– Ты - узнавал? – потрясённо прошептала Нази. – Но откуда? У кого?!

Матэ отвёл глаза. Только тень тихой улыбки скользнула по его губам. Он прижался щекой к её ладони, закрыл глаза и через минуту уже спал, глубоко и ровно, явно впервые за эти двое суток.

*

– … Что это? – не понял Матэ.

То, что лежало на столе перед ним в развёрнутом кусочке белой ткани, больше всего напоминало…

– Крест, – спокойно кивнул Ошоби. – Крест твоего отца.

Токемада изумлённо поднял на него глаза.

– Это значит, что… Но вы сказали мне… – он помотал головой и провёл ладонью по взмокшему лицу. – Я не знал… и вы не сказали мне сразу… Хотя я спрашивал вас…

– Я сказал тебе тогда, когда пришло для этого время. Когда ты можешь вместить и не оскорбить память отца.

– Я… – и Матэ замолчал. Потом произнёс, очень тщательно подбирая слова. – Назико тоже считала, что отец не был крещён по христианскому обряду. Значит, она не знала?

– Она по-своему видела ситуацию. Есть несколько видов крещения. Не только водой. Ещё и собственной кровью.

– Это… Как это?..

– Не всегда человек имел под рукой всё необходимое для совершения таинства. В первые века христианства, загораясь верой при виде пламенной любви ко Христу и добровольного мученичества за Него христиан-исповедников, случайные зрители и даже исполнители казней смело начинали исповедовать христианами и себя, и их казнили наравне со святыми. Такова сила Христова огня: свеча загорается от свечи, даже не соприкасаясь фитилями.

– А отец… Ведь он же был офицер Шогана!.. Как же тогда?.. Когда?..

– В последний день, перед его отъездом. Получилось так, что в последний день его жизни. Для меня это была полная неожиданность. Мы сидели вдвоём за столом, беседовали о чём-то. И вдруг он, помолчав, заговорил… точнее, начал цитировать вслух отрывок из «Деяний Апостолов»: «… Филиппу Ангел Господень сказал: встань и иди на полдень, на дорогу, идущую из Иерусалима в Газу, на ту, которая пуста. Он встал и пошёл. И вот, муж Ефиоплянин, евнух, вельможа Кандакии, царицы Эфиопской, хранитель всех сокровищ её, приезжавший в Иерусалим для поклонения, возвращался и, сидя на колеснице своей, читал пророка Исайю. Дух сказал Филиппу: подойди и пристань к этой колеснице. Филипп подошёл и, услышав, что он читает пророка Исайю, сказал: разумеешь ли, что читаешь? Он сказал: как могу разуметь, если кто не наставит меня? и попросил Филиппа взойти и сесть с ним. А место из Писания, которое он читал, было: «Как овца веден был Он на заклание; и как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст своих. В уничижении Его суд Его совершился. Но род Его кто изъяснит? Ибо вземлется от земли жизнь Его». Евнух же сказал Филиппу: прошу тебя сказать: о ком пророк это говорит? о себе ли или о ком другом? Филипп отверз уста свои и, начав от сего Писания, благовествовал ему об Иисусе. Между тем, продолжая путь, они приехали к воде; и евнух сказал: вот, вода; что препятствует мне креститься? Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно…»

И тут Сёбуро замолчал. Я тоже молчал и смотрел на него. Я и не знал, что у него такая память. Он усмехнулся и пожал плечами: «Какой смысл изображать из себя буддиста, когда давно уже в это не веришь?» Я спросил: «А синто?..»

Он опять помолчал и продолжил: «Евнух сказал в ответ: верую, что Иисус Христос есть Сын Божий. И приказал остановить колесницу: и сошли оба в воду, Филипп и евнух; и крестил его…»

Я сказал: «Пошли!» Мы ушли в глубину сада, разделись и вошли в поток. Хорошо помню, что почему-то оба не ощутили ледяного течения, а ведь была уже поздняя осень… И я крестил его во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И когда мы вышли на берег, он смотрел на меня весёлыми глазами, точно помолодевший лет на десять, и я закончил уже сам: «… Когда же они вышли из воды, Дух Святый сошёл на евнуха, а Филиппа восхитил Ангел Господень, и евнух уже не видел его и продолжал путь, радуяся…» Сёбуро звонко засмеялся и погрозил мне пальцем: «Я тебе дам «восхитил»! Сто лет тебе ещё жить, пока внуков не переженим!» Я никогда не видел его раньше таким счастливым и беззаботным, он стал как дитя… Через несколько часов он уехал…

– Кто это был?! – резко спросил Матэ.

