– Простите?..

– Представь себе, я знаю, что ты не зодчий, – Шоган обмахнулся развёрнутым веером. – Меня интересует не постройка башен, а их разрушение. С суши, с моря, в горных условиях. Воспользуйся услугами всех знающих эту область. Если через месяц твои теоретические идеи будут достаточно плодотворны, я передам тебе для их практического осуществления штурмовые отряды Сатори. Возможно, что вместе с его землями. Ступай!

– Ёсинака-сан! – Шоган выждал, когда Токемада поднимется после поклона и удалится. – Вызовите ко мне на завтра Огуро Сатори… Или нет, отправьте ему официальное письмо с требованием совершить сэппуку до завтрашнего захода солнца. Если у него будут какие-либо прошения к правительству, пусть изложит их письменно. Через месяц, на следующем заседании бакуфу, мы, возможно, их рассмотрим. А ко мне назавтра на час Змеи пригласите его старшего сына Хасэгаву.

*

– Госпожа! Приехал господин Матэцура Токемада из столицы. Он хочет видеть вашего отца.

Нази вздрогнула. Опустила флейту и удивленно посмотрела на служанку.

– Хорошо. Я сейчас выйду.

Матэ, элегантный, в оранжевом верхнем монцуки, из-под которого красиво просматривался ворот белого нижнего, в чёрных хакама с изящным жёлтым поясом, одна рука небрежно на гарде меча, – поклонился с достоинством и столичной придворной грацией. «Однако… – подумала Нази, отвечая на поклон. – Напрасно переживал отец! Любимое дитя Шогана…»

– Добро пожаловать, Матэцура-сан. Вы оказываете честь нашему дому. Отец должен сейчас вернуться. Позвольте мне занять вас до его прихода. Не хотите ли чай, сладости? – Нази посмотрела на служанку, которая тут же поклонилась и вышла. – Вы прибыли из Эдо? Дорога не была утомительна?

– Благодарю вас, Назико-сан. Радость видеть вас снова равносильна чести, которую вы оказываете мне гостеприимством в этом доме. Осмелюсь спросить о вашем самочувствии? Меня очень беспокоило ваше ранение, оно было серьёзным и для закалённого бойца.

– Благодарю вас. Уже нет никаких причин для беспокойства. Но я обязана вам жизнью, господин капитан.

– Не стоит об этом говорить, – небрежно ответил Матэ. – В некотором смысле… я тоже обязан вам жизнью. Я вернул долг, только и всего. Скажите, кто сейчас так чудесно играл на флейте?

– Вы льстите мне, Матэцура-сан. Моё умение очень скромно.

– Окажите мне честь, госпожа Назико, поиграйте ещё. Вы музицируете прекрасно. Искусство льстить не входит в число моих талантов.

– Благодарю вас.

Они прошли через ряд комнат на веранду, где лежали друг напротив друга несколько татами. «Для кого она играла?» – Матэ почувствовал лёгкий укол ревности.

– У вас были гости? – небрежно заметил он.

– Нет. Гости у нас редки. Тем желаннее их визиты.

Нази взяла флейту и опустилась на татами. Матэ сел напротив. Тут же подошла служанка с подносом, на котором стоял чайник с чашечками и лежали красиво разложенные фрукты и сладости. Нази тихо заиграла, глядя на струящийся поток.

– Красивая мелодия, - сказал Матэ, когда она закончила. – Я никогда её не слышал раньше. Что это за мелодия?

– Это легенда о мальчике Ароро из эпохи войны Гэмпэй. Вражеский лазутчик выкрал ребёнка из родного дома, и вождь враждебного клана воспитал его как приёмного сына, обучил искусству нинзя и направил уничтожить своих близких. Не ведая, что творит, он убивает отца и мать, но его узнаёт по примете старшая сестра, нянчившая его в детстве. Если бы она смолчала, ей не грозила бы смерть. Но она назвала его по имени… Связанный приказом своего господина, воин должен был убить и её. Но теперь он узнал правду о себе…

– Грустная история, – сказал Матэ и взял с подноса сливу. – Очень характерная для эпохи Гэмпэй.

– Это жизнь, – возразила Нази. – Подобные вещи случаются во всякие времена… А это мелодия, сложенная отцом в память о своём друге…

Она начала играть, но вдруг отняла флейту от губ.

– Вернулся отец!

Раскланявшись с хозяином дома, Матэ смиренно изложил ему задачу, которую поставил перед офицером Шоган, и попросил помощи и руководства опытного воина.

