимину. — А лучше бы ты включил мозги и вообще туда не лез. Ты это видел?

Он постучал пальцем по табло, куда передавались показания об интенсивности излучения внутри реактора.

— Через трое суток снизится, — пообещал Гедимин. — Мне тоже жить не надоело.

— Так возьми манипулятор и работай им! — повысил голос Константин. — Почему всюду надо лезть своими конечностями?!

— Манипулятор не даст нужной точности, — отозвался ремонтник. Он смотрел сейчас не на Константина и даже не на реактор, — сквозь приоткрытый люк, ведущий наружу, был виден Иджес. Он стоял практически на пороге отсека — неподвижно, будто ступни приклеились к полу, и смотрел сквозь сарматов прямо на закрытую крышку шахты.

— Что ты там делаешь? — спросил его Гедимин, встав между ним и крышкой. Теперь он видел, что зрачки Иджеса расширились на всю радужку, а лицо заметно побледнело.

— Я?.. — механик судорожно сглотнул. — Вдруг тебе понад-добится помощь…

— Если тебе не нравится здесь, отойди, — сказал Гедимин, глядя на него с тревогой. — Тут есть кому помочь.

— Уран и торий… — Константин с тяжёлым вздохом толкнул ремонтника в плечо, напоминая о себе. — Хватит болтать! Я уже жалею, что разрешил тебе работать с реактором. Может, лучше было бы запретить?

Гедимин достал из кармана ежедневник и сунул сармату под нос листы с расчётами.

— Я всё обосновал. Ведомство разрешило. Ты не можешь ничего запретить.

Константин отодвинул его руку и снова вздохнул.

— Да, я помню. Вы как-то умудрились выйти на Масанга в обход Нгылека. Что же, это ваши проблемы. Я до сих пор не понимаю, почему Масанг дал вам разрешение.

— Потому что выработка с полутора процентов должна повыситься до пяти, — едва заметно усмехнулся Хольгер. — И потому что мы дали ему полный отчёт. Можешь не опасаться за реактор, — над планом доработки думали лучшие физики Лос-Аламоса!

Константин поморщился.

— Точнее — единственный физик Лос-Аламоса, который поддерживает с вами связь? Я не могу оценить его качество, но…

Гедимин сузил глаза. Северянин посмотрел на него и отодвинулся.

— Аккорсо, продолжай наблюдение, — буркнул он, взяв за плечо оператора и подтолкнув его к щиту управления. — Остальные — на выход. Гедимин, я лично буду стоять тут с дозиметром, пока ты работаешь в шахте. И я сам запущу этот реактор, когда ты закончишь. Надеюсь, два года работы не пойдут насмарку из-за твоих экспериментов!

После двух дней почти непрерывного дождя выглянуло солнце; роботы-уборщики чистили мокрые крыши, выкачивали воду из образовавшихся луж и в очередной раз засыпали их песком и укладывали поверх фриловое полотно. «Что-то надо делать с грунтом,» — отметил про себя Гедимин, вспомнив, что в прошлом году по весне глубокие лужи образовались в тех же местах.

Заметив его заминку, Хольгер замедлил шаг и тронул его за плечо.

— Всё готово, — вполголоса сказал он. — Помнишь?

Сармат досадливо сощурился.

— Я не забываю, — отозвался он. — Сколько?

— Триста двадцать четыре, — ответил Хольгер. — Тебе хватит?

— Я возьму триста, — сказал Гедимин. — Остальное — под сферы.

— Будь осторожен, — недовольно сощурился химик. — Это не обеднённый уран. И потом… Уверен, что за два месяца ничего не заметят?

— Если ты не проболтаешься, — буркнул Гедимин. Хольгер, слегка переменившись в лице, отстранился и убрал руку с его плеча.

— Зря ты это сказал.

Гедимин растерянно мигнул — кажется, он действительно ляпнул глупость, и притом обидную.

— Зря, — он склонил голову и прижал кулак к груди. — Не знаю, о чём я думал. Извини.

— Пустяки, — отмахнулся Хольгер. — Я понимаю. Очередной сигнал с Энцелада. Помощь точно не нужна?

Гедимин качнул головой и втиснулся между закрывающимися створками — пока двое сарматов общались, остальная группа успела дойти до лестницы, и ворота уже смыкались.