К счастью, Матэцура-сан скоро совершенно забросил все эти религиозные и философские чтения, оставив только пособия по иайдо и «Хагакурэ Бусидо» с древними хрониками «Кондзяку-моногатари». Результатом этого стала надпись из хроник, которую он перевёл на стену своей комнаты (Назико-сан, если захочет, сможет полюбоваться на эти иероглифы): «Служа тебе, мой господин, готов я расстаться с жизнью; легче пуха она для меня. Доведись мне смерть ожидать с глазу на глаз с мятежниками, не повернусь я спиной к врагу, лишь бы жизнь свою сохранить». Перед этой стеной он проводит многочасовые тренировки по иайдо, на что переключил всё своё внимание и, слава Будде, вернул свой интерес к нормальному питанию и режиму дня. Чтобы в свободное от несения службы время он не тяготился домашней обстановкой, – а это часто с ним случается, – она приобрела ему хорошего сокола и, зная, что Матэцура-сан любит добиваться результатов собственными усилиями, ещё одного - необученного птенца-соколиху. Он очень обрадовался птицам и азартно увлёкся охотой, что тоже весьма способствовало улучшению его настроения и самочувствия.
Ещё она выяснила, что Матэ неравнодушен к музыке, но если к игре на бива и сямисэне он относится спокойно, то музицирование на флейте может вызвать у него совершенно непредсказуемую реакцию, – иногда он откровенно наслаждается музыкой, а иногда может сорваться с места и на полдня уйти из дома, тогда она дожидается его с плетью в руках на случай, если он захочет наказать её за испорченный вечер. Сознавая таким образом свою музыкальную посредственность, она дерзает обратиться к госпоже Назико с просьбой об уроках игры на флейте, может быть, тогда ей удастся меньше огорчать Матэцура-сана своей неловкостью.
Другая проблема, которую она к своему стыду не смогла успешно разрешить сразу, это наладить своему господину полноценную и регулярную половую жизнь, что могло нанести ущерб здоровью молодого мужчины. Лучшие куртизанки и наложницы, которых она нанимала и чьи услуги для него оплачивала, не приносили ожидаемого результата, он «пил изысканнейший нектар как воду», и ни одна из них не увлекла его, можно сказать, нисколько. Слава Будде, она скоро догадалась, какую ошибку делает, пытаясь очаровать его женской красотой и искусством любви: если у мужчины уже сложился определённый образ, эталон желанной женщины, все остальные могут вызвать прямо противоположную желанию реакцию! Она благодарна Матэцура-сану за его снисхождение к её глупости; другой самурай мог бы поучить жену и плёткой! Она попыталась проверить свою догадку и использовать эффект ночной темноты, и, к счастью, именно это оказалось удачным решением проблемы. Матэцура-сан, если они проводят ночи вместе, называет её исключительно именем госпожи Назико, и если ей удастся сохранить иллюзию, всё проходит вполне удачно. Он произносит имя Назико-сан и во сне, она одна царит в его мыслях…
Нази ошеломлённо слушала подобный отчёт с бесподобными подробностями, совершенно не представляя, как должна отреагировать. Мидори вела себя совершенно естественно: таким же стилем Рато докладывала Нази о выполнении возложенных на неё обязанностей. Но… почему?!.
– Мидори-сан, – тихо сказала наконец Нази. – Вы, жена Матэцура-сана, рассказываете всё это мне… а я – кто?.. Я же ему никто! И вы ничего, ни коим образом не должны мне!
– Мой долг, как жены самурая, заботиться о его самочувствии, настроении, здоровье и удовольствиях. Я вижу, что самочувствие Матэцура-сана напрямую зависит от вашего самочувствия и настроения, поэтому мой долг распространяется и на вас. Вы любите его и также заинтересованы в его благополучии, поэтому я смею надеяться на вашу помощь и неоценимые для меня советы. В частности, есть поступки Матэцура-сана, которые я не могу понять. Из прошлой поездки в Осаку он привёз ослика, купив его у мельника бывшей португальской фактории. Я не раз обдумывала, каким образом можно было бы задействовать его в хозяйстве… но… Матэцура-сан собственноручно чистит и кормит его… и… я не знаю, что меня ждёт, если я неправильно угадаю его намерения… Матэцура-сан так редко объясняет мне что-либо… Может, его интересуют экзотические животные вообще? Я знаю, например, где можно достать маленького котёнка пантеры. Его не заинтересует пантера?
