– А если я начну терять его, то кто тогда?..
Нази старалась поскорее выбраться из этой опасной словесной игры и не позволить ему свести всё к шутке.
– Тогда приезжайте к нам, и я уверена, что отец поможет вам вправить его на место!
Матэ рассмеялся, разведя руками, – «сдаюсь!». И каждый почувствовал, что добился очень важного.
*
– Нази! – сказал старый Ошоби. – Подойди и сядь здесь.
Девушка обернулась от окна, удивлённая серьёзностью его тона.
Час назад они проводили гостя. Ей всё мерещился голос Матэ в их доме, настолько привычным стало его присутствие…
– Что ты смотришь там?
– Думаю, будет дождь, – ответила она. – Это хорошо: его давно не было. Я слушаю вас, отец.
– Нази, ты никогда не спрашивала раньше, почему я не выдаю тебя замуж. Знаю, что ты думала об этом, но держала свои мысли в себе.
Девушка встревожено уставилась на отца. Он был мрачен и как-то напряжённо сосредоточен.
– Думаю… всё дело в служении Свидетелей? Если бы у вас был сын, он, женившись, продолжил бы наш род. Дочь, выйдя замуж, ушла бы из клана.
Ошоби молчал. Потом вздохнул и расцепил стиснутые в замок пальцы.
– Отчасти это так. Но только отчасти. Мы оба понимаем, что служению Свидетелей подходит конец. Возможно, ещё несколько лет – и я умру. Что будет с тобой? Я думал об этом все эти годы… Ты считала, что я ждал, пока вырастет молодой Токемада? И это тоже отчасти, потому что я видел, что из него выращивают… Подожди! – остановил Ошоби её порыв. – Мне трудно говорить сейчас, и скоро ты поймёшь, что ещё труднее будет тебе слушать, что я скажу. Последние годы я думал отдать тебя Ёритомо Масатаки. Из всех, кого я знал в Шоганате, он больше всех вызывал мои уважение и симпатию. Ещё два года назад он просил тебя. Я откладывал ответ несколько раз. Последний раз – до свидетельской церемонии последнего поединка…
Широко раскрыв глаза, почти не дыша, смотрела на отца девушка. Наконец сказала:
– Но ведь он – буддист… И… по антихристианскому указу Шогана… должен был бы… Он знал, что я..?
– Нет, – спокойно ответил Ошоби. – Но думаю, что Ёритомо отнесся бы вполне терпимо к верованиям своей жены. Христианами были его дед и бабка, которых он хорошо помнил. И за меч он хвататься не стал бы. Нази… дело в другом. О том, что мы христиане, знает Шоган.
– Отец… – через минуту непослушными губами прошептала Нази. – Вы уверены?..
– Да.
Он вспомнил, как десять лет назад, когда его дочери исполнилось тринадцать – возраст невесты, молодой Шоган с пышной свитой нагрянул в их усадьбу. Какая была суета, хлопоты с застольем, баней, показом племенных лошадей и охотничьих угодий в окрестностях! Когда, наконец, уселись за стол, юная Нази, смущённая, зардевшаяся, чистая и прекрасная, как роза в икебане на столе, не поднявшая ни разу глаз от своей тарелки, жмущаяся к матери, впервые допущенная к серьёзному взрослому застолью и чрезвычайно волнующаяся в такой компании, – его девочка тут же притянула глаза Шогана, восхищённые и загоревшиеся желанием. Он сразу же начал отвешивать любезности и комплименты в самом утончённом, недвусмысленном тоне; свита, переглянувшись, принялась оказывать хозяину дома знаки самого глубокого почтения и уважения; Этоми Ошоби, уловив первый же тревожный взгляд жены, одними губами твёрдо сказал ей: «Молись!», и она сразу же обморочно побледнела…
И лишь его маленькая беззащитная девочка невинно краснела от оказываемого ей таким высоким гостем внимания.
Во время послеобеденной прогулки по саду Шоган и Ошоби как-то естественно оказались вдвоём. Поламывая веточку сакуры, Шоган поинтересовался, как представляет Этоми-сан будущее своей дочери, вскользь заметив, что, по его эстетическому мнению, такой цветок мог бы стать дивным украшением дворца самого Шогана в Эдо. Итак, каковы планы отца?
