…Дверь оглушительно загрохотала, и сармат, вздрогнув, открыл глаза. Он лежал на полу, щурясь от ослепительного света; светящийся чужак исчез, как и почти завершённый чертёж реактора. Гедимин пошарил по полу, ничего не нашёл и досадливо сузил глаза.

— Эй, ты видел сармата? — спросил он у охранника, проталкивающего контейнер с едой под дверь. — Синий светящийся сармат. Он не назвал имени. Где он?

Ничего, кроме странного бульканья, из-за двери не донеслось. Без особой охоты выпив половину Би-плазмы, Гедимин бросил контейнер обратно. Есть не хотелось, и жажды он не чувствовал. «Как я мог пропустить, когда он уходил?» — вернувшись на привычное место у стены, сармат посмотрел в тёмный угол — может, безымянный пришелец вернётся?

— Почему не доел? — крикнули из-за двери. Гедимин не отозвался.

Дверь закрылась. Гедимин сидел, прикрыв глаза, и ждал. «Реактор… Мы остановились на получении тяжёлой воды,» — напомнил он себе. «И первый круг охлаждения… Говорят, были эксперименты со ртутью. Или ограничиться свинцом?»

За стеной раздался приглушённый грохот, и сармат вздрогнул — это был взрыв ракетомётного снаряда «Шермана», этот звук было бы тяжело не узнать. За первым взрывом прогремел второй — громче и ближе. Гедимин поднялся на ноги, повернулся на звук. Стена дрожала, покрываясь волнами синеватого свечения. Сверкнула вспышка. Из волн высунулась рука, попыталась уцепиться за стену, но, соскользнув, провалилась обратно. Гедимин ударил по светящейся поверхности — пальцы неярко засветились. Рука вынырнула снова, и сармат схватил её. Ничего, кроме холода, он не почувствовал — но пришелец ухватился и рывком выдернул себя из стены. Вслед ему сверкнуло пять вспышек.

— Hasulesh! — выдохнул светящийся, кивнув на стену. — Fauw ya ateske!

— Беги! — Гедимин шагнул вперёд, закрыв его собой.

Он ещё успел подумать, что поступает глупейшим образом, — но луч, ударивший из световых кругов на стене, ударил его под грудину, второй прошёл выше и правее, третий впился в живот. Гедимин увидел, как из-под кожи брызгает яркий синеватый свет, превращается в белый и стекает дымящимися каплями. Резкая боль пронзила тело. Он схватился за грудь, чувствуя на пальцах ледяную жидкость. Дышать было нечем. Уже не пытаясь удержаться на ногах, он медленно осел на пол, ударился виском о бронированную дверь, но не заметил боли. «Нашли, a-ah-hasulesh. Нашли…» — он хватал ртом воздух, но не мог наполнить лёгкие. «Чем они меня… чем…»

— Yi» fauweske, — прошептал кто-то над головой, холодная рука прикоснулась к виску. — Yi, a-ah-yi…

— Глупо, — прохрипел Гедимин, с трудом поворачиваясь к светящемуся сармату. — Если вернутся — успеешь уйти?

Сармат молча смотрел на него, гладил холодным пальцем его висок и часто моргал. В его руке был зажат слегка помятый лист, линии на нём расплывались.

— Я хотел его построить, — прошептал Гедимин, глядя, как пришелец вместе с чертежом расплывается, превращаясь в светящийся туман. — Кто построит теперь?

…Холодная вода обрушилась ему на голову, и он, не удержавшись, сел на пол, на мокрую гладкую плитку. Вывернувшись из-под водопада, он кое-как поднялся и только теперь открыл глаза. Свет был слишком ярким, мучительно обжигал глаза, предметы из него проступили далеко не сразу.

Он лежал посреди ямы с зарешёченным стоком, рядом из стены торчала широкая труба с отходящим от неё краном. От трубы, закрыв наглухо вентиль, быстро пятился охранник в экзоскелете. Напротив стоял его напарник с бластерами наизготовку и не сводил глаз с Гедимина.

— Видели? — крикнул третий «броненосец»; он стоял на краю ямы, повернувшись к ней боком, и смотрел на группу сарматов, собравшуюся в отдалении. — Все видели? Жалкое зрелище. Вот что будет с бунтовщиками. Они будут корчиться, пуская слюну, и биться о стены, таращить глаза и выть, — как этот шматок слизи! Он заходил в карцер с прямой спиной, гордый, как Статуя Свободы, — и что теперь?

Гедимин, сузив глаза, встал во весь рост. Плитка была скользкой, но удержаться на ней удалось. Он шагнул к экзоскелетчику, и тот, осёкшись, отступил на шаг.

