Гедимин выпрямился во весь рост и изумлённо мигнул, глядя на залитый пол. Ниша, в которой ещё недавно проходила труба, врезанная в городской водопровод, была достаточно высокой, чтобы избежать затопления, и сармат поднял её пол ещё на полметра, соорудив порог. Только теперь он убедился, что не ошибся в расчётах.
От мокрого порога до самого озера протянулся выстланный фрилом туннель — два метра в диаметре, множество крепящих опор… и много холодной воды. Сейчас она подступила к порогу и щедро забрызгала его. Гедимин зажёг фонарь и направил луч в тёмный туннель. Свет отразился от поверхности воды — между ней и округлым сводом оставалось полметра свободного пространства.
«Готово,» — довольно кивнул сармат, глядя на воду. Он уже знал, где поставит насос и куда положит трубы с фильтрами.
Что-то продолжало скрежетать. Фонарь осветил блестящие выступы, торчащие из воды в десяти метрах от порога. Сармат вынул из кармана пульт, больше похожий на раздавленный бульдозером смарт. Устройство негромко щёлкнуло, красный огонёк на нём погас. Гедимин передвинул рычажок, придавил пальцем кнопку со стрелкой и прислушался. Под водой что-то зарокотало. Блестящие выступы исчезли.
«Движется,» — Гедимин осветил поверхность воды и увидел быстро всплывающие пузыри. Их источник приближался к порогу, и вода над ним колыхалась.
«Готово,» — сармат отпустил клавишу и вернул рычажок в прежнее положение. Рокот утих. Что-то несильно ударилось о порог и остановилось. Гедимин кивнул, спрятал пульт и опустил руки в воду.
Плавучий агрегат был больше и тяжелее, чем можно было бы предположить, глядя на его надводные части. Он весь растянулся вдоль дна — вместе с колёсами, подпорками, герметичным корпусом и массивным буром. Пневмомолот, вокруг которого он был построен, весил в три раза меньше, — даже Гедимину пришлось напрячь мышцы, чтобы извлечь агрегат из воды и втащить на порог.
Всё было цело; во время плавания известковая грязь с бура и колёс частично смылась. Гедимин вытирал остатки и придирчиво осматривал выступающие части. «Годится,» — заключил он, выталкивая агрегат на просушку, в тёплый коридор, продуваемый сухим воздухом. За поворотом, ближе к выходу, виднелась груда известняка, грязного песка и растительных остатков, примерно столько же отходов должно было остаться на дне после затопления. Гедимин посмотрел в воду, недовольно сощурился и начал расстёгивать комбинезон. Ползать по этому туннелю ему уже приходилось, плавать — пока нет.
Вода была тёплой — достаточно, чтобы проводить в ней часы, не опасаясь, что конечности онемеют. Гедимин нырнул и пошёл вдоль дна, отталкиваясь от стен. Фонарь, пристёгнутый к руке, освещал серый слой придонной мути и торчащие из него куски известняка. «Понятно,» — сармат оттолкнулся ото дна и поплыл назад. Развернуться было негде — оставалось пятиться, пока пальцы ног не коснутся камня. «Сгрести всё вместе и вытолкнуть в озеро. На выходе поставить решётку. Обработать от моллюсков…»
Он выбрался на порог и снял с плеча прилипшую водоросль. «Движение в средах с разной плотностью,» — хмыкнул он, вспомнив разговор с Квэйтаном. «Тут их как минимум три. Готовый полигон.»
26 декабря 54 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Что это за устройство? — спросил Гедимин, сложив вместе два фрагмента чертежа. Один из них выдуло ветром из мусорного ящика; можно было бы не подбирать его, но сармат увидел линии, начерченные знакомой рукой, и не смог пройти мимо.
Вопрос несколько запоздал — устройство было собрано ещё неделю назад, и сегодня утром Алексей взял его с собой, улетая на границу территорий. Ещё он прихватил пучок обрезков проволоки, ненужных пружин, микросхем, болтов и светодиодов — и миниатюрный ручной зажим, снятый с ремонтной перчатки Гедимина. «Джессика хочет увидеть, как делаются наши цацки,» — смущённо хмыкнул он, забирая инструмент. «Говорит, что это очень интересно и красиво. Я покажу ей несколько приёмов.»
«Без пайки ничего интересного не покажешь,» — думал сейчас Гедимин, измеряя шагами путь от аэродрома до барака. «Хотя некоторые сарматы плетут из проволоки. Иногда получается забавно.»