– Мой господин возлагает на меня большие надежды, а я глубоко сознаю своё невежество в этой области, – скромно добавил он. – Кстати, господин Шоган расследовал дело о ночном нападении на камакурской дороге, и виновные в этом бандитском акте были казнены. Господин Шоган желает лично принести вам извинения о ненадлежащей работе его охранных служб, допустивших происшедшее.

– Прошу вас отобедать с нами, – сказал Ошоби.

– Каким временем вы располагаете? – поинтересовался хозяин дома, когда обед подошёл к концу.

– Думаю, недели две у меня есть. Сейчас я в отпуске.

– В таком случае приглашаю вас погостить у нас.

– Вы оказываете мне большую честь! Благодарю вас и принимаю ваше приглашение с радостью!

– Нази, наш гость – знаменитый фехтовальщик, он мог бы преподать тебе уроки.

– Это честь для меня, – смиренно ответила девушка.

– Это вы оказываете мне честь, господин Ошоби! Я только неплохой ученик своих учителей, а вы – непревзойдённый мастер! Я дерзнул бы мечтать о ваших уроках…

– Я давно уже не практикую. Прошу в мой кабинет!.. Значит, Шоган задумал присоединить к Японии Эзо (Хоккайдо)? – внезапно произнёс Ошоби.

Следовавший за ним Токемада едва не споткнулся.

– Мне… ничего не известно об этом, господин…

– Это только стариковская привычка думать вслух, не обращайте на неё внимание. Мне приходилось бывать на севере. Одна небольшая крепость на перевале способна задержать первоклассное войско. Эдзо – народ воинственный, а их кланы только делают вид, что поддерживают Шоганат и подчиняются его распоряжениям. Но всё это – дело бакуфу, а не наше с вами, не так ли?

– Да, господин, – интересом произнёс Матэ.

***

С этого момента так и повелось, что первую половину дня старый Ошоби и молодой самурай вольготно располагались прямо на полу просторной комнаты между библиотекой и кабинетом хозяина, завалив её картами, схемами, свитками и книгами, за новыми порциями которых периодически посылалась в библиотеку Нази. Этоми Ошоби восседал на подушках, зорко оглядывая «поле сражений» (зрение у него оставалось отменное даже в эти годы), и подавал оттуда реплики и замечания. А гость, чаще всего лёжа на животе над какой-нибудь схемой или планом с самодельной указкой (или вакадзаси, или яблоком, или чем-либо ещё, что в азарте подвернётся под руку) ползал среди всего этого хаоса, передвигая фишки и флажки, увлечённо проигрывая всевозможные боевые комбинации. После обеда старый воин занимался своими делами или отдыхал, отправляя молодёжь в сад гулять или фехтовать до ужина.

Приняв наконец и душой мысль о том, что всё происшедшее было согласно с волей Нисана, Нази постепенно смягчалась. Их отношения с Матэ стали естественнее и непринуждённее, чему отчасти способствовали занятия и боевыми искусствами, благословлённые старым Ошоби. Нази была ещё не совсем окрепшей для тренировки в полную силу, но в порядке игры или разминки они охотно показывали друг другу различные комбинации иайдо и кун-фу, причём Матэ оказался очень требовательным учителем.

Нази понимала, что ему трудно. Очень деликатно молодой Токемада пытался определить правильную тактику своего поведения с ней. За её любезностью не было любви и за внешней обходительностью не высвечивалась искренняя сердечность. Матэ был не глуп и понимал это. И Нази хорошо понимала, что после того, как Токемада, отгостив, уедет, их отношения останутся на уровне разве чуть-чуть теплее норм общепринятого этикета. Любого другого самурая, даже имевшего бы на неё виды, такие отношения вполне устроили бы, это были самые нормальные отношения между мужчиной и женщиной в среде самурайской элиты.

Тем не менее, Токемаду они ничуть не устраивали, и Нази догадывалась почему. То, что на все их учебные поединки она брала исключительно меч Нисана (и Матэ каждый раз смотрел на него весьма напряжённо); то, что на просьбу самурая посетить место дуэли, девушка ответила вежливым и убедительным, но категоричным отказом; то, что она теперь постоянно носила на груди какую-то таинственную ладанку, которой до поединка не было… и некоторые другие подобные штрихи медленно, но верно отравляли наблюдательному самураю жизнь в доме Ошоби.