Ошоби внимательно посмотрел на юношу. После отплытия из Эдо точно крепкий морской ветер сдул с лица Матэ все следы свадебной нервозности, это был уже прежний – быстрый, ловкий, презирающий опасности «буси», каким Ошоби знал его всегда. Очень желающий помериться со шквалом силами.
Старый воин перевёл взгляд на землю. Отроги прибрежных скал громоздились, как поверженное войско великанов.
– Вы видите здесь какие-нибудь бухты?
– Нет, пока не вижу, – с интересом ответил Матэ. Глаза его зажглись, он весело смотрел на Этоми Ошоби.
– Пусть уберут парус. И скажите гребцам – пусть привяжутся к скамьям…
Матэ улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом сделал быстрый жест в сторону паруса пристально смотрящему на них с мостика шкиперу. Тот немедленно отдал команду.
Через час Ошоби пошёл проведать в каюте дочь.
И - не дошёл.
… «Бум!» «Бум!» «Бум!»… «Хай-я!» «Хай-я!» «Хай-я!»…
Мерно взлетали и плюхались в воду лопасти вёсел. Этот ритм наполнял Нази, как дым наполняет перевёрнутый над костром сосуд. Она старалась ни о чём не думать, любое воспоминание о прошедшем дне было равносильно прикосновению к ожогу. В ней не было сейчас ни мыслей, ни желаний. Она не хотела и домой, потому что не нашла бы там привычного покоя и рванулась бы душой обратно в Эдо, но тут же сбежала бы и из столицы, не перенеся агонии воспоминаний. Только теперь обнаружила девушка, что всё время до сегодняшнего дня она жила какой-то неосознанной, неопределённой, почти сказочной надеждой на неожиданное чудо, жила во времени и пространстве, где впереди было ещё множество событий и солнечных дней, напрямую связанных с ней и Матэ…
Всё это сегодня было обрублено и отброшено в небытие словно ударом отточенного самурайского меча. Нази чувствовала себя мёртвой и всё же почему-то ещё должна была ходить, дышать, говорить и отвечать на вопросы…
Сейчас, в одиночестве, она могла больше не притворяться живой.
… «Бум!» «Бум!» «Бум!» «Хай-я!»…
– … От бортов!!!
Среди абсолютно мирного пространства галера внезапно рухнула на правый борт. С треском надломилась оголённая от паруса мачта, и все усилия людей сосредоточились на том, чтобы обрубить ванты и сбросить её за борт. Взбесившаяся в один миг стихия хлестнула со всего маху огромной пенистой волной по палубе, кроша в кучу людей, скамьи, вёсла. Шквал понёс судно к недалёкому берегу, словно щепку, на ревущие пеной буруны подводных камней и рифов, не столько видимые, сколько слышимые в ночной тьме.
Первый же удар разбил нос галеры, но благодаря высокой осадке она не потеряла плавучесть. Люди навалились на вёсла, нечеловеческими усилиями пытаясь предотвратить последующий удар о скалы…
…От внезапного толчка девушку едва не размазало по дощатой переборке каюты. Но судно выпрямилось, и она смогла ухватиться за какие-то поручни в стене и сбоку полки. Не сразу поняв, что происходит, Нази однако холодно удивилась своему абсолютному спокойствию. С треском вылетело выбитое штормовой волной оконце, и залп холодной воды окатил каюту. Нази слышала чудовищный треск галеры и вопли людей на палубе, но это не заставило её ни шевельнуться, ни подняться.
Она закрыла глаза и машинально произнесла молитву, понимая, что скоро конец. Внезапно из глаз её брызнули слёзы: «Да, я хочу этого! Господь милостив и дарует мне облегчение от боли, от безысходности, от тоски… Мне не страшно! Всё страшное уже позади! Я счастлива уже тем, что эти последние часы мы провели рядом, на маленьком пространстве корабля… и умрём вместе! Ни на одно, самое безопасное и прекрасное место на земле я не променяю этой гибнущей галеры, потому что там не будет Матэ!»