Прикрывая обрывки чертежа от ветра, он сложил их, но понятнее конструкция не стала. Сармат напомнил себе, что цацки очень редко бывают функциональными механизмами — обычно они только похожи. Эта не была даже похожа. «Что-то из фауны. Рыба?» — Гедимин повернул чертёж другой стороной.
— Устройство? — ухмыльнулся Кенен, заглянув в схему. — Это козерог. Знак зодиака. Я его срисовал с мартышечьего сайта. А вы с Алексеем уже налепили поверх всяких железячек.
— Козе-что? — Гедимин удивлённо мигнул. Хольгер испустил негромкий смешок.
— А, одно забавное мартышечье суеверие. Их дикие предки думали, что видимое расположение звёзд на небе как-то влияет на разумных существ. Они делят год на двенадцать интервалов, и каждый приписывают к одному из таких расположений-созвездий. Сейчас на них влияет созвездие Козерога. Это такое мифическое существо. Посмотри на свою схему, и ты его увидишь.
— У макак очень странные обычаи, — заключил Гедимин, убирая чертёж в карман. — Я в них, наверное, никогда не разберусь.
— И Деймос с ними, — отмахнулся Хольгер. — Где Линкен?
— Там, — Кенен кивнул на распахнутую дверь душевой. Из неё валили клубы пара, и раздетый догола сармат с ярко-красной кожей стоял на крыльце, растирая плечи и грудь снегом. С озера доносился хруст ломаемого льда и громкий плеск — купание началось ещё до рассвета. Примерно тогда же в душевую ушёл Линкен — а он редко уходил оттуда, не окунувшись в озеро три или четыре раза.
— Через час освободится, — сказал Гедимин, вглядываясь в клубы пара.
— Не одобряю я эти купания, — поёжился Кенен, — но лучше пусть он там сидит, чем бегает по лесу, обвешанный взрывчаткой. А через час он именно туда и отправится. А мы с Хольгером будем за ним присматривать. Джед, ты с нами?
— Не могу, — покачал головой ремонтник. — Много работы.
— Даже на Рождество? — недоверчиво усмехнулся Кенен.
На четвёртом этаже барака было пустынно; с пятого доносились приглушённые звуки музыки, перемежаемые взрывами и шумом падающих обломков, — все, кто не ушёл купаться и валяться в снегу, смотрели фильм. Кенен мечтательно посмотрел на потолок, но, перехватив взгляд Гедимина, подобрался и придал лицу сосредоточенное выражение. «А лучше бы шёл наверх,» — подумал ремонтник, задумчиво проводя пальцем по экрану телекомпа.
«Мы начнём отдыхать позднее,» — сообщал в очередном письме Кронион Гварза. «У северян не принято отмечать Рождество. Фактически, вы пойдёте работать, когда наш отдых только начнётся. Тут идут дожди… довольно странное явление: больше всего похоже на бочку воды, внезапно выливаемую с неба. Когда он идёт, ничего не видно на два метра вокруг. Когда прекращается — минут через пять или десять — кажется, что ничего не было. Котловина быстро наполняется. Там, где мы работали неделю назад, уже несколько метров воды. Тут рассказывают, что аборигены, застигнутые дождями посреди озера, часто не успевали убежать и тонули в рассоле. Аборигены, в свою очередь, приписывают это белокожим. Интересно, что они как-то связывают нашу природу с солью в озере. На их языке мы называемся словом, которое переводится как «из соли». Они довольно странные, даже для людей. Наверное, такое поведение присуще плохо выдрессированным животным, — проявлять агрессию к тем, кто хорошо к тебе относится, и подчиняться тем, кто способен тебя напугать. С тех пор, как повстанцев усмирили, кажется, что аборигены с нами заискивают. Охрана — те, кого прислали из Севера — просит не принимать это всерьёз и поменьше им доверять. С охраной они заискивают не меньше. Вообще, тут много людей. По твоим рассказам можно сделать вывод, что ваши поселения находятся в большей изоляции. Однако такое тесное общение, о каком ты писал, здесь редкость. Ходят слухи о единственном случае — сармат и аборигенка, и все, от кого я слышал эту историю, рассказывали её по-разному. Тебе можно позавидовать, Гедимин, — ты наблюдаешь межвидовое скрещивание своими глазами…»