Ошоби встал и, не отвечая, прошёлся по комнате.

– Разве вы не пытались выяснить? – уже другим тоном произнёс самурай.

– А что бы это дало? – неожиданно сказал старик. – Если бы я и узнал, чьи это «тени»? У меня есть версия… почти убеждение… но ведь главное – не то, чьи действовали руки, а то, чей был замысел. А чей замысел – я знал давно и точно. Матэцура, постарайся понять главное: ничего не происходит без воли любящего Бога! Сёбуро был омыт исповеданием и крещением. Он был готов. И Господь забрал его! Я так вижу это. Что ждало бы его в столице? Через неделю Шоган снёс бы голову и ему, и его близким. Может, Сёбуро и был уже готов к этому, а его жена и сын?

Матэ долго молчал.

– Я был бы рад… верить так, как верите вы, – грустно и медленно произнёс он наконец. – Я очень хотел бы быть с вами… Но я не хочу лгать! — я не чувствую в себе веры. Понимаю, что вам трудно со мной… что я измучил и вас, и Назико… И всё же – лгать я не буду! Я буду искать себя, это единственное, что твёрдо обещаю!

– На следующей неделе Шоган объявит план «Звездопад» в действии, – через минуту добавил он, поднимаясь. Обернулся и увидел вошедшую с подносом чая Нази. – Не знаю, увидимся ли мы ещё. Прошу лишь об одном: если я погибну в бою, – не оставьте моего сына!

– Уж об этом ты мог бы и не говорить, – пробурчал Ошоби. Обернулся и тоже увидел дочь, а переведя глаза на Матэ, заметил странное волнение на лице молодого Токемады. Матэ шагнул к нему, огибая стол, и вдруг опустился на колени.

– Прошу вас, благословите меня в поход!

Ошоби изумлённо уставился на него.

Нази побледнела, испугавшись, что отец может сейчас сказать: «Кто я, чтобы благословлять офицеров Шогана?».

И Матэ тоже почувствовал это, поднимая к старому воину беззащитное, открытое для любого удара лицо.

Но Ошоби не сказал ни слова. Молча поднял руку и осенил самурая широким крестом.

Э П И Л О Г

В начале августа соединённые штурмовые отряды Сатори, Токемады и Хамацугэ овладели считающейся неприступной крепостью на перевале Торао-сэй. Армия Шоганата прорвалась на Эзо и скоординированными стремительными ударами в нескольких направлениях на север и северо-восток стала захватывать плодородные низменности и расположенные на них основные населённые пункты. Воинственные кланы эдзо, потерпев поражение в открытых боях на равнинах, отступили в горы.

После частичного преследования их армией Шоганата война приняла осадный характер. В низинах и предгорьях Шоган сразу же стал устанавливать свои порядки, быстро и продуманно разделяя эти земли между своими ставленниками и позволяя им там начинать хозяйничать и властвовать. Наведя порядок на завоёванной территории, он обратил к зиме взоры и на зажатых в горных ущельях противников. Начались дипломатические манёвры. Шоган хорошо понимал, что такое зима в горах, и спокойно ожидал, что те, кто чудом продержатся там до весны, в период таяния снегов смоются бешенными горными потоками в долину сами.

Многочисленные «тени» скользили туда-сюда по перевалам, и результаты шогановской политики не замедлили сказаться: часть кланов эдзо передралась между собой в горных ущельях, часть уже к началу зимы нелегально была на стороне Шоганата, а самая несговорчивая кучка в несколько ночей внезапно оказалась обезглавленной, лишившись своих предводителей в их же собственных лагерях.

К концу зимы Эзо полностью перешёл под власть Шоганата.

По возвращении в столицу было устроено торжество в честь победы, сопровождавшееся народным ликованием и впечатляющим синтоистским богослужением. Во время ритуального жертвоприношения в центральном храмовом комплексе Эдо имело место неожиданное происшествие: самурай Матэ Токемада внезапно был арестован приближёнными Шогана и вечером того же дня без особой огласки умерщвлён.