– Нази, о чём ты?! Перестань говорить о себе глупости, мне ли тебя не знать?! Что случилось?!.
– Простите меня… – девушка вытирала ладонью мокрое лицо. – Мне осталось только досказать…
Немного успокоившись и выпив предложенного ей чая, она тихо продолжила:
– В тот день, когда погиб Нисан, на меня напало страшное чёрное отчаяние. Словно всё померкло, всё рухнуло в моей жизни. Я неосознанно, но жадно стала мечтать о смерти, провоцировала Токемаду на неконтролируемую вспышку ярости. Безумие помрачило меня, и короткое забвение я нашла только, потеряв сознание на кладбище, возле могилы китайца.
Неожиданно я увидела сон — такой ошеломительно яркий и отчётливый, каких никогда ещё не было в моей жизни. Мне снилось, что мы идём по берегу океана – я и Нисан. Океан лазурен и спокоен, волны прибоя мягко, как котята, лижут удивительно белый, ровный, как шёлк и как бы просеянный песок прибрежной косы. Веет тёплый нежный ветер, развевая белоснежные одежды Нисана. Он всё тот же – лёгкий, улыбчивый — и какой-то весь сияющий необычным мягким светом. И ещё я вижу, что за поясом, перетягивающим его стройный стан, нет, как прежде, меча, и понимаю, что меч там, где мы идём, не нужен: кругом всё дышит ласковой умиротворённостью и покоем, – и океан, и песок, и небо, и ветер. Мы идём долго, и я так счастлива этому бесконечному пути, что хочется смеяться и плакать… Потом я сажусь на песок, Нисан ложится рядом и кладёт мне на колени голову. Мне хочется обнять её одной рукой, а другой гладить его волосы, потому что я чувствую, как глубоко и бесконечно люблю этого человека. И тут он поднимает ко мне лицо и говорит: «Нази! Твоя судьба – Матэ!» Я отвечаю, что – да, знаю, но не могу простить ему, что он убил Нисана. И вдруг Нисан стремительно садится и, глядя в глаза, говорит почти с болью: «Если не полюбишь его, как я, не будет тебе части со мною!» Тут я проснулась… вся в слезах… Отец! Тогда, во сне, я сразу поняла, что имел ввиду китаец, и всё же мне хотелось ещё раз уточнить и проверить себя… И я нашла это место — в Евангелии от Иоанна…
Нази протянула руку и взяла одну из книг. Руки её немного дрожали, когда она искала, а потом начала читать:
– «И во время вечери Иисус, зная, что Отец всё отдал в руки Его, и что Он от Бога исшёл и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался; потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову… Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу: ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам… Заповедь новую даю вам: да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга…»
Нази замолчала, медленно закрыла и опустила книгу. Горло её сжималось… Старый Ошоби смотрел на дочь с изумлением и нежностью.
– Господь нёс людям Своё Служение Любви. То же самое делал и Нисан. А я… я оказалась никуда не годной! – горько произнесла девушка.
– Нази! Не греши на себя! – воскликнул старик. – Ведь я знаю, что ты всю свою жизнь любила этого поросёнка — тщательно скрывая это от меня!
Она не опустила потемневших глаз:
– Нет! В том-то и дело! Неужели вы не понимаете?! Я любила свою мечту, выдумку, сказочного принца, героя из легенды! А Матэ оказался совсем другим… Живым… Страшным!.. Трудным…
Этоми весёлыми глазами смотрел на дочь и иронично кивал после каждого её слова. Потом с усилием разогнулся и, охнув, потёр рукою поясницу.
– И я не знаю, как мне теперь жить, – прошептала Нази. – Я не достойна зваться вашей дочерью…
– Ладно, хочешь, в утешение тебе поделюсь конфузом, случившимся с твоим «мудрым» и «достойным» отцом? – хмыкнул Ошоби, поднимаясь и начиная при ходьбе массировать поясницу.
Он рассказал ей про ночное тя-но-ю и поинтересовался:
– Знаешь ли ты, почему всё-таки Токемада предпринял это рискованное сопровождение Свидетеля из Эдо?