– Я думаю, Мидори-сан, – хмурясь, ответила Нази, – что скоро начнутся военные действия и Матэцура-сан перестанет дурачиться и дурачить вас, будет с аппетитом питаться сухарями и крепко спать на голой земле. Заодно успеет и соскучиться по жене.
Нази вспомнила рассказы о том, что японская женщина, если она не имеет возможности соединиться с любимым, иногда в качестве подарка любви покупает ему услуги самой лучшей куртизанки. Такой дар означает: «В эту ночь с тобой я!» Добровольно исполняющая роль подобной куртизанки Мидори удивляла и интересовала её всё больше и больше. Нази знала также, что ревность нетипична для японок, все они считают себя в некотором роде сёстрами в деле служения мужчинам. И всё же!.. Всему есть определённый предел! Нази вспомнила, как жёстко разговаривал с женой Матэ.
– Мидори-сан, скажите… любите ли его вы?..
Ответом ей был ясный спокойный взгляд.
– Японскую женщину не спрашивают об этом, выдавая замуж. Любовные чувства очень обременили бы её существование. Тем более, что даймё имеет право расторгать браки и передавать женщину из рук в руки другим мужчинам, женой или наложницей, молодому или старому, красивому или безобразному. А долг женщины остаётся прежним – быть преданной и заботливой, идеальной женой вне зависимости от того, приятен ей новый муж или нет. Любовь и счастье редко сопутствуют друг другу, это опасные попутчики…
«Да, – горько подумала Нази, – а ведь именно Мидори – та женщина, в которой нуждается капризный и избалованный самурай Токемада! Она угадывает его причуды и желания, терпеливо сносит его жестокость и пренебрежение, старается смягчить его дурное настроение и заботится о нём, как нежная мать о ребёнке. С ней он – истинный, такой, какой есть, без маски и грима. И именно поэтому – она, а не я, – есть и будет его женой, настоящей и незаменимой!»
– Госпожа Назико, у меня есть просьба к вам. Скажите, какое имя хотели бы вы дать ребёнку Матэцура-сана? Я предложила бы ему это имя, как желаемое вами, и знаю, что это порадовало бы его.
Нази вздрогнула от неожиданности.
– Вы?..
– Да, я вынашиваю его ребёнка. Но я отдаю себе отчёт в том, что это плод его любви к вам, Назико-сан, и знаю, что Матэцура-сан относится к этому аналогично.
– Мидори-сан, – твёрдо и с болью ответила Нази. – Как бы к чему не относился Матэцура-сан, я уверяю вас, что не имею и не хочу иметь никаких прав на вашего ребёнка! Как бы вы не назвали его, – если это вам так важно, вы всегда можете сообщить вашему мужу, что я это имя одобрила.
Мидори склонилась в низком поклоне и вдруг, поднеся к губам руку гостьи, почтительно поцеловала её. Испытывающая аналогичное желание Нази тут же с любовью вернула ей поцелуй.
– Благодарю вас за него, – тихо сказала она. – Храни вас Небо, вас и вашего малыша! Берегите себя… ради него… и ради меня!
Она не удержалась и обняла маленькую японочку, почувствовала её руки, обнимающие в ответ.
… В этот день она приняла решение.
*
Через неделю после этого чудовищное тэнсонское землетрясение прошло «огнём и мечом» – страшными пожарами и разрушениями – через сердцевину острова Хонсю. Последствия были колоссальные, – десятки тысяч людей погибли, получили увечья, тяжёлый ущерб был нанесён хозяйственной системе, в руинах лежали города и селения. Такого крупного стихийного бедствия не было уже двадцать лет. Пострадала и усадьба Ошоби. Её постройки были сооружены не по японским, а по китайским традициям, – из лёгких плах и досок, а не из промасленной бумаги, натянутой на каркас, что уменьшало аварийность домиков при землетрясениях, зато способствовало лютым и мгновенным пожарам от жаровен с открытым огнём, традиционных для Японии.
Этоми Ошоби был в это время в Эдо. Бедствие началось ранним утром, когда в усадьбе все ещё спали. К счастью, в эту ночь там оставался старик Фукуи с двумя сыновьями, молодой Судзики и вытащил из-под завала тело девушки. К вечеру старый Ошоби, оповещённый срочно голубиной почтой, загнав коня, прискакал домой.