Защитное поле уже смыкалось над образцом, когда Гедимин вспомнил о камерах по периметру хранилища и сердито сощурился. Закрывать их было поздно.

— Живой? — спросил, заглядывая в хранилище, Хольгер. Ремонтник кивнул и показал ему коробку с сивертсенитом. Поднесённый к ней дозиметр Конара показывал остаточное, угасающее омикрон-излучение, — лёгкий стеклоподобный сивертсенит, как и стекло, из которого была сделана ёмкость, был почти неуязвим для наведённой радиации.

— Всё надо мыть, — сказал Хольгер. — И эту вещь, и тебя. Идём в душевую. Тут нужна дезактивация.

Гедимин мигнул.

— Я был в поле, — напомнил он. — Ни один атом не мог просочиться.

— Ты трогал ирренций, — сузил глаза химик. — Я вообще не знаю, доживёшь ли ты до завтра. Гедимин, ты псих — хуже Линкена, честное слово!

…Солнце уже садилось, когда ремонтник выбрался из озера и выловил комбинезон, плавающий у берега.

— Воняет, — буркнул он, обнюхав одежду. Запах дезактивационного раствора за несколько часов слегка ослаб, но отлично чувствовался — как казалось Гедимину, за пять метров независимо от направления ветра.

— А по-моему, отмылось, — сказал Хольгер. — А ты сам как? Руку не жжёт, голова не кружится?

Гедимин сердито сощурился.

— Я был в поле!

— Если что-то пойдёт не так, тебя надо будет срочно тащить к медикам, — покачал головой химик. — Одевайся, пойдём на крышу, пока ещё есть места.

— Линкен нас подождёт, — отмахнулся Гедимин, тщательно стряхивая с комбинезона воду. Со скирлина она скатывалась быстро, но одежда всё равно оставалась слегка влажной, и на холодном осеннем ветру сармат ёжился и покрывался бледной синевой.

— Болтать не будешь? — спросил Гедимин, выбравшись из кустов и повернувшись к Хольгеру.

— Пока ты здоров, от меня никто ничего не узнает, — отозвался тот. — Но Константин всё же был прав. Ты очень неосторожен.

…Линкен стоял на краю крыши, глядя на подсвеченную фонарями северную дорогу. За его спиной валялись выложенные в неровную линию петарды, соединённые запутанными проводами. Сарматы, занявшие крышу в ожидании фейерверка, держались поодаль от «заграждения». Гедимин подошёл ближе и заметил, что провода никуда не ведут — если вся эта конструкция и могла взорваться по сигналу, то передавался он предельно неочевидным образом, а все разноцветные проводки, наваленные в два слоя, были сложены «для красоты». Сармат осторожно перешагнул через них и остановился у гребня крыши.

— Ложись! — крикнул, не оборачиваясь, Линкен. Гедимин распластался на крыше раньше, чем успел осмыслить команду, — долгое общение со взрывником не прошло даром. Линкен подошёл и потянул его за шиворот.

— Сразу сказал бы, что это ты, — буркнул он, дожидаясь, пока сармат поднимется на ноги. Из-за ската крыши осторожно выглянул Хольгер, и Линкен жестом позвал его к себе.

— Мы не хотели мешать, — сказал химик.

— Чушь, — фыркнул Линкен. — Как вы можете мешать? Иди сюда, атомщик. Отсюда лучше видно.

Он опустился на корточки, раскладывая на краю крыши кнопочные устройства. Никаких проводов у них не было. Увидев одно из них, Гедимин изумлённо мигнул, — это была Большая красная кнопка с атомной электростанции.

— Нравится? — спросил Линкен. — Самое то для таких дел. На маленьких пультах — небольшие запуски, а на этой — каскады. Но если задумаешь что-нибудь серьёзное, я тебе её одолжу. Не насовсем — мне она тоже нравится.

…Красные, белые и золотые огненные шары взлетали над лесом и почти достроенными корпусами новых заводов, и небо, не успев потемнеть, снова вспыхивало от края до края. В разноцветных отсветах Гедимин видел очертания градирен, главного корпуса с вентиляционными трубами и — если приглядывался — цепочки ремонтных ангаров. Научный центр сливался с ними, и отличить его от похожих строений было невозможно.

— Если так и дальше пойдёт, мне придётся сменить замки, — сказал Константин, сердито щурясь на Гедимина и Хольгера. Сарматы переглянулись и одновременно пожали плечами.