– Он хотел быть достойным своего отца и походить на него! – тут же ответила Нази.
– Всё это только цветочки! – остановился Ошоби. – Думаю, он хотел завоевать нашу любовь… в чём никогда не признается…
– … и которой не получил! – одними губами произнесла девушка.
– Вот именно! И я в ту ночь был поглощён своими чувствами и тревогами о тебе до такой степени, что не увидел совершенно очевидного и едва не упустил мальчишку, позабыв обо всех твоих мольбах помогать ему! Так что мы с тобой семья законченных эгоистов, можешь не валить всё на себя одну!
– Отец… Но почему вы смеётесь?..
– Радуюсь, что Господь хоть в шестьдесят пять лет да открыл мне на это глаза! А где Он открывает глаза, там даёт и помощь к исправлению.
– Вы думаете, что ещё можно будет что-то сделать? И вернётся ли Матэ?
– Он вернётся, – твёрдо сказал Ошоби. – Если только Шоган оставит ему жизнь…
========== Часть 5 ==========
– …ко всему прочему, ты научился ещё и лгать!
Матэ Токемада, простёртый в униженном поклоне перед помостом, на котором неприступно восседал Шоган, поднял умоляющее лицо:
– Господин мой, укажите хоть на одно лживое слово в моём докладе, и я, с вашего позволения, немедленно совершу от такого позора сэппуку!
– Мне не нужна падаль! – холодно отрезал Шоган. – Мне нужны живые и послушные самураи! Трижды послушные и преданные, смотрящие мне в рот, если у них не хватает собственного ума, чтобы не навредить своему господину! Я уже смирился с тем, что меня окружают идиоты вроде Масатаки, но я никогда не смирюсь с тем, что у меня своевольные офицеры вроде тебя! – Шоган ударил кулаком так, что охранники возле дверей тут же схватились за рукояти мечей.
Токемада снова уткнулся лбом в татами.
Шоган поднялся и прошёлся от стены к стене.
– Вы, Токемады, всегда упрямы, как ослы! Мой дед намучился с вами! Мой отец намучился с вами! Теперь, видно, мой черёд! Воспитывая тебя, я надеялся, что хоть один из вашего твердолобого рода будет мне абсолютно предан!
Матэ вновь поднял глаза.
– Позвольте мне сказать, мой господин… Но кто и когда из Токемад нарушил клятву верности Шоганату Токугава?
Шоган развернулся к нему с таким лицом, что Матэ мгновенно рухнул снова.
– Если бы это случилось хоть раз!.. Тебя не было бы здесь перед моими глазами! И духом твоим здесь не пахло бы!! Вас сразу вырезали бы всех до единого, до третьего колена, начиная от первого изменника! Шоганы Токугава не идиоты, чтобы отдавать в руки своих врагов таких бойцов! Да, о Токемадах говорят, что вы рождаетесь на свет с вакадзаси в зубах, разрывая ложесна матери, чтобы поскорее увидеть свет и волками ринуться в бой! Вы прирождённые бойцы, идеальные воины, это ваша кровь, ваше призвание и талант! Но сколько сил положил мой дед, чтобы завоевать ваши упрямые гордые сердца, ваши мечи и вашу преданность! И никогда, ни минуты – слышишь? – он не был уверен, что укротил ваш буйный норов и смирил вашу ненасытную жажду своеволия! Мой отец никогда не знал, что ожидать ему от своего первого самурая! Вы умеете верноподданно смотреть в глаза и протирать лбами пол у ног Шогана, но, выходя за порог, вы норовите делать всё абсолютно по-своему!
Немного успокоившись, он снова сел на подушку посреди помоста и задумался.
– Господин мой! Умоляю вас разрешить мне совершить сэппуку! Я не могу жить с таким позором вашего недоверия ко мне!
– Замолчи! – отрезал Шоган. – Ты умрёшь тогда, когда это будет нужно мне, а не когда этого захочешь ты, сколько раз я могу это повторять! Забудь своё самолюбивое «я», щенок!