— Стой!

— Гедимин, как ты? — на край ямы, оттолкнув охранника, вышел Хольгер. — Ты меня помнишь?

Его рука слегка дрожала, когда он тронул Гедимина за плечо. Ремонтник с судорожным вздохом прижал его к себе. Хольгер охнул.

— Скажи что-нибудь, — прохрипел он.

— Хорошо, что ты здесь, — сказал Гедимин.

Выпустив Хольгера, он огляделся по сторонам, посмотрел на себя — от синего свечения не осталось и следа, на груди и животе кожа осталась гладкой, не было даже кровоподтёков.

— Кто в меня стрелял? — спросил он. — Кто был атомщик? Как они все проходили сквозь стену?!

Хольгер растерянно мигнул.

— Эй, не толпитесь! — в зал, на ходу надевая респиратор, вошёл сармат-медик, двое помощников шли за ним. — Что здесь? Вы сожгли заключённому мозг?

— Он что-то несёт, — «броненосец» отошёл от ямы ещё дальше. — Ты знаешь, как лечить психов? Забирай его. Эй, сармат, ты теперь свободен!

— Ничего не бойся, Гедимин, — Хольгер погладил его по плечу. — Они пытали тебя. Сделали так, чтобы твой мозг перегрелся… и стал работать вхолостую. Что бы ты ни видел, это были галлюцинации. Перегретый мозг способен на многое. Это было страшно?

Гедимин покачал головой.

— Хорошо, что ты здесь, Хольгер. Но ещё хорошо было бы увидеть атомщика. Может быть, он галлюцинация. Но он не боится реакторов. С ним хорошо было думать вместе. Я бы остался ещё на сутки.

Прибор пискнул, отключаясь; датчики отлепились от затылка и висков Гедимина и повисли на проводах. Сармат утёрся ладонью и встал, поворачиваясь к окну. На флагштоке над аэродромом флаг Атлантиса мок под дождём, и ветер трепал мокрое полотнище.

— Из этого следует, что мозг разумного существа — весьма интересный объект, — размеренно продолжал рассказ сармат-медик, раскладывая датчики по гнёздам в футляре. — Ты согласен?

Гедимин кивнул. В госпитале он сидел уже почти сутки, неоднократно обвешивался разнообразными датчиками и рассказывал о том, что увидел в пустой тёмной камере. «Только галлюцинация,» — думал он с сожалением, вспоминая призрака-атомщика и почти законченный чертёж. «Хотя он давал дельные советы…»

— Если датчики не привирают, твой мозг работает в обычном режиме, — сказал медик, закрывая экран смарта. — Возбуждение погашено. Как ты себя чувствуешь?

— Странно, — отозвался Гедимин, потирая висок. — Всего лишь тёмная запертая комната, тишина — и мозг плавится, как реактор без охлаждения?

— Именно, — кивнул медик. — Причём такой же эффект наблюдался у людей. Года два назад, ещё на Марсе, я слышал о некоторых экспериментах Ассархаддона. Он весьма интересовался свойствами мозга… он многим интересовался. Очень интересные эксперименты, но материалы по ним засекречены напрочь. Даже Север молчит…

Гедимин мигнул. «Север скрывает информацию?! Это уже интересно…»

— Кто такой Ассархаддон? — спросил он. Сармат-медик вздрогнул всем телом и растерянно мигнул.

— Если не знаешь, то и знать незачем, — буркнул он. — Ты здоров. Сегодня выходной. Найди себе занятие подальше отсюда.

Небо потемнело на рассвете, и с тех пор облачный покров не размыкался, и мелкие капли дождя то и дело сыпались на посёлок. Иногда с озера налетал ветер — тогда они падали горизонтально. Гедимин, получив пригоршню холодных капель за шиворот, поднял капюшон. На посту у насосной станции двое охранников в экзоскелетах прятались под дроном-наблюдателем; он висел над ними неподвижно и изредка обшаривал окрестности ярким лучом прожектора. Над спортивной площадкой не умолкала музыка, но очередную порцию воззваний самцов к самкам и самок к самцам слушать было почти некому — двое сарматов лениво перебрасывались мячом, пятеро отошли к полосе препятствий и стояли там, что-то обсуждая. На закрытых от холодного ветра дверях пятиэтажек висели яркие картинки — груды фруктов и овощей, венки из осенних листьев. Под крышей информатория мигали круглые жёлтые лампочки — такие же, как в прошлом году, а из-за приоткрытой двери пахло ванилином и подгоревшей органикой. Гедимин, хмыкнув, направился к крыльцу. «Интересно, я пропустил праздничную речь?»