— Мы работаем, — буркнул ремонтник. — Что не так?

— Я просмотрел записи от двадцать восьмого сентября, — Константин навис над ним, и Гедимину захотелось подняться во весь рост. — Вот эту попытку самоубийства ты называешь работой?

Гедимин сузил глаза. «Всё-таки докопался… Интересно, он все записи просматривает?»

— Я поправлял сегменты сферы, — отозвался он. — И был при этом в защитном поле. Это на записях видно?

Константин тяжело вздохнул и ткнул пальцем в старый шрам на груди Гедимина.

— Иногда я не понимаю, почему ты до сих пор жив. Теперь ты, Хольгер… Объясни мне причину твоего молчания. Ты не пытался остановить своего… друга, и ты ничего не сказал мне ни тогда, ни на следующий день. Почему?

— Эй-эй, тише! — к Константину подошёл Линкен и остановился почти вплотную, потирая шрам на затылке. — Мы не на Марсе, ты не в экзоскелете. Хватит допросов.

Константин с присвистом выдохнул и хотел что-то ответить, но тут на стене загорелся красный светодиод, и под потолком негромко задребезжало. Кто-то спускался по лестнице, и Гедимин машинально сдвинул «Ириду» вниз по предплечью и развернулся к двери, на ходу вдевая свободную руку в ремонтную перчатку. «Здесь, внизу, — как в ловушке,» — промелькнуло в голове.

— Tza atesqa! — дверь ещё не успела открыться, а в проём уже просунулась рука, поднятая к потолку в приветственном жесте. Сармат, одетый в униформу Ведомства развития, вошёл первым, за ним — двое патрульных со станнерами, подозрительно похожими на бластеры.

— Нгылек, — Гедимин вернул генератор защитного поля в исходное положение и покосился на Константина — «Почему не предупредил?» Командир «научной банды» выглядел не менее растерянным, чем остальные.

— Как продвигается работа с образцом? — спросил Нгылек, выкладывая на стол Гедимина запечатанную коробку.

— Ирренций синтезируется, — ответил Константин. — Механики изготовили устройство для отделения ирренция от урана.

— У Ведомства есть плутоний? — спросил Гедимин. — А ещё лучше — нептуний.

Нгылек посмотрел на него задумчиво и едва заметно качнул головой.

— Сейчас я ничем не могу вам помочь. Доступ к таким материалам нам откроют очень нескоро. Но раньше вы как-то решали подобные задачи… Пока у Ведомства для вас поручение, не связанное с радиоактивными веществами. Вот интересный образец строительного материала, произведённого в Австралии…

Он достал из коробки прямоугольную пластину, тщательно завёрнутую в полупрозрачный ячеистый скирлин. Сквозь обёртку Гедимину показалось, что внутри стекло или стеклянистый фрил. Пластина, выложенная на стол, действительно напоминала стекло с нанесённым на него рисунком — озёрным пейзажем, включающим в себя несколько прибрежных кустов и скалы в отдалении. Приглядевшись, Гедимин удивлённо мигнул, — ему не померещилось, и объекты действительно двигались. По воде шла рябь — маленькие волны бежали к берегу, под кустами расходились круги, листья мелко дрожали на ветру, ветки раскачивались. Полминуты спустя «ветер» начал «стихать» — дрожь прекратилась, и кусты замерли. Вода всколыхнулась — что-то небольшое плыло по ней, и волны расходились в разные стороны. Сармат заглянул под пластину, подозревая, что где-то спрятан небольшой проектор, но ничего не нашёл — если что-то и было, оно представляло из себя тонкий слой внутри прозрачного стекла.

— Никакой электроники, только химия, — сказал Нгылек, переворачивая пластину тыльной стороной вверх. Там не было никаких изображений, ни движущихся, ни статичных, — только зеленоватая матовая поверхность. Хольгер протянул руку и провёл ногтем по торцу пластины.

— Что это?

— Фирменное название «фэнрил», — ответил Нгылек, протягивая пластину Хольгеру и доставая из коробки ещё одну. Она была меньше, и её повредили при транспортировке, — поверхность потрескалась, но ещё можно было разглядеть плавно движущееся изображение морского дна и различных представителей фауны. Гедимин не вспомнил, как они называются, но счёл их довольно достоверно изображёнными — нечто подобное он видел в случайно подвернувшемся фильме.