Ошоби, последний раз помянув в молитве имя Божие, негромко и твёрдо ответил, что дело свидетельского служения, для чего они и прибыли в Японию, для их семьи важнее личного счастья, и что они счастливы принести свою дочь в жертву благородному начинанию Шогана – проведению поединков на японской земле…
… Как-то очень быстро после этой прогулки по саду столичная кавалькада покинула усадьбу Ошоби…
Старый воин не стал рассказывать обо всём этом дочери. Он сразу начал с того, что несколько месяцев спустя получил от Шогана приглашение на празднование, посвященное рождению его второго сына. Прибыв в Эдо и отпраздновав, получил предложение от правителя осмотреть бастионы столицы на предмет их обороноспособности.
– Я уже стал расслабляться, – задумчиво рассказывал Ошоби. – Около часа мы довольно дружелюбно и увлечённо обсуждали с крепостной стены вопросы фортификации, как вдруг Шоган обернулся ко мне и ровно тем же тоном, как и минуту назад, произнёс: «Этоми-сан, а ведь вы – тайный христианин?» Я обмер. Фраза звучала вопросом, но в глазах Шогана прочно стояло насмешливое утверждение. Он с интересом смотрел в моё лицо, ожидая реакции. Не помню, чтобы я когда-либо ещё с таким жаром поминал всех святых! Потребуй Шоган чёткого ответа, и я вынужден был бы его дать. И подтвердить этим смертный приговор в том числе и своей семье.
Шоган не потребовал чёткости. Ему хватило выражения моего лица. Он расхохотался и пошёл с крепостной стены вниз. Весь вечер после этого он был как-то особенно оживлен и любезен и не сводил с меня задумчивых глаз. Я понимал, что он раздумывает, как поступить со мною, но на другой день Шоган с миром отпустил меня восвояси. Я верил и не верил, что обошлось… И только дома понял, к чему приговорил меня этот человек! Теперь наша судьба была жить с вечно занесённым над головой мечом! Каждый день, каждый час, каждый миг знать, что он знает… и ежедневно быть готовым к его мести! Такую изощрённую пытку могли придумать лишь Шоганы Токугава! Я понял, что ещё нужен ему в роли Свидетеля, да и статус экстерриториальности, нарушенный публично, мог вызвать негативный резонанс в мире. Моя дочь, пока она Свидетель, тоже находится под защитой этого статуса и своего отца. Пока она остаётся в клане Ошоби…
«Этот ягуар не получил добычу… но и не отдал её никому другому, – его мщение, его план в действии… и моя головная боль, моя сердечная мука десятый год!» – горько подумал старик.
– Отец, почему вы не сказали мне об этом раньше?
Ошоби удивился выражению лица дочери: оно успокоилось, посветлело, словно озарилось ровным сиянием ясных глаз.
– Сколько лет вы в одиночку несли эту боль!
– Зачем бы я стал взваливать её на твои плечи, девочка моя? Не так уж много было радостей у твоей юности, чтобы омрачить её ещё и этим! Пока я видел, что ты не проявляешь особых интересов к замужеству, о чём было вести речь?
– А сейчас? Разве что-то изменилось?! – вспыхнув, быстро проговорила Нази.
– Не меня спрашивай об этом, дочка.
Она опустила голову, собираясь с мыслями, досадуя на неожиданное волнение и против воли ещё сильнее волнуясь.
– Я думаю… ничего не изменилось, отец! Мы с Матэ… С Матэ легче стало говорить… Он стал более открытым и простым… – Нази тщательно подбирала слова. – Я думаю, что он ищет в нашем доме семейное тепло, которого ему не хватало… и поэтому тянется к нам, как сын… и брат…
Ошоби молча, мрачно смотрел на неё.
– Да и потом… Если бы даже… Но Шоган никогда не позволил бы ему жениться на мне! Матэ сам говорил, что Шоган подбирает ему невесту из влиятельных самурайских кланов… И Матэ относится к этому со спокойным юмором и пониманием… Ну, почему вы так смотрите на меня?!
Ошоби вздохнул и поднялся. «Если бы я мог рассказать тебе всё до конца, моя светлая девочка…»
– Ладно, не будем больше гадать, Нази. Время всё расставит на свои места. Ты предупреждена теперь, и отныне, как ты и хотела, понесём этот тяжкий крест вместе. Все эти годы я думал о тебе, о твоём будущем. Знал, что после моей смерти твой статус Свидетеля ещё может защитить тебя от гибели, но он же обрекал тебя на одиночество, медленное угасание и старение без семьи и близких. Думаю, пришло время, когда ты должна иметь право голоса при обсуждении твоей будущей судьбы.