… Стремительным маятником судно несло на скалы, разворачивая к ним беззащитным левым бортом. По команде взметнулись горизонтально вёсла левого борта, принимая на себя всю тяжесть удара, и разлетелись в щепки как тростник. Бешено ударили о воду вёсла правого борта, неимоверным усилием пытаясь протолкнуть лодку вдоль гряды рифов. Заскрипел, затрещал раздираемый ножами камней левый борт, шарахнулись от него люди, ожидая через миг неминуемого потопа через лопнувшие шпангоуты…
Но ничего не произошло. Галера проскочила первый барьер камней, разворачиваясь волею волн бакштаг, оставила им в дань куски кормы и, медленно вращаясь вокруг оси, пошла по спокойной воде по течению отлива, похожая на корабль-призрак со своей окаменевшей от пережитого ужаса, ошеломлённой от неожиданного чуда, ещё не верящей в спасение командой…
… Ошоби откинул крышку люка и быстро спустился в каюту. Он был весь, до нитки мокрый, едва не упал, поскользнувшись на залитом водою полу, где плавали обломки реек, клочья бумаги и солома из циновок. Тяжело опустился на скамью, крепко сжал холодную руку дочери.
Она не шевелилась, неподвижно смотрела в стену, возле которой лежала.
– Нази! Девочка моя! Что с тобой?!
Не сразу и с заметным усилием она, наконец, повернула к нему мертвенно бледное лицо.
– Вы… не пострадали… отец?..
– Нет, ничего серьёзного, – Ошоби помолчал и добавил, – он – тоже! Но семерых человек смыло за борт… Самурайские фанатики!.. Говорил же я — привязаться… Одним Святым Духом выбрались!
– Я… молилась… чтобы все спаслись… Чтобы Господь не губил корабль… из-за одной грешницы…
– Так. Пойдём-ка наверх! До чего ты тут только не додумаешься в одиночестве!
– Я не могу… встать…
– Обхвати меня за шею! Вот так…
– Отец… – прошептала вдруг изумлённо Нази, трогая пальцем залитую нежно-розовым маревом ступеньку. – Что это?
– Солнце встаёт. Рассвет.
*
Разгромленная, изуродованная стихией палуба была вся залита розовым светом поднимающегося огромного багрового солнца.
Нази скорбно смотрела, как избитые, измученные тяжёлой ночью люди пытаются сделать что-либо, чтобы довести галеру до берега. Без паруса, вёсел и руля она была просто игрушкой волн и течений, каждую минуту грозящих посадить её на новые рифы.
Кое-как распределили уцелевшие вёсла на оба борта. Подранок-корабль стал медленно выгребать вдоль берега.
– Назико-сан!..
Матэ – весь мокрый, в порванном монцуки, с разбитой скулой, с запёкшейся кровью в уголке губ – опустился перед ней на колени. Любовь и страдание отразило его лицо.
– Простите меня! Какое «надёжное путешествие» я вам уготовил! Всему виной моя неисправимая самоуверенность! Мне давно уже пора понять, что я способен приносить только несчастья!
Шкипер окликнул его с кормы. Матэ быстро оглянулся, но не ответил ему.
– Вы не пострадали?.. Назико-сан?..
– Нет. Вас зовут, – Нази поднялась и подошла к отцу, стоящему у борта. Осторожно накинула на его плечи плащ, взяла под руку и прижалась лицом к его плечу.
– Окото! Смотри, Нази, вон она уже видна! Скоро ты отдохнёшь на твёрдой земле!
Пока готовилась гостям еда и сушились вещи, Нази вышла из домика деревенского старосты и села на траву пригорка. Отсюда ей хорошо был виден берег, уткнувшаяся носом в мелководье галера, суетящиеся на берегу люди, разгружающие судно или носящие к нему материалы.
Отдельной группой полукругом стояли четверо: Ошоби, Матэ, шкипер и староста деревни. Обсуждались вопросы объёма и сроков ремонта. Внезапно Матэ резко развернулся к старосте, закричал и ударил его, повалив на песок…
Нази встала и ушла обратно в дом.
После обеда, оставив своих людей заниматься ремонтом, Матэ попросил разрешения проводить Ошоби в их усадьбу. Староста выделил устланную сеном и мягкими циновками повозку и возничего. Нази прилегла калачиком возле задумчиво сидящего отца.
Сквозь калейдоскоп древесных крон мелькали пятнышки звонко-голубого неба. Всё было, как совсем недавно, когда кленовый лист упал на шею её коня… И как страшно всё изменилось!..
…Казалось, никогда больше не удастся Нази заснуть, и всё-таки она задремала под мерный скрип колёс, потому что дорога промелькнула для неё невероятно быстро.
Пока мужчины занимались своими травмами, баней и переодеванием, Нази отправилась в единственное место, где ей хотелось быть сейчас – на мамину могилу. Это был просто тёплый холмик, густо заросший цветущим вьюнком. Чьен-Хо любила этот цветок больше других растений. Непонятным образом вьюнок сам собою вырос на её могиле и не рос больше нигде в